Иван Козлов - Клятва сбитого летчика
Лейтенант Строк согласился:
– Это верно. Я тоже его знаю.
– Посему, – Чандлер без указки, пальцем показал на карте, – вылетайте немедленно, у нас незакрытым остался вот этот участок.
– Там недалеко стоят русские ракетчики.
– Да, дивизион Татарцева. Но к ним не соваться. Процедите лишь берег реки с нашей стороны.
Первая потеря
Американцы здесь редко показывались, и Кан решил, что их можно не бояться. Это был не шестьдесят восьмой год, когда янки еще отваживались разгуливать по джунглям. Сейчас они чаще всего охраняли самих себя, свои базы.
Кан не был профессиональным военным. По партийному зову взял он в руки оружие.
Восемь его бойцов в черных рубашках, с автоматами, расположились на поляне, отделенной от реки лишь редким кустарником. Автоматы стоят пирамидой, бойцы едят. Они слишком безмятежны. Выставлены два часовых. Один прислонился спиной к дереву, вырезает перочинным ножом фигурку из ветки. Второй залюбовался полетом бабочки. Он юн, еще по-детски улыбается.
Среди деревьев как тени бесшумно движутся спецназовцы Алена. Он сам на правом фланге, там, где вырезает фигурку часовой. Вытаскивает свой тесак. Жестом показывает ближайшему подчиненному обходить слева.
Вьетконговцы закончили трапезу. Один из них говорит:
– Товарищ Кан, контрольное время, а тех, кого мы ожидаем, нет.
Командир отряда смотрит на часы:
– Еще две минуты. Они обычно точны. – Потом он переводит взгляд на реку. Там плывет бамбуковый плотик. Он пуст и плывет точно с такой же скоростью, с какой движется вода. Такие плотики нередко делают мальчишки в деревнях, чтоб плавать по заводям. Кан улыбается, встает с земли. – Они очень точны, – повторяет он.
И тут Ален выходит из укрытия, намеренно делает так, чтоб часовой увидел и повернулся к нему. Часовой видит Алена, у него расширяются глаза, он делает попытку сорвать с плеча автомат, но Ален уже бросает нож в часового. У него фирменные броски – лезвие входит в горло вьетнамцу.
Так же спокойно, уверенно действуют и другие спецназовцы. Летит граната в стоящие пирамидой автоматы, они разлетаются огненным столбом. Юный часовой не успевает выстрелить – пули входят в него, он дергается, падает лицом в цветы, где летала бабочка. Американцы расположены в одну цепь, хладнокровно расстреливают вьетконговцев. Те прижаты к воде, лишены оружия. Кан делает попытку поднять с земли отлетевший после взрыва автомат, но падает рядом с ним.
Еще звучат выстрелы, а Ален уже спокойно идет за своим ножом, выдергивает его из трупа, пробует пальцем острие. Он смотрит, как из-за кустов, из-за стволов деревьев выходят с винтовками на изготовку его бойцы. Им уже не по кому стрелять. Вьетнамцы лежат убитые. Ален наклоняется, поднимает нож и фигурку, которую вырезал убитый им часовой. Нож – перочинный, Ален презрительно отшвыривает его в реку. При этом видит плотик, качающийся метрах в десяти. Но плотик не привлек его внимания. Он рассматривает деревянную фигурку. Это женское лицо. Немного подумав, кладет ее в карман. Опять смотрит вокруг. Река, плот, берег, лес, трупы. Его бойцы, винтовки на изготовку, просматривают все стороны. Ничто не изменяется в его лице. Говорит без всяких эмоций, привычно, показывая пальцем на двоих бойцов, которые стоят ближе к нему:
– Трупы убрать. Догоните.
Бабочки вновь порхают над цветами.
Отряд Алена строем, затылок в затылок, быстро уходит. Он – чуть в стороне, как и положено командиру. Двое оставшихся бойцов провожают ушедших взглядами, один достает сигарету, закуривает, другой ногой начинает подкатывать юного часового к обрывчику, сталкивает труп в быстрое течение.
Курящий, прищурясь, смотрит, как чуть зашевелился Кан, как рука его медленно тянется к лежащему недалеко автомату. Спецназовец, не переставая курить, вытаскивает нож, бросает его во вьетнамца. Нож втыкается в дерево рядом с головой Кана.
Второй боец смотрит на плотик, берет в руки винтовку – он что-то заподозрил. Но поворачивается на звук брошенного ножа. Видит, что Кан по-прежнему тянется к автомату, от бедра стреляет. Пули входят в Кана, переворачивают тело.
Тотчас переворачивается на воде плотик, пятеро бойцов с автоматами ведут плотный огонь по американцам. Один из американцев все же успевает выстрелить, прежде чем упасть. Сдавленно вскрикнул кто-то из тех, кто был под прикрытием плота.
Ален с бойцами, заслышав перестрелку, поворачиваются назад, бегут вновь к реке. Здесь никого нет, кроме его спецназовцев. Один убит, второй тоже не жилец, но еще старается что-то сказать. Ален склоняется над ним.
– Плот, плот… – вышептывает тот последние свои слова.
Лейтенант непонимающе смотрит на него, потом переводит взгляд на реку. Плот в двух шагах от берега. Ален срывает с плеча автомат, по-пластунски ползет к берегу, но видит, что там, где плот, мелко. Заходит в воду, переворачивает плот, видит, что снизу к нему закреплены дыхательные трубки, какие есть в масках для ныряния. Только надеты они на трубочки из бамбука, вертикально закрепленные в плоту. Есть также миниатюрный перископ. Ален вырывает его из плотика. Смотрит глазом в окуляр. Видит панораму реки, джунглей.
Экспедиция энтомологов
Их осталось четверо. Семин – его уже можно назвать по фамилии – Семин погиб. Где-то нелепо, от пули, срикошетившей от воды. Где-то – от своего же безрассудства. Не выдержал человек, откинул плотик, стал стрелять. Не стоило так поступать. Мертвым уже не помочь, а этих двоих морпехов можно было бы положить бесшумно. А в идеале вообще не ввязываться в бой. Не затем группа сюда послана.
Теперь надо многое менять. Нет Семина, повреждена рация, нет товарища Кана, на посильную помощь которого была надежда. Но задача остается. И ее надо решать.
Вдоль берега по грудь в воде идут четверо. Впереди – Хук, за ним – Пятый, следом – Физик и Циркач. Сейчас их путь – к дивизиону Татарцева.
Кусты нависают над водой. На ветках висит змея, смотрит на приближающихся людей, готовясь к броску. Но Хук легко, как само собой разумеющееся, взмахивает ножом, и змея двумя половинами падает в воду.
Далеко над джунглями со стороны противоположного берега показывается вертолет. Бойцы тотчас скрываются под водой.
А в дивизионе все идет своим ходом.
Пирожников сидит в кабине операторов-вьетнамцев, за их спинами. Здесь очень жарко. Один вентилятор стоит на полу, дует под ноги, другой – сбоку. За тремя локационными экранами сидят три вьетнамца и три наших бойца. Вьетнамцы в форме, наши в трусах и футболках. Пирожников говорит по-вьетнамски одному из бойцов-северян:
– Соображаешь нормально, только медленно. Не напрягайся так, раскрепостись.
– Коросо, – говорит вьетнамец по-русски.
– Ой, чувствую, у меня тоже акцент…
В вагончик входит Татарцев, Пирожников тотчас принимает стойку «смирно». Командир дивизиона благодушно машет рукой:
– Садись. Чем сегодня занимаемся?
Пирожников еще сильнее тянется в струнку:
– Тема занятий – еженедельные регламентные работы, товарищ майор.
Татарцев качает головой:
– Опять выпендриваешься. Сказал же тебе, садись, продолжай товарищей обучать. Или вконец тут спарился?
– Да нет, сегодня еще терпимо.
– Как они, уже азы понимают?
– Коросо.
Татарцев вздохнул, сурово посмотрел на лейтенанта, но потом взял и махнул рукой:
– Вот окончил бы ты не институт свой, а наше училище… Ничего, послужишь – поумнеешь. Пойди дохни свежего воздуха, а я с ними пока посижу.
Пирожников выходит из кабины. Подходит к капитану Петрову, который опять сидит в тенечке, берет у того бинокль, наводит его туда, где расположена артиллерийская вьетнамская батарея. Там бойцы – около 30 человек – все женского полу. Возле артиллерийской пушки на ящике из-под снарядов – вьетнамки малы ростом, потому при стрельбе становятся на ящики – стоит девушка, объясняет стоящим рядом, как надо наводить на цель.
Пять-шесть артиллеристок с корзиной выходят к реке, идут по берегу, то и дело наклоняясь, подбирая из воды моллюсков.
Пирожников потирает руки, отдает бинокль капитану, осторожно косясь на кабину, где остался командир дивизиона:
– Саня, я на пять минут, честное слово. Ну, на десять, от силы.
Петров ухмыляется:
– А успеешь?
– То-ва-а-рищ капитан! Вы думаете обо мне черт знает что! А у меня ведь очень благородные намерения: я хочу только поприветствовать братьев… это… сестер по оружию и выразить свое искреннее восхищение их высокому боевому духу.
Петров скривился:
– Эти слова ты для Татарцева прибереги. Ему должно понравиться. Только и у него терпение может лопнуть. Ты балабол, Женька…
Но тот уже не слышит товарища, спешит к реке, заходит в воду, подбирает моллюски и бредет навстречу уже без бинокля видным вьетнамкам. Капитан все же смотрит в бинокль, улыбается. Вот они поравнялись, лейтенант высыпает в корзину моллюски, говорит им что-то, все поворачиваются, идут назад. Лейтенант с одной из вьетнамок заметно отстают, выходят на берег, теряются в зарослях.
