Фредерик Дар - Дальше некуда!
Радуясь произведенному эффекту, Старик продолжает:
– Что подало мне мысль провести маленькое дополнительное расследование? Одна деталь, господа... Одна простая деталь...
И он снова начинает лизать пальцы, как толстый котяра, занимающийся своим туалетом, смотреть на нас с видом превосходства и греть свои бубенцы о батарею.
– Если вы помните, в своих зловещих походах маньяк всякий раз пользовался крадеными машинами. Буальван же был на своей собственной. Как вам известно, господа, маньяки всегда действуют по одному и тому же церемониалу. Этот факт смутил меня...
– То, что вы говорите, очень даже неглупо, – соглашается Берю, просовывая два пальца в щель своей ширинки, чтобы почесать ту часть тела, которая чаще встречается с вшами, чем с девочками из «Лидо».
– Рад это от вас услышать, – усмехается Безволосый. Начальник «нравов» спрашивает:
– В таком случае, господин директор, кто такой, по-вашему, Жером Буальван?
Голова Яйцом поглаживает скорлупу (надо мне будет в один из ближайших дней преподнести ему кусочек замши).
– Этого я не знаю Возможно, его захватил психоз убийства. Такого рода серийные преступления вызывают, если так можно выразиться, подражателей. Отдельные индивидуумы уступают своим инстинктам...
– В общем, – резюмирую я, – Пакретт шлепнул невиновного?
Упомянутый мною стрелок начинает яростно грызть таблетку, бросив на меня кислый взгляд. Он из тех, кто никогда не прощает другим свои собственные ошибки.
– Невиновного! Это как посмотреть, – ворчит задохлик. – Было покушение на убийство, комиссар. Вы свидетель.
Старик в разговоре, уклонившемся от темы, берет инициативу в свои руки:
– Совершенно верно, дорогой Пакретт. Совершенно верно. Однако вы же знаете этих господ из прессы? Они всегда готовы нажать на чувствительность публики. А публика терпеть не может, когда полиция убивает людей, которые никого не убили. Буальван ведь никого не убил И еще она терпеть не может, когда стреляют в спину бегущему.
Бедняга Пакретт! Его жалкая физиономия приобретает бутылочно-зеленый цвет. На нездоровой коже вырастают новые прыщи. Он так расстроен, что даже каменное сердце Старика смягчается.
– Я вас не ругаю, – уверяет он. – Просто я предвижу выводы, которые сделают журналисты. С завтрашнего дня из-за этого нового убийства газеты сорвутся с цепи...
– Кстати, – вступаю я в разговор, – а как и где все произошло?
– У заставы Сен-Мартен, в конце дня. Проститутка была найдена в машине, которую водитель бросил в темном переулке.
– Есть описание убийцы?
– Еще одно. Парализованный старик, проводящий все время у окна своей квартиры, видел, как он разговаривал с девицей. По словам свидетеля, это мужчина среднего роста, одетый в старую куртку на меху и в бабском берете или в кепке. Точнее старик сказать не может.
Короткое молчание. Большой Босс берет линейку. Он похож на дирижера оркестра перед началом исполнения «Ночи на Лысом мосту».
– Господа, мы попали в сложное положение. Звериный и неуместный смех мерзавца Берюрье.
– Нужно принять самые решительные меры, – продолжает босс. – Если потребуется, мы бросим на это дело столько людей, сколько в Париже проституток.
Новый хохот Берю.
– Мобилизация еще не война! – фыркает он.
– Попрошу вас, Берюрье! – отчитывает его Безволосый. Хохот Толстяка прекращается, как свист воздуха из проколотой шины, когда она уже совсем расплющилась.
– Я хочу, – продолжает Лакированная Черепушка, – чтобы в каждой точке Парижа, где процветает проституция, были установлены посты.
Начальник «нравов» поднимает руку, чтобы попросить слово. Берю не может удержаться, чтобы не сказать ему:
– Если вы в туалет, это по коридору налево. По-моему, Берю со своими хохмами идет прямиком к отставке.
– Что вы хотели сказать, Пуату? – интересуется Большой Патрон.
– Позволю себе заметить, господин директор, эти меры действовали уже несколько недель, но не дали ничего, кроме дела Буальвана.
– Значит, усильте их! Это единственное, что мы можем сделать.
Совещание заканчивается, но только не для меня.
– Сан-Антонио, останьтесь, мне нужно вам кое-что сказать.
Остальные отваливают с подобающими случаю расшаркиваниями. Когда дверь закрывается за Ахиллесовой Пятой (я вам говорил, что Пакретта зовут Ахилл?), Старик набрасывается на меня, как шотландец на потерянный кошелек.
– Я на вас рассчитываю, мой дорогой друг.
– В чем, патрон?
– В том, чтобы вывести нас из тупика. У вас особые методы. Ваша фантазия подсказывает вам лучшие ходы, чем холодный расчет. Даю вам карт-бланш. Делайте что хотите и как хотите, но принесите мне результат.
Я секунду раздумываю.
– О'кей, патрон. Я пойду в атаку.
Глава 3
Я нахожу мою славную команду, за исключением начальника бригады нравов, в соседнем бистро. Пакретт предлагает украшенному флюсом Пинюшу таблетку витаминизированного аспирина. Берю, воинственный противник всяких медикаментов, заказывает большой стакан вина.
– Сопьешься! – усмехаюсь я, опуская очень важную часть моего тела рядом с очень объемной аналогичной частью Берю.
– Ничего со мной не будет, – возражает он. – Я убежден, что вино – это лучшее лекарство. Вот смотри, тут на днях звонит мне жена Альфреда: у ее благоверного жар как у лошади.
– Как у першерона или как у пони?
– Невежливо перебивать говорящего, даже если он младший по званию. – И он продолжает рассказ: – Я говорю Антонии: «У вас есть вино?» – «Да», – отвечает мне она. «Значит, так, – говорю, W согрейте кастрюлю вина и положите туда побольше сахару и перца, а потом дайте выпить Альфреду». – «Думаете, поможет?» – говорит она мне. «Попробуйте и увидите...» – отвечаю. Она попробовала. На следующий день, хочешь верь, хочешь нет, Альфред повел мою Берту в кино на фильм Скотча.
– Чей?
– Господи... Бискотта! Не, тоже не то... Ты знаешь, такого толстяка, похожего на яйцо всмятку?
– Кончай трепаться, у нас есть более важные дела.
Пино, которого флюс сделал очень неразговорчивым, решает все-таки высказать свою точку зрения. Она ясна и полна здравого смысла.
– Я считаю, – говорит он, – что весь этот шум поднят из-за ерунды. Кого убивает маньяк? Проституток, разве не так? Так чего надрываться, ловя его?
– Старик, – вздыхаю я, – твой гуманизм всегда приводил меня в замешательство. Когда ты молчишь, то можно забыть, что твои мозги давно разжижились. Дай бог, чтобы у тебя появился флюс и на второй щеке, тогда ты, может быть, не сможешь говорить.
Он насупливается. Берю осушает стакан, который ему принесли, за куда меньшее время, чем потребовалось бармену, чтобы его наполнить.
– Ну что, – спрашивает он, – старый козел взвалил это дело на нас?
– О руководстве можно бы и попочтительнее, – замечает Пакретт, откровенно осуждающий манеры своего нового коллеги.
– Слушай, ты, сядь и засунь себе свечку сам знаешь куда! – Он разражается громким смехом. – Нет, вы только посмотрите! Месье провел двенадцать лет – не решаюсь назвать это жизнью, – щупая шлюх, и еще хочет меня учить! – Его тон поднимается. – Запомни, крысиная задница, уроки вежливости я только раздаю, но никогда не беру.
– Успокойся, – стонет Пино.
– Нет, – отвечает Берю, который боится успокаиваться, потому что его приступы ярости длятся недолго, – нет, я не успокоюсь. Какая-то дешевка из «нравов», до костей пропитавшаяся лекарствами, какой-то фраер, убивающий первого встречного, потому что боится, что не сможет его арестовать, полупокойник еще учит меня, как разговаривать!
– Позвольте, – блеет Пакретт, чье лицо искажено от бешенства.
– Я позволю тебе только одну вещь, – заканчивает Берю, – оплатить мой следующий стакан!
– Я не собираюсь дольше терпеть это, – заявляет инспектор, вставая.
– Месье строит из себя дамочку из высшего общества, – не унимается Мамонт. – Вам надо пойти в мойщики туалетов, мадам, если у вас такое ранимое сердце.
Я удерживаю Пакретта за руку.
– Садитесь, старина. А ты, Берю, закрой пасть. Ты не на базаре.
– Я попрошу перевода, – уверяет Пакретт. – Такие издевательства просто невыносимы. Я не могу...
Берю собирается сказать ему новую гадость, но я отвешиваю ему под столом удар ногой, которым можно свалить обелиск.
Он дает пожирателю пилюль излить свою душу, после чего мы можем перейти к серьезным вещам.
– Ребята, начинаем большую охоту!
Естественно, после этих слов Берю считает своим долгом затянуть охотничью песню.
Чтобы заставить его замолчать, я снова пинаю его под столом и продолжаю:
– Пакретт, вы специалист по проституткам...
– Не смеши меня, – говорит Жирдяй. – Судя по внешности этого месье, он никогда не залазил на бабу. Ему бы для этого понадобилась лестница и обувка с шипами.
– Опять?! – вопит Пакретт. Он в ярости осушает свой стакан минералки. Добряк Пино заснул. Его голова свисает на грудь, как груша. По-моему, у меня та еще команда!
