Клайв Касслер - Змей
— Какой у них курс, Хансен? — спросил он.
— 90 градусов, — ровным голосом ответил рулевой.
Нилсон отметил точки крестиком на миллиметровой бумаге, провел между ними линию, снова посмотрел на экран радара. Затем приказал вести наблюдение по правому борту. Линии на карте показывали, что чужой корабль стремительно идет им навстречу параллельным курсом, немного левее. Нилсон вышел и посмотрел в бинокль. Никаких признаков другого судна. Второй помощник прохаживался, время от времени задерживаясь у радара. Он опять поинтересовался курсом корабля.
— 90 градусов, сэр, — ответил Хансен.
Нилсон внимательно изучил показания гирокомпаса. Даже незначительное отклонение может стать критическим, и он хотел убедиться, что судно идет верным курсом. Хансен потянул талреп над головой. Склянки пробили шесть раз — одиннадцать часов.
Нилсону нравился звук корабельных склянок. Во время ночной вахты, когда накатывало ощущение точки и одиночества, удары склянок напоминали о романтических чувствах, которые он испытывал к морю еще юношей. Впоследствии второй помощник будет вспоминать об этом звоне как о предвестнике гибели.
Вновь взглянув на дисплей радара, Нилсон нанес на карту еще одну отметку.
Одиннадцать часов. Корабли разделяло расстояние в семь миль. Нилсон подсчитал, что суда пройдут на достаточном расстоянии друг от друга. Он снова вышел и посмотрел в бинокль. Какое-то сумасшествие. Там, где по показаниям радара должно быть другое судно, чернела темнота. Возможно, у него повреждены габаритные огни. А может, это военный корабль на учениях.
Нилсон посмотрел на правый борт. В ночном небе ярко сияла луна. Снова повернулся налево. Ничего. А что, если то судно скрыто густым туманом? Нет, вряд ли, ни один корабль не будет идти с такой скоростью в густом тумане. Второй помощник подумал: а не снизить ли «Стокгольму» скорость? Нет. Капитан услышит переговоры по внутренней связи и примчится на мостик. Обойдемся. Позовем старого осла после того, как корабли успешно разойдутся.
В 11.03 приборы на обоих судах показывали, что расстояние между ними составляет четыре мили. Все еще никаких огней.
Нилсон снова подумал, не позвать ли капитана, и опять отказался от этой идеи. Он также не отдал приказ включить звуковое оповещение, как предписывают правила судоходства. Зачем? Всего лишь напрасная трата времени. Они же в открытом океане, ярко светит луна, видимость, должно быть, миль пять.
«Стокгольм» продолжал свой путь в ночи со скоростью восемнадцать узлов.
Дозорный из «вороньего гнезда» прокричал:
— Огни по левому борту!
Наконец-то.
Позднее аналитики будут в недоумении пожимать плечами, не понимая, как два оснащенных радарами корабля могли столкнуться в открытом океане. Их притянуло, словно магнитом.
Нилсон присмотрелся к огням чужого судна. Две белые точки — одна выше, другая ниже — горели в ночи. Хорошо. Положение огней указывало на то, что корабль собрался пройти по левому борту. Вот появился и красный свет слева, подтверждающий, что судно удаляется от «Стокгольма». Корабли разойдутся по левому борту относительно друг друга. Согласно показаниям радара, расстояние между судами чуть больше двух миль. Нилсон взглянул на часы. Было 11.06 вечера.
* * *Из того, что видел на экране радара капитан «Андреа Дориа», было ясно, что корабли без труда разойдутся по правому борту. Когда расстояние между судами сократилось до трех с половиной миль, Каламаи отдал приказ взять левее на четыре градуса, чтобы между кораблями оставалось достаточное расстояние. Вскоре в тумане замерцали радужные полупрозрачные пятна, и вот стали отчетливо видны белые бортовые огни.
Капитан Каламаи ожидал увидеть зеленый по правому борту чужого корабля.
Между судами — одна миля. Нилсон вспомнил, как один из газетных обозревателей сказал, что «Стокгольм» способен развернуться на десятицентовой монете и еще останется восемь центов сдачи. Ну что ж, пора проверить маневренность красавца-лайнера на деле.
— Два румба вправо, — отдал Нилсон приказ рулевому.
Как и Каламаи, он хотел, чтобы корабли разделял достаточный промежуток.
Хансен крутанул штурвал. Нос судна повернулся на двадцать градусов вправо.
— Выровнять корабль по курсу.
Зазвонил телефон на стене. Нилсон снял трубку.
— Мостик, — ответил он.
Нилсон, уверенный в полной безопасности, встал спиной к окнам, лицом — к стене.
От наблюдающего в «вороньем гнезде» донеслось:
— Огни двадцать градусов по левому борту.
— Спасибо, — ответил Нилсон и повесил трубку.
Он снова подошел к дисплею радара, еще ничего не зная о новой траектории итальянского корабля. Точки на экране сейчас были настолько близки друг от друга, что всматриваться в изображение не имело смысла. Нилсон вышел на левый борт и без всякого волнения поднес к глазам бинокль.
Увиденная картина не оставила от благостного состояния второго помощника камня на камне.
— О Господи!
Нилсон онемел от изумления, заметив неожиданное изменение мачтовых огней.
Верхний и нижний теперь поменялись местами. Красного, указывающего левый борт, теперь не было. Сейчас горел зеленый, означавший правый борт. Видимо, встречное судно внезапно решило повернуть влево.
Мерцающие палубные огни огромного черного корабля, вынырнувшего из тумана, были ясно видны, а правый борт судна оказался прямо по курсу идущего на высокой скорости «Стокгольма».
Нилсон закричал:
— Право руля!
Затем бросился к судовому телеграфу и, рванув ручки, установил их в положение «Стоп», будто можно заставить корабль остановиться одной лишь решимостью. Раздался невероятный лязг и скрежет железа.
— Полный назад!
Нилсон оглянулся на рулевого. Хансен стоял, как каменный истукан в языческом храме.
— Проклятие! Я сказал «право руля»! — прокричал второй помощник.
Хансен стал поворачивать штурвал. Нилсон отказывался верить собственным глазам. Матрос вертел колесо не вправо, что давало бы хоть маленький шанс избежать столкновения. Нет, Хансен медленно и целенаправленно поворачивал штурвал влево.
Нос «Стокгольма» описал смертельную дугу. До слуха Нилсона донесся звук противотуманной сирены — предупреждение от того, другого судна.
В машинном отделении творился хаос. Механики бросились открывать клапаны, чтобы машина дала задний ход. Весь корабль вздрогнул, когда началось торможение.
Слишком поздно. «Стокгольм» стрелой летел на беззащитное встречное судно.
* * *Как и Нилсон, капитан Каламаи видел мачтовые огни другого судна и заметил, что цвет их вдруг поменялся. Красный, обозначающий левый борт, горел как рубин на бархате ночи. Значит, встречный корабль внезапно решил повернуть вправо, то есть идти лоб в лоб на «Андреа Дориа»!
Никакого предупреждения. Ни сирены. Ни свистка. О внезапной остановке при такой скорости не могло быть и речи. Судно неизбежно пройдет еще несколько миль по инерции...
В считанные секунды надо было что-то предпринять. Можно совершить маневр вправо, прямо навстречу опасности. Вдруг судам удастся разминуться, только слегка коснувшись друг друга... Да, есть шанс, что «Андреа Дориа» сумеет уйти из-под удара другого корабля.
Каламаи принял отчаянное решение.
— Лево руля! — прокричал он.
Офицер с мостика уточнил — не хочет ли капитан остановить двигатели? Каламаи отрицательно покачал головой.
— Скорость не снижать!
Он знал, что на высокой скорости «Андреа Дориа» лучше слушается руля.
Рулевой обеими руками крутанул штурвал влево. Дважды прозвучал гудок. Большой корабль еще полмили по инерции шел прямо и только потом начал совершать поворот.
Капитан осознавал, насколько рискует, подставляя борт «Андреа Дориа». Он молил Бога, чтобы встречное судно успело совершить маневр, пока есть время. И Каламаи все еще не верил, что корабли столкнутся. Происходящее казалось кошмарным сном.
Крик одного из офицеров вернул капитана к действительности:
— Он идет прямо на нас!
Приближающееся судно направлялось к правому борту, откуда за происходящим с ужасом наблюдал Каламаи. Острый, несколько приподнятый нос корабля, казалось, был нацелен прямо на капитана.
Командир «Андреа Дориа» имел репутацию человека выносливого и несгибаемого. Но сейчас он думал о том, про что в подобной ситуации подумал бы каждый: о спасении своей жизни.
Мощный нос шведского судна легко, точно штык, пронзил идущий на полной скорости «Андреа Дориа». Корпус итальянского судна был проломлен на треть его девяностофутовой ширины. При весе почти в тридцать тысяч тонн — в два раза больше «Стокгольма» — итальянский лайнер поволок за собой чужака. А потом «Стокгольм» подался назад, вскрыв семь из десяти пассажирских палуб!
