Михаил Нестеров - Игра по своим правилам
Девушка обернулась. Там за горами, изрытыми пещерами, где нашли пристанище полчища летучих мышей, скрывались тропические долины, дымящиеся от испарений рек и болот. Там море цветов – гвоздик, лилий, орхидей. Там вечно кочующие туманы. Там плантации кофе, бананов, кокаинового кустарника. Оттуда началась погоня, оттуда рванула в свой последний марш-бросок смерть.
Необыкновенное и пугающее настроение, овладевшее восемнадцатилетней беглянкой, в безумном экстазе родило слова:
– Да, этот городишко вырос из-под земли, как картофельная ботва.
Это – конец. Шальная фраза, вылетевшая из горла сухой дробью, породила мысленное дополнение: «Теперь уже все равно…»
Покачиваясь, теряя последние силы, девушка спустилась по узкому ущелью. Она подошла к окраине поселка со стороны кладбища. Могилы из плит разной формы и разного цвета – от коричневого до синего и оранжевого. Все яркие цвета были отданы, как память, усопшим.
Она рухнула у порога крайнего дома и постучалась в дверь истерзанной о камни рукой в тот момент, когда солнце нырнуло за скалы и украсило горизонт малиновым ореолом.
Она очнулась при звуке голосов. Женщина говорила тихо, неуверенно. Мужчина – резко, опасливо.
– Куда ее? Может быть, в винный погреб?
– Дура! Хочешь, чтобы они нас порезали, как кур?! Милости от них не дождешься, и не жди ее…
Они говорили по-испански. Девушка за полгода, проведенные на гасиенде Рафаэля Эспарзы, освоила этот язык, который поначалу казался ей мелодичным. Сейчас же в нем ничего, кроме вражды.
Женщина склонилась над беглянкой и коснулась ее спутанных, как конская грива, волос:
– No tengas miedo.
– Si, gracias… – ответила девушка. В груди зародилась надежда. Эта женщина лет тридцати сказала, что ей не стоит бояться.
– No hay de que. Como se llama usted?
– Наташа… Сой русо.
Женщина коснулась пальцами своей груди и назвала свое имя:
– Сальма.
– Пута! – то ли выругался, то ли констатировал хозяин лет сорока.
Наташа не обиделась. Проституткой ее называли часто.
– Баста! – выкрикнул мужчина, изобразив руками крест. – Баста!
Но он все же помог жене, резко и грубо подняв девушку. Ей казалось, он намеренно причиняет боль, сильно сжимая ее руку. Он отпустил ее, едва перешагнул порог дома.
– Ты сбежала от дона Эспарзы? – спросила Сальма, снова присаживаясь рядом. – Принеси воды, – потребовала она от мужа.
– Да. Откуда вы знаете?
– Я работала у сеньора Рафаэля, год назад он выгнал меня. Я видела у него несколько девушек, похожих на тебя. – Сальма развела руками: – Здесь все принадлежит дону Эспарзе.
– Расскажи ей, что у тебя болит и чем ты лечишься, – сердито съязвил мужчина, подавая воду в жестяной кружке.
– Грасьяс, – поблагодарила его Наташа. Она выпила воду с жадностью. Приподняв край майки и невольно обнажая грудь, она вытерла травяные потеки на щеках и подбородке.
– Еще воды? – спросил мужчина, узрев соблазнительные прелести девушки.
– Нет, спасибо.
– Точно не хочешь?..
«Я видела у него несколько девушек, похожих на тебя», – крутились в голове слова Сальмы. Наташа долго не решалась на побег, напрасно уговаривала других русских девушек, попавших в Колумбию из Испании; всего на гасиенде Рафаэля Эспарзы их было пять. Особенно Наташе хотелось взять в рискованное мероприятие семнадцатилетнюю Сашу Тимофееву. Она была здорово похожа на Марину – дочь российского министра информации Любови Левыкиной. Марина вела молодежное шоу на телеканале СТС и всегда вызывала зависть у сверстниц раскованностью, грацией, красотой. Однако она никогда не казалась маменькиной дочкой. Она была самостоятельна во всем. И отчего-то вот сейчас, когда образ молоденькой телеведущей снова возник перед глазами, Наташа подумала: «Если бы дочь министра стала невольницей кокаинового короля…» Да, она бы не задержалась в плену надолго. Перед мысленным взором предстало звено истребителей, тянущих за собой разноцветный – бело-красно-голубой – дымный шлейф. На тайный аэродром опускается большой военный самолет, из люков выскакивают российские десантники, одетые в черные штурмовые костюмы. Они с боем прорываются на виллу Эспарзы и освобождают пленницу. Вернее – дочь высокопоставленного чиновника. Но Саша Тимофеева не дочь российского министра.
– Почему ты сбежала? – спросила Сальма. – Дон Эспарза хорошо относится к девушкам.
– Он – да, – ответила беглянка. – Но его сын…
– Да, Артуро настоящая свинья. Ему отбили мозги, – неожиданно поделилась с Наташей Сальма. – Он хотел стать боксером, но стал свиной отбивной. Он педераст. Он трахает всех в зад.
– Твой язык накличет на наш дом беду, – сварливо, как женщина, заметил хозяин.
– Я говорю то, что есть. Артуро всего двадцать два, но он настоящий зверь. Я хорошо знаю Рафаэля и удивляюсь, почему он до сей поры не пристрелил своего отпрыска!
– Мне тоже удивительно, почему ты все еще жива! Вот увидишь!.. – мужчина потряс над головой кулаком.
Сальма неожиданно рассмеялась. Она была чистокровная индианка, ее муж – самбо, потомок негров и индейцев. У нее были удивительные, словно загорелые, глаза. Они вобрали в себя все карие краски этой местности, с вкраплением синих едва заметных пятнышек. Она словно спустилась с гор и одновременно с вершины далекого, скрытого туманами веков времени. Что креолки по сравнению с ней, в жилах которой текла кровь индейцев чибча… Пробор на голове Сальмы подчеркивал ее смуглое лицо, указывая на него чуть изогнутой стрелкой. В ушах поблескивали простенькие сережки. Она вызывала странные ощущения. От нее невозможно было оторвать взгляд – потеряешь ее навсегда, едва успеешь моргнуть. Она в один миг унесется на вершину самой высокой горы. Ее непорочный облик отвергал все блага цивилизации, поскольку была она благом этого края.
Девушка смотрела на Сальму, и ее глаза затуманились. Эта красивая женщина и ее муж, едва волочивший изуродованную ногу, лишь на короткий срок приютили беглянку. Они не станут рисковать и выдадут ее людям Эспарзы, идущим по пятам. Они добрые, может быть, милые люди, но живут они по законам этой местности. Живут в нищете, невольно придерживаясь интернационального правила: «Лучше быть бедным и здоровым…» На них не подействуют никакие уговоры; жалость – лишь временная гостья в их скромном жилище. И ничего – абсолютно ничего нельзя предложить им, даже свое однажды продавшееся тело.
Помощи ждать неоткуда. Она – не та, ради которой в небо взмоют призрачные истребители…
Боясь потерять кончик сумасшедшей нити, беглянка заговорила быстро-быстро. Она ни разу не запнулась, словно сдавала этим людям экзамен по испанскому языку.
– У дона Эспарзы находится дочь российского министра. Он не знает об этом. Она тоже не говорит о высоком положении своей матери. Она боится, что сеньор Рафаэль расправится с ней, едва узнает, кто она на самом деле. Сообщите об этом в российское посольство, вам заплатят большие деньги. Ее зовут Марина Левыкина. Ей семнадцать. Она вела шоу на российском телеканале. Пожалуйста!
Она говорила так быстро, словно уже в этот миг к дому Сальмы Аланиз подходила группа вооруженных людей, словно услышала злобный визг свиней и озлобленный людской возглас, сопровождаемый пинками в дверь: «Abre la puerta!»
Она не знала, не могла знать, что ей принесет ложь, – может, вообще ничего, но пытаться подать весточку о пленных русских девочках стоило. И то был единственный шанс. Никто не пошевелится ради безымянной проститутки, залетевшей поначалу на испанские берега на иллюзорных крыльях модельной звезды. Главное, в России узнают об этом.
Наташа придумала множество деталей, описывая не саму Марину, но ее мать. Какое высокое положение она занимает, какой у нее богатый дом. Что она попутно занимается большим бизнесом. И конечно, ради дочери, пропавшей четыре месяца назад, сделает все возможное и невозможное, заплатит любые деньги даже за самую крохотную информацию о ней.
– Пожалуйста!..
– Не слушай ее! Зачем нам это?! Сальма, я тебе говорю!
Девушка видела, как ее стрелы, смазанные корыстным ядом, доходят до цели. Сальма покусывала губы, слушая беглянку. Ее непорочный образ испарился, она впитывала в себя замаячившие над золотистой горой блага цивилизации.
– Надо выгнать ее!
– Нет, пожалуйста! Марина была одета в коричневые туфли, костюм от Анны Малинари. В такой одежде ее привезли на гасиенду.
– Запрем ее в клетке с курами и сдадим дону Эспарзе. Пусть он заплатит меньше, чем какой-то министр, зато спать будем крепко. – Во рту мужчины бился не горячий язык, а острое, змеиное жало.
Девушка отдала последние силы. Она опустила голову на руки, и ее глаза закрылись. Она была отравлена лошадиной дозой кокаина и не могла справиться с ядом, окрасившим ее вены в болотный цвет. Она умерла спустя двадцать минут. Над ней недоброй молитвой, больше походившей на проклятие, прозвучал голос чернокожего хозяина:
