Александр Звягинцев - Сармат. Любовник войны
— Бред какой-то! — гневно воскликнул Сергей Иванович.
— Уверяю тебя, что даже телевидение, так успешно манипулирующее сейчас поведением людей, будет прибрано к рукам крупным капиталом, так как без него после отмены цензуры власть не удержать.
— Глупости, идиотизм!.. Еще раз говорю: бред все это, Павел! — продолжал возмущаться генерал.
— Если бы! — выдохнул Павел Иванович. — В окружении Хозяина только и разговоров о рыночной экономике, все остальные пути, мол, испробованы... Рынок — это буржуазное государство, а ты видел буржуазное государство без буржуазии?
— Народ не допустит! — пробурчал генерал.
— Говоришь: народ не допустит. Народ — это пороховая бочка, с помощью которой рвущиеся к власти всегда взрывали бастионы, — осушив фужер с коньяком, Толмачев-старший посмотрел на лежавших у его ног собак, похлопал по холке бладхаунда и спокойно продолжил: — В феврале на Маяковке митинг был в защиту там чего-то... Переоделся я попроще — думаю, послушаю, о чем там народ говорит, чего хочет...
— Ну и как, узнал?
Павел Иванович кивнул:
— Скажем так, я не узнал ничего такого, что могло меня хоть сколько-нибудь утешить. Народ, понимаешь ли, не знает, чего он хочет, но зато он твердо знает, чего не хочет.
— И чего же?..
— Нас. Мы, «опричники», отвратили народ от социализма, и он никогда не простит нашего глобального вранья... На митинге разожгли костер. Люди бросали в огонь партийные билеты. Рабочие, интеллигенты, офицеры... Да, да, при форме и погонах!.. Не забуду их лиц, такие бывают, когда хоронят близких, любимых, потому что те умерли и не хоронить их нельзя...
— Ну и картина — хоть в петлю! — вздохнул генерал.
— А ведь дальше будет еще хуже, — продолжил Павел Иванович. — В действие скоро вступит закон песочных часов: бывшие командиры производств и приспособленцы, оборотни и бандиты, люди с хваткой станут настолько богаче, насколько все остальные бедней. Что смотришь на меня, как на врага, брат? За великий грех семнадцатого года расплата приходит. Расплата! За все в этом мире надо платить! С развалом страны развалится единое хозяйственное пространство: встанут заводы и фабрики, развалится финансовая система, начнется деградация науки, образования, медицины, культуры и самой духовной сущности человека, потому что тем, кто дорвется до корыта, будет не до них... Место духовной национальной культуры займет космополитичная буржуазная кичкультура, которая будет одебиливать новое поколение. В центре и на окраинах, где давно правят партийные баи и теневики, начнутся кровавые схватки за деньги и власть, махровым цветом распустится уголовщина, а на улицы городов выплеснутся миллионные толпы ограбленных, униженных и оскорбленных. Я уж не говорю о том, что в Россию хлынут из бывших союзных республик миллионы русских и нерусских, спасаясь от национализма «братьев навек». Великая смута грядет, брат!.. Великая!
— Конечно, с твоей высоты виднее, брат, но не вешай мне лапшу на уши! — гневно прервал его генерал. — У России, слава богу, есть еще армия. Есть КГБ. И мы еще своего слова не сказали!
Павел Иванович положил руку на плечо брата и тихо произнес:
— После капитуляции первый удар куда наносят? Правильно, по органам безопасности побежденной страны, вспомни судьбу гестапо.
— Ну и сравнения у тебя!..
— Я смотрю правде в глаза. КГБ — боевой отряд партии, бельмо на глазу «опричников». Они раздавят вас только за это!
— А ну как мы ударим первыми? — взъярился генерал.
— Глупость! — воскликнул Павел Иванович. — Власть возьмете... Предположим, пушками и танками на время остановите распад, но чем накормить голодных, где средства на модернизацию промышленности, куда деть теневую экономику, а ведь ее доля в общем котле тридцать процентов?.. Да тут никакая пропаганда не поможет. Не-ет, брат, против истории не попрешь!
— Смириться?..
Павел Иванович прижал к себе голову бладхаунда, потрепал его по загривку и чему-то невесело усмехнулся:
— Зачем же так. Пусть «опричники» в одночасье станут богаты, как арабские шейхи, а все остальные бедны, как церковные крысы! — через некоторое время продолжил он. — Бедные скоро поймут, что их опять обвели вокруг пальца и ограбили. По русскому обычаю они вцепятся в глотки богатых, а затем неизбежно в глотки друг друга, и полыхнет, полыхнет «красный петух» по всей Руси-матушке!
— Ты хочешь сказать, что начнется гражданская война? Ты думаешь, что дойдет до этого? До кровопролития?! — негодующе прорычал генерал. — Но это же ужасно! Это преступно!
— Пусть! — усмехнулся Павел Иванович и оттолкнул от себя бладхаунда. — Кровь смоет всю скверну семидесятилетнего коммунистического режима, и перед лицом более смердящей скверны люди оправдают его, как оправдали деяния Петра Великого... И тогда придем МЫ!..
— Кто это «мы»?.. — заметил Сергей Иванович.
Но старший брат, будто бы не слыша вопроса, продолжал:
— Вместо идей равенства в нищете мы принесем идею национального возрождения через традиционную русскую соборность. При этом будут существовать все формы собственности и культивироваться национальный уклад жизни. Цель — вывести страну на ее исторический путь развития, прерванный в семнадцатом году. Как реки после половодья возвращаются в берега, так и народы, умывшись кровью, спалив в огне бунтов и войн скверну, возвращаются в свое естество... Услышав нас и увидев нашу правду, вдосталь навоевавшиеся народные массы вернутся к станкам, полезут в шахты, возьмутся за плуг.
— Если бы я не знал тебя как человека, обладающего острым аналитическим и совершенно ясным умом, то решил бы, что ты сошел с ума! — воскликнул генерал. — Гражданская война в ядерной стране! Это ж надо такое придумать!
— Да-да, твое мнение разделяют многие, — покивал Павел Иванович. — На это и расчет! Запад и Америка, увидев непомерный аппетит «опричников» и поняв, что им народ не удержать, убоявшись «красного петуха» в нашей ядерной державе, хотят они того или нет, во имя собственной безопасности будут негласно способствовать нашему приходу. Им нужна будет твердая рука под вывеской демократии. По большому счету, они уже смотрят на Хозяина и на того, кто наступает ему на пятки, как на фигуры отыгранные... А для нас главное — ничему не удивляться, не мешать, не торопить события и готовиться...
— Что... что значит готовиться?! — уныло вздохнул генерал и опрокинул в рот сразу полфужера коньяка.
— Ну, например, вывести из-под удара и сохранить твоих и других преданных людей, — объяснил Павел Иванович, прикладываясь по примеру брата к фужеру с коньяком.
Генерал вопросительно посмотрел на него.
— Задача решаема! — усмехнулся Павел Иванович. — У нас за рубежом по всем континентам на сотни миллиардов долларов собственности: недвижимость, прямые и подставные фирмы, фирмы «друзей», депозиты в банках еще с царских времен, акции предприятий и компаний, газеты, корабли, плантации кофе. Никто толком в государстве не занимался полной инвентаризацией этой собственности и не знает даже, где она находится... Есть всего один реестр, и тот неполный. А что самое главное — этот реестр в моих руках. Я полагаю, что твои люди по нашей наводке могли бы взять, что им прикажут, под контроль. Наши люди позаботятся о юридической стороне вопроса... Что скажешь на это, брат?
— Увести собственность из-под носа «опричников»! — оживился генерал. — Над этим стоит подумать...
— Вот и подумай! — пряча усмешку, кивнул Павел Иванович. — Вместо пули в подворотне верные нам люди получат дело.
— Во всяком случае, они сохранят верность, — задумчиво, словно уговаривая самого себя, заметил генерал и, насторожившись, достал из-под мышки «Стечкина».
Из болотной тины донесся собачий лай, плеск воды и фырканье. Вздыбилась на мощном загривке шерсть бладхаунда и, приняв позу, он перекрыл все звуки жутким рыком.
— Стоять, Абрек! — властно скомандовал Павел Иванович и, взяв наизготовку ружье, подошел к краю болотины.
Лай и фырканье раздавались уже где-то совсем рядом, и скоро из-за поросшего осокой островка показался плывущий чуть впереди преследующей его стаи собак красавец-лось. Выскочив на берег и не обращая внимания на злобно щелкающих зубами собак, он принялся шумно отряхиваться.
Павел Иванович поднял ружье и прицелился, но в это мгновение, как по чьей-то команде, собачья стая вцепилась в лося.
Лесной гигант будто бы ждал этого — две-три собаки с визгом взлетели кувырком в воздух, напоротые на его развесистые рога, несколько отлетели в стороны, отброшенные мощными копытами. Получив отпор, собачья стая, скуля, отбежала на безопасное расстояние, а лось неспешной трусцой направился в чащу. Павел Иванович опустил ружье и, взглянув на подошедшего со «Стечкиным» в руках брата, заметил:
— Смотрю, с моим подарком не расстаешься!..
