Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох
Пичугин вернулся встревоженным. Алешке показалось, что даже конопушки на остреньком Шуркином носу от волнения слегка поблекли. Оказалось, на втором этаже шальная пуля расколотила окно, как раз в тот момент, когда гимназист проходил мимо.
Алексей пытался пошутить, что, дескать, главное, чайник цел, но Пичугин даже не улыбнулся. Впечатлительный Шурик, наверное, только сейчас до конца прочувствовал, что ношение винтовки сопряжено с риском для жизни. События же нынешней ночи не оставляли никакой надежды на то, что в ближайшем будущем жить на свете станет безопасней.
– Так и полыхает! – Круглые пичугинские глаза сквозь стекла очков казались еще больше. – Как раз где общежитие. Там бой идет.
От Шуркиных речей стало не по себе. Лиходедову сразу вспомнился совместный поход в пивную и их с Мельниковым разговор.
– Серега, а ты помереть боишься? – спросил тогда Алексей у товарища.
Здоровяк Мельников замер, упершись взглядом в стоявшую перед ним кружку.
– Это если убьют, что ли? – переспросил он и тряхнул русой челкой. – Если сразу – то не боюсь. А так…
– А я вдруг про родителей подумал. Как они переживут такое?
– Дребедень. А как другие переживают? Разговор был всего-то неделю назад, а обстоятельный силач Серега успел уже побывать в настоящих боях под Каменской.
…Мельников жил на углу Барочной и Кавказской. Вчера утром, спускаясь по Почтовой улице, Алексей лишь чудом не набрал полные ботинки талой воды, ручейками сбегавшей в обрывистую балку.
Калитка была открыта. Старый дворовый пес по кличке Янычар, узнав Алешку, радостно завертел хвостом и ткнулся мордой в колени.
Сережка сидел на кухне и пил чай из самовара, обняв дымящееся блюдце закопченными ладонями.
– Я думал, это мать, – удивленно улыбнулся он, – она на базар пошла.
– Греешься?
– Ага, – Мельников аппетитно прихлебнул, – за эти дни так околел, что никак не оттаю. – Он опять улыбнулся, но уже как-то грустно. Всегда и так казавшийся старше своих сверстников физически крепкий Серега выглядел еще взрослее, словно с момента расставания прошла не неделя, а несколько лет.
Алексей снял с плеча винтовку и поставил в угол рядом с Серегиной. Мельниковская успела потерять заводской блеск и была вся в царапинах. Никто б не подумал, что номера этих трехлинеек отличаются всего на одну цифру. К тому же на хозяйской Лиходедов насчитал пять зарубок. Поймав Алешкин взгляд, Мельников пояснил:
– Трое в Глубокой, душу их в тряпки, и два под Персиановкой.
– Ну да?! А пулемет?
– Еще у Сулина раскорежило, так-разэтак. Снаряд, будь oн неладен.
Пока оттаивающий Серега рассказывал, как часть их отряда вырывалась из-под Глубокой, пришла его мать.
Жили они втроем. Сергей, мамаша и бабка – отцова мать, которая часто наведывалась в Заплавскую, к своей родне. Мельников-старший погиб еще весной 1915-го. Здоровенный был человек, из потомственных казаков. Перед германской стал работать в кузнице у Сенного рынка, все хотел дело свое открыть: ковать художественные ограды. Но война помешала.
Серега вышел весь в него – такой же высокий, сильный, упрямый, с прямой русой челкой над сдвинутыми бровями, часто немногословный, и ругается точь-в-точь как отец.
– На базаре паника. Только и разговоров, что про смертоубийство Каледина, да что от Грушевки красная конница наступает, – с порога сообщила Серегина мать, тетка Варвара, снимая платок и здороваясь с Алексеем.
– Если б наступала, то уже бы у нас во дворе была, итить ее в гроб, – мрачно заметил Серега. – Мы про нее еще утром слыхали. А насчет Каледина я так думаю: «Бог простит, а Дон отомстит».
Тетка Варвара вздохнула и в шутку погрозила сыну пальцем:
– Шош ты будешь делать… Опять ругается, ну чистый батька!
Действительно разъезды, высланные в тот день в направлении станицы Грушевской, никакого противника не обнаружили. Видимо, местный помещик, прибежавший в штаб с этой ужасающей вестью, с перепугу принял за колонну красной кавалерии гурты скота.
Пока Серега прорывался с частью отряда из-под Персиановки, Алешка с Шуркой гордо расхаживали по городским улицам с винтовками на плечах. Когда заканчивалось их дежурство в Казначействе, гимназисты доставляли пакеты, расклеивали атаманские воззвания. Один раз даже разыскивали цыгана, умыкнувшего полевую кухню от партизанского общежития на Барочной улице.
С помощью знаний, почерпнутых Пичугиным из рассказов про сыщиков, пропажа в конце концов была обнаружена. Так и осталось неизвестным, что прельстило похитителя: пара убогих лошадок или содержимое кухни. Но когда кухню, еще теплую, нашли во дворе на Песчаной, ни того ни другого уже не было. Однако за возврат казенного имущества Алешку и Шурку лично поблагодарил полковник Смоляков, в ведении коего оно и находилось.
Дома у Лиходедовых считалось, что сын служит курьером при штабе. Правда, у матери случилась истерика, когда Алексей заявился домой с новенькой винтовкой, но отец ее успокоил, сказав, что «теперь оружие кому только не выдают, а раз и Алешке выдали, то, вероятно, считают, что так лучше…» И что-то еще в том же духе. Мать сделала вид, что поверила, но патроны все же спрятала, «чтобы Алешенька, не дай Бог, кого-нибудь не ранил».
Пришлось пару дней занимать патроны у Пичугина. Вскоре боеприпасы были обнаружены за образами, и больше никто из домочадцев на них не покушался.
Дежурство в Казначействе длилось сутки через сутки. Алешку и Шурку меняли два прапорщика – бывшие добровольцы, не пожелавшие уходить с Корниловым. Их сменой командовал земляк старшего урядника Угоды – вахмистр Тюрин. Алешка слышал, что прапорщиков собирались отправить под Персияновку – офицеров в отбивавшихся от большевиков партизанских частях катастрофически не хватало, – а на их место прислать солдат-связистов. Сутки назад сняли и жидкое уличное оцепление…
Алексей вздрогнул – зазвонил телефон. Угода поднял трубку.
– Алле. Старший караула урядник Угода слухает! Точно так, постреливают вокруг. Есть груз готовить! Будет исполнено, ваш высокородь!
Положив трубку, урядник озадаченно крякнул:
– Звонил второй генерал-квартирмейстер полковник Смоляков. Наказал груз отпереть и сносить к дверям. Скоро подадут грузовик. Старший команды – подъесаул Ступичев.
«Ступичев… Ступичев… Что-то знакомое!» – подумал Лиходедов.
– Видать, совсем худо дело, раз Походный свои железяки увозит, – вздохнул Угода. – Сдадут город.
Алешка переспросил:
– Железяки? Василь Василич, а что там?
Урядник пожал плечами:
– А бес его знает… В документах написано: «Части печатных машин государственного Монетного двора. Из Петрограда».
С улицы послышался рокот мотора, в зарешеченных окнах мелькнул отсвет фар. Грузовик сдал задом, встал почти вплотную к дверям Казначейства. Приехавшие ни глушить мотор, ни сигналить не стали. Раздался настойчивый стук прикладов в дверь.
По разработанному ранее плану Алексей и Шурка примкнули штыки, схоронились за караульное помещение и прицелились.
Старший караула с наганом в левой руке и шашкой наголо в правой приблизился к двери.
– Кто идет?
– По поручению полковника Смолякова офицер отдела оперативной связи подъесаул Ступичев!
Угода отодвинул засов. В дверь просунулся офицер и протянул бумаги:
– Мои документы и наряд на груз.
Урядник вогнал шашку в ножны и отошел на свет. Глянув на фамилию и печать Всевеликого Войска Донского, сказал:
– Пожалте, ваш высокбродь.
Офицер был в светлой бекеше и низко надвинутой черной мохнатой папахе. Правую руку он держал на перевязи. Проходить в коридор штабист не стал. Увидев вышедших из-за караулки стрелков в гимназических шинелях, подъесаул кашлянул в кулак, а потом, обращаясь к Угоде, хрипло сказал:
– Со мной двое солдат. Поможете – быстрее будет. А я к шоферу.
После звонка из штаба караульные успели вытащить из хранилища только пять ящиков. Погрузив их, караул и двое солдат-связистов успели перенести в кузов еще семь.
Вдруг из грохающей темноты со стороны Ратной улицы выбежали вооруженные фигуры. Оглядываясь назад и отбрасывая впереди себя неестественно длинные тени, они направились к дверям.
– Леха, это мы! – Алешка узнал Серегин голос. – Не стреляйте!
С Мельниковым были двое студентов. Один, опираясь на другого, сильно прихрамывал.
– Ему матросы ногу прострелили, так-разэтак, – пояснил Мельников, – перевязать надо.
– Откудова матросам взяться? – удивился Угода.
– Вы, Василь Василич, скорее в штаб звоните или помощнику атамана, – попросил Серега урядника, – их там целый отряд, в тряпки их душу!
– Ах ты ж… – пожилой казак заторопился к аппарату. – Зараз про груз справлюсь, мабуть вы и спроводите господина подъесаула до места. Да и раненый у вас.
– Какого подъесаула? – насторожился Мельников.
