Светлана Алешина - В пекло по собственной воле (сборник)
— Не свисти! — прикрикнул на него Кавээн. — Зарплату не дадут!
— Как же он в этом самолете-то оказался? — удивился Игорь.
— А нам не все равно, как? — возразил Кавээн. — Мы теперь спасать его будем, как и всех остальных, вот все дела.
— Официально он в отпуске, — сообщила я то, что узнала из списка пассажиров. — Летел в Красноводск из Питера на рейсовом самолете. С какой целью летел — не указано. Как частное лицо… Вообще — информации по катастрофе очень мало. Ясно одно — что не долетел совсем немного, километров пятьдесят.
Я посмотрела на двух своих подчиненных — весь личный состав нашей группы — и сказала:
— Можете считать это вводным инструктажем перед прибытием на место. Мне осталось сообщить вам очень немногое. Место падения самолета на расстоянии примерно пятидесяти километров к юго-юго-западу от Красноводска в точке с координатами 39 градусов 40 минут северной широты и 52 градуса восточной долготы. Причина катастрофы неизвестна, диспетчер зарегистрировал мат в эфире, после чего самолет пропал с экрана локатора. Посланные на место его исчезновения самолеты аэроразведки провели аэрофотосъемку предполагаемого места катастрофы, и на снимках он был обнаружен в указанной точке. Глубина моря в этом районе — от двадцати до двухсот метров. Самолет лежит на глубине тридцати метров на склоне подводной впадины. Над местом катастрофы сейчас стоят три спасательных судна. Мы будем работать на «Посейдоне». Сейчас монтируется аппарат для спуска спасателей к самолету.
— Как погода? — спросил Кавээн.
— Прогноз ненадежный, — ответила я. — Ветер северный, на море — среднее волнение, штормового предупреждения не передавали. Сейсмическая обстановка — устойчивая, толчков, даже отдаленных, не наблюдается. О жертвах не сообщается, возможно — все двадцать пассажиров погибли вместе с экипажем. Водолазы еще не спускались, и информации о самолете нет никакой.
Отряд мой молчал. А что говорить? Нужно своими глазами взглянуть на место катастрофы. Хотя что там смотреть — такие же волны, как и здесь, за бортом нашего катера. И пустынное море вокруг. Только три спасательских судна над невидимым под водой самолетом. Вот и все, что мы сможем увидеть на месте катастрофы.
Нет, нужно вниз спускаться, тогда хоть что-то прояснится, и только тогда мы сможем решить, успеем спасти людей, попавших в беду, или нет… Если, например, уклон дна там, где лежит самолет, большой, на наших попытках вызволить их можно поставить крест. Малейший толчок приведет к тому, что самолет соскользнет вниз, еще глубже, а при этом может еще и на отдельные части развалиться. Тогда все — конец!
Конечно, даже тогда мы будем пытаться их спасти. Но — уже без особой надежды, что кто-нибудь остался там живой…
Я так задумалась, что не сразу обратила внимание, что Игорек с дядей Сашей Кавээном сидят, уставившись в одну точку, и что-то сосредоточенно и удивленно рассматривают впереди…
— Что вы там увидели, Игорь? — спросила я и лишь потом посмотрела туда же, куда и они…
Признаюсь, что увиденное мной меня тоже поразило. Прямо на нашем пути по воде, словно посуху, двигался… железнодорожный состав! Было от чего остолбенеть. Не сразу я рассмотрела, что вагоны стоят парами и что впереди этих столь непривычных на море сугубо сухопутных транспортных средств идут два небольших спаренных катера-буксира. Они тащили несколько сцепленных между собою барж, на которых и стояли товарные вагоны.
— Товарняк пошел, — ответил на мой вопрос Игорь. — Интересно, а пассажирские, курьерские и скорые здесь тоже ходят?
Я пожала плечами:
— Нет, Игорь, наверное, только электрички…
Железнодорожный паром прополз поперек нашего пути, и мы неожиданно увидели три корабля, прежде скрытые от нас за вагонами.
— Вот мы и на месте, — сказал Кавээн. — Который тут «Посейдон»?
— Где вас черти носят? — «приветствовал» нас молодой полковник МЧС, командовавший работами на «Посейдоне». — Через час уже члены комиссии здесь будут, а у нас еще информации никакой нет. Что мне им докладывать? Что несколько часов ждал спасательную группу?
— Комиссия посидит и без информации, ничего с ней не случится. Да и с вами тоже, полковник! — резко ответила я, возмутившись тем, что он все поставил с ног на голову. — А вот людям, которые там, под водой, возможно, дышать уже нечем! У вас готов аппарат?
— Минут через сорок будет готов специальный тамбур, который можно герметично присоединить к обшивке самолета… — пробормотал он.
Я посмотрела на него уничтожающе. Вот такие, как этот полковник, «спасатели» разваливают наше МЧС! Его больше всего беспокоит, как он будет выглядеть в глазах прибывающего начальства, а о людях, находящихся в экстремальной ситуации и ждущих его помощи, он и не думает. Вот главная опасность для нас, а вовсе не происки наших противников. Самый страшный враг тот, что внутри нас самих.
— Приготовьте немедленно легкий акваланг! — сказала я полковнику. — Пока вы там будете возиться со своим аппаратом, я сама спущусь к самолету, посмотрю на все своими глазами…
— Вам нечего там делать, капитан! — резко возразил мне полковник. — Мои люди уже спускались на дно и делали рекогносцировку…
— Им удалось выяснить, живы пассажиры или нет? — перебила я.
Полковник покачал головой.
— У них было другое задание, — сказал он. — И они его выполнили. А вам, капитан, не мешало бы помнить о существенной разнице в звании и в должности, которая между нами существует!
Я разозлилась.
«Так ты мне свои погоны будешь в нос совать? — подумала я угрожающе. — Хорошо, полковник, сейчас мы всех по своим местам расставим».
У каждого человека есть какие-нибудь психологические проблемы. Это его наиболее больное и тщательно скрываемое место. Опытному психологу достаточно, однако, внимательного взгляда и нескольких фраз, чтобы в общих чертах установить суть психологической проблемы конкретного человека — они все типичны и в силу того — схожи у разных людей. Вот дальше начинается уже сфера индивидуального — у каждого конкретного человека одна и та же проблема развивается по-разному, в зависимости от частностей его жизни. Но мне и не нужно было знать о жизни этого испуганно-нагловатого полковника ничего личного и индивидуального. Он целиком укладывался в общую схему. Я заметила, что, слушая меня, он украдкой пялился на мою грудь.
— Вам, полковник, тоже не мешало бы помнить, что вы взрослый и полностью свободный в своих поступках человек, — сказала я, подойдя к нему вплотную. — Перестаньте думать о том, что и мама, и начальство очень далеко от вас на берегу и вам не у кого спросить, что делать дальше… Здесь начальник вы, и вы должны принимать решение самостоятельно, как бы страшно для вас это ни было.
Я понизила голос и перешла на громкий шепот, слышный только мне и ему, поскольку остальное касалось только нас двоих и я вовсе не хотела, чтобы Игорек и Кавээн слышали мои слова.
— И прекратите наконец грезить, как приятно и спокойно было бы уткнуться в мои груди и заснуть на них. Женская грудь предназначена для мужчин, а не для мальчиков!
Полковник покраснел и плотно сжал тонкие мальчишеские губы. Он явно хотел что-то мне ответить, но легкое покачивание палубы под ногами напоминало о том, что под ногами у нас не твердая и надежная почва, а колеблющаяся поверхность воды, скрывающая под собой неясные опасности и неизведанные глубины.
Неважно, что судовой эхолот показывал всего тридцать метров глубины, — чувственное восприятие всегда берет верх над логикой и здравым смыслом, особенно в таких неустоявшихся зависимых натурах, как этот еще не вышедший из младенческого возраста полковник. Поверхность воды он скорее всего воспринимал как бездну под ногами, а самостоятельность была для него столь же пугающей бездной.
Он оторвал наконец глаза от складок комбинезона на моей груди и посмотрел мне в глаза.
— Делайте, что хотите, — и, быстро повернувшись, ушел к себе в рубку.
Я вздохнула, с горечью убедившись в верности своего мгновенного диагноза. Я была бы рада ошибиться в своих представлениях об этом человеке, но, к сожалению, он был именно тем, кем был, — типичным представителем современных мужчин — слабых и целиком переложивших на плечи женщин всю ответственность за устройство нашей общей жизни. Такие, по-моему, сами не вполне уверены, что они — мужчины. А обилие голубого оттенка в современных сексуальных отношениях лишь утверждает меня в этом предположении.
Игорек сказал мне негромко на ухо:
— Здорово ты его отшила! Интересно, что ты ему там шептала?
— Игорь! Ты не хочешь покраснеть так же, как он? — спросила я Игорька, который постоянно пытался научиться моим профессиональным приемам. — Тогда не спрашивай о том, чего я не стремлюсь рассказывать сама. Давай-ка, быстро готовь акваланги. Спустишься со мной к самолету.
