Эльмира Нетесова - Ее величество-Тайга. РЫСЬ КУЗЯ
Она достала лупастую ковбойку в бешеную клетку. Ее второпях купила где-то в селе. Рубашка знакомо ложится на плечи. А эти брюки — еще ничего. Можно отгладить, почистить. Да и что тут такого! За столом будут все свои. Такие же, как она.
А через стенку вторая девчонка мается. У нее тоже выбор невелик. Либо кофта с брюками, либо сарафан с той же кофтой.
Конечно, могли девчонки иметь гардеробы на зависть всем модницам. Ведь получают неплохо. Да только тряпки помеху чинят. А лишняя тяжесть в рюкзаке кому нужна? На профиле лишь брюки наденешь. На базе по году не бывают. Да и до тряпок ли? Гардероб любой девчонки на дне рюкзака уместится.
Многое умеют геологички. Работают не хуже мужчин. Никогда не бывают помехой в отряде. А вот теперь слегка подрастерялись.
Зато поблизости двоим весело. Щебечут. Наряды ворохом на койках топорщатся. Эти все время на базе. Данные партий обрабатывают. Им тайга вприглядку да понаслышке знакома. Потому у них все имеется. Даже духи, помада и прочая дребедень, чем иные даже пользоваться не умеют.
Но вот одна остановилась. Притихла. Будто вспомнила о чем. К койке подошла. Внимательно разглядывала кучу тряпок.
— Ты что приуныла? — удивилась подружка.
— За Валей схожу. Пусть она себе выберет.
— Зачем? Да и не подойдет ей твое.
— Размером мы одинаковы. Да и при чем все это? Праздник — раз в году. А жизнь каждый день. Мы учились с нею вместе.
— Ну и что? Давно это прошло.
— Она по вечерам работала.
— А тебе какое дело?
— Она тогда мне помогала. Три года.
— А-а-а. Тогда тащи ее сюда. Пусть сама выберет, что понравится. И у меня.
— Она только что с профиля. Покормить надо.
— Найдем. Веди.
Валька ела торопливо. Ничего. Свои. Поймут. Наспех рассказывала:
— Хорошо поработали. И заработок ничего. Если б не этот Акимыч…
— Говорят, трем отрядам он подгадил?
— Да. Гад, а не старик. Ходит и ухмыляется. Будто в его карман нашу прогрессивку положили, — покраснела Валька.
— А ты б его припугнула.
— Чем? Его, старого черта, даже рыси боятся. Хитрый, змей. И подлый, — наклонилась над тарелкой Валя.
— Ребята рассказывали, как они однажды подшутили над Акимычем. Заперли его в собственном зимовье, чтоб он не мог выйти в тайгу даже по нужде. Они в тот день как раз рядом с его зимовьем работали, ну и не хотели, чтоб лесник им кровь портил. Ему ж никто не угодит, как ни старайся. Думали до ночи его взаперти подержать. А он…
— Через трубу вылетел? — рассмеялась Валя.
— Шиш! Обычно. Через сарай спокойно вышел. Не знали, что у него в сарай через сени попасть можно.
— Да, не повезло ребятам.
— Это еще полбеды. Но как Акимыч им отплатил! Во смеху было! Дождался, старый черт, когда они спать легли, да и запер их в будке. Ты ж слышала, что у него изба не запирается и приспособлений для замка нет. А на будках их навешивают. Так вот если они его дверь подпирали поленом, то он их двери — на гвоздь. «Сотку» в ушко вложил. Из самого прочного железа. И ушел, хулиган, к себе в зимовье. Ночью кого-то припекло по нужде выскочить. Толкнул дверь — закрыто. А ему невмоготу. Никакого терпенья не стало. Начал он ребят будить. Те его… известное дело! Были б одни мужчины, куда ни шло. А тут повариха в будке. Женщина! Стал мужиков понастырнее будить. Один встал. Подергал дверь. Себе не поверил. Решили оконце выставить. Да как? Оно снаружи вставлялось. Так что оставалось единственное — кулаком его вышибить. Ну выбили. А выбраться — все равно не могут. Оконце-то узкое…
Девчонки захохотали.
— Ну и что дальше?
— Да что! Утром их Акимыч выпустил. Под условие, конечно. Что в тайге они не будут пакостить. С тех пор Акимыча за три версты обходили. И зимовье его. А замочные приспособления живьем с будки содрали, чтоб другой кто не вздумал пошутить. Не всякий утром может о вчерашней шкоде вспомнить.
— Все это ерунда. А вот как он нам свинью подложил!
— А что?
— Тищенко, начальника отряда, наградить хотели. Приехали из газеты да и начальство из Охи. Смотрели, расспрашивали, хвалили. Сами знаете, Тищенко на пенсию скоро. Геологом он больше тридцати лет. И все на профиле. Ну, хотели старику под занавес приятное сделать. А там, как награжденному, смотришь, и дали бы благоустроенную квартиру в центре. Ведь заработал человек. Так нет же! Откуда ни возьмись, вылез этот черт Акимыч. Как рысь на голову. Ну и бочком к начальству. Узнал, о чем речь и зачем приехали, и — бряк во всеуслышание: «Вредитель он, а не геолог! Таких гнать надо из тайги дубиной!»
— За что же он его так?
— К Акимычу, конечно, журналисты подошли. Ну и начальство. А старик почуял внимание и вовсе хвост распустил. Тетрадочку выволок из штанов. Кляузную. Ну и начал. Вспомнить тошно. Вроде мы погубили строевого леса на громадные тысячи.
— Как это погубили? Профиль не по воздуху прокладывается, а по тайге. Издержки неизбежны, — щегольнула познаниями камеральщица.
— Ты что ж, думаешь, мы об этом ему не говорили? Да только он взял рулетку и повел всех начальников по ближнему профилю. Обмерил. Подсчитал при них. И… Доказывали мы, что предусмотренную ширину профиля нельзя строго выдержать, леса не трогая. А этот старый леший строчил, как из пулемета: мол, зверья мы погубили тьму. А сваленный лес не используем. Гниет. Паразитов разводит. А лес этот стройкам нужен. Короче, вместо награды влепили Тищенко выговор. Так-то вот. Пытались мы доказать, что дальнейшие заботы
о лесе нас не должны касаться, так куда там! Журналисты нас в газете за это отделали. Вроде мы в тайге себя чуть ли не по-мотовски ведем. О народном добре не думаем.
— Здорово! А нефть мы для кого ищем? Она все расходы покроет, если найдем.
— Во! И Тищенко так сказал. Да толку от того мало. А вот премию за профиль, сданный в короткий срок, мы так и не получили. Все из-за этого… Лесника.
— Да, гнусный старик.
— Но я слышала, что его на пенсию хотят отправить. В городе квартиру дадут. А на его место — семейного.
— Скорей бы! Ведь работают же другие спокойно.
…По всей базе пахло пирогами, блинами, жареной рыбой.
Вот и парни готовились. Стрелки на брюках наводили. Да такие, что муха обрежется, если сядет. Примеряли рубашки, галстуки. Вот только двое приуныли. Говорят. А о чем? Неужели их не радует предстоящее веселье?
— Пробовали с ним добром договориться. Так обматерил и из зимовья выгнал, — опустил голову Олег.
— А что же теперь? — посочувствовал топограф.
— Обещал жаловаться за оленей. Восемь штук под взрыв попало. Как назло, дикие. За колхозные уплатить можно бы было стоимость. А за этих шкуру снимут. Акимыч так дело не оставит.
— А где доказательства возьмет? Ни шкур, ни мяса у вас нет.
— Рога он взял. Ими докажет.
— Надо было тебе «косу» проверить.
— Так помех не было. Они тихонько паслись рядом с шурфами. Кто ж знал? — вспыхнул Олег.
— Да, старик и нам немало крови испортил…
…В землянке радиста жара стояла несносная. Сам уже завтрак готовил. Жена майку гладила. Дочь спала.
— Так вот, закинул я антенну на березку, а сам в будку. Рацию настраивать. А она щелк да щелк. Думал, питание не подключил. Проверил. Все нормально. А рация и вовсе замолчала. Ни звука. Никак не могу выйти на связь с базой. И время на исходе. Выскочил наружу, глянул, а антенна на земле валяется. Я снова закинул. И к рации. Она зашипела и — снова молчок. Я опять к дереву. Гляжу — антенна обратно на земле. А с березы бурундук спускается. Внизу Акимыч до слез хохочет. Бурундука зовет. Я не понял, в чем дело. Но антенну закинул и наблюдаю. Бурундук вмиг вернулся и антенну сбросил. Я — к деду. Что это, мол, за шутки? Уйми своего зверя. Мол, на связь опаздываю. А он от хохота слова выговорить не может. Но бурундука поймал и все время, пока я с базой говорил, в рукавище его держал. А потом рассказал, в чем дело. Оказалось, взрывники решили наказать Акимыча за утраченную прогрессивку. Ну и заложили неподалеку от зимовья щепотку аммонита. Ночью подожгли бикфордов шнур и бабахнули. Конечно, взрыв был слабый. Не мог причинить никакого вреда. Только дед проснулся. В окно выглянул. Понял все и снова спать лег. Ребята под утро еще побудку старику устроили. А вечером пришли они в будку за добавочным шнуром, глядь, а он на мелкие куски порезан. Пригляделись, заметили следы зверушечьих зубов. Не поняли. Думали, что мыши так изголодались. Принесли новую «бухту». Наблюдать стали. Глядь, бурундук бежит. Прямо к шнуру. Кусь зубом — готово. Еще и еще. Да так быстро управляется, что завидно! Кое-как отогнали нахала. А он через несколько минут — снова. Ну, поймали кое-как. И с поличным — к деду. О сумме ущерба не смолчали. А лесник и говорит: мол, сами виноваты. Бурундук этот у Акимыча не первый год живет. Привык. Дружком стал. Дескать, когда вы взрывали около избы, он нашел обрезок шнура. Запомнил запах. По своему разуменью понял, что беспокойство от него исходило. Вот и решил устранить. А нынче все, что шнур тот напоминает, возненавидел. Вот и чинит помеху всем без разбора. За него, Акимыча, вступается. Скажи, мол, спасибо, что антенну твою не успел извести. Вовремя мы с тобой подоспели. Но его, зверя, не вини. Ребята виноваты в том, что бурундук шкодить стал. Он хоть и мал, а за себя постоять научился. Теперь уж трудно будет отучить. Не верит он вам. Хоть и зверь, — расхохотался радист.
