Сергей Самаров - Победить или умереть
– Бабы…
– Что? – сурово переспросил Азамат, жестом останавливая руку Назирхана, уже отведенную за спину.
– Бабы истеричные, – в голосе капитана было не меньше ведра презрения. – Только они бьют связанных и контуженных. Мужчина себе такого позволить не может. Он уважает противника и дерется с равным. А бабы бьют того, кто ответить не может.
Достоинство пленника вызвало уважение амира и дополнительную ярость эмира, который не умел ценить чужое мужество, а испытывать свое в таких же сложных обстоятельствах ему пока не доводилось.
Азамат Тимирбеков расслабился, ухмыльнулся почти с одобрением и заявил:
– Ты хорошо от удара ушел. Из пятидесяти людей сорок девять будут назад отпрыгивать, а ты вперед сдвинулся. Умеешь драться?
– Умею, – просто, без хвастовства сказал капитан.
– Ты кто такой вообще? По званию, так ротой должен командовать.
– Инструктор по рукопашному бою капитан Вьюгов, – так же просто, с тем же достоинством представился пленник.
– Спортивные звания есть?
– Мастер спорта международного класса по боевому самбо.
– Мастер спорта СССР или России? – со знанием дела переспросил амир.
– Во времена СССР я еще пешком под стол ходил. Не успел тогда мастера получить.
– Я почему спрашиваю, – объяснил амир Азамат. – Просто сам я был мастером спорта СССР и сейчас вижу большую разницу между этими званиями. По моим оценкам, мастер спорта России примерно равняется хорошему перворазряднику советских времен. В лучшем случае кандидату в мастера.
– Субъективное мнение, – заметил капитан. – Мастера и перворазрядники бывают разные. Я многих видел, всякого уровня.
– Я тоже многих видел. Что с тобой случилось? Как самочувствие?
– Плохое самочувствие. После такой контузии хорошим оно быть никак не может.
– Драться достойно сейчас не сумеешь? А просто бой принять?..
– Достойно – не смогу. Не готов к серьезной конкуренции. Но бой принять, если руки развяжут, готов всегда. Если обстоятельства такие…
Азамат недолго подумал, потом спросил:
– Что тебе надо, чтобы в себя прийти? Врача у меня нет, и в госпиталь я тебя не отпущу.
– Три дня спокойного отдыха. Потом четыре дня на восстановление.
– Сегодня воскресенье. Ровно через неделю ты дерешься. Без перчаток, голыми руками. Естественно, без всяких шлемов и защиты. Ну, разве что могу разрешить эластичные бинты на руки намотать. Так ты кисть себе сразу не сломаешь, значит, дольше на ногах продержишься. Итак… Будешь драться?
– Буду, – без раздумий согласился капитан. – С кем? С тобой?
Амир улыбнулся.
– Да, я бы хотел сам тебя побить. Но мой авторитет такая победа не поднимет, да и возраст мой уже не тот. Но есть у меня человек, на которого я в деле взглянуть хочу. Издалека ко мне приехал кое-чему обучиться. Вот и посмотрим, чего он стоит в действительности. Пока производит благоприятное впечатление. И чего ты стоишь, тоже посмотрим. За всех «краповых» драться будешь. Любопытно мне, что их инструктор умеет. Соперник примерно твоего роста, веса и комплекции. Одна категория. Подходите друг другу по всем статьям.
– Как его зовут?
Амир коротко хохотнул.
– Почему ты не спрашиваешь, как зовут меня? А его имя тебе ничего не скажет и подавно.
– Я уже понял, кто ты. Я смотрел записи с твоими боями. Узнал.
– Даже так? Это хорошо. Вот и гость мой смотрел записи, поэтому ко мне приехал. Понравилось. Желает отточить технику отдельных ударов.
– Как его зовут? – повторил капитан свой вопрос.
– Мы зовем его Бейбарс. Но у него и свое имя есть – Чун.
– Красивое имя. Чун по-китайски – весна.
– Ты китайский язык знаешь?
– Нет. Только отдельные слова.
– Откуда сам родом?
– С Дальнего Востока. У нас там китайцев как грязи. Приходилось много общаться еще в детстве. Кое-что помню. На них драться учился.
– Хорошо. Восстанавливайся. Я понимаю, что такое серьезный бой.
– Если я выйду победителем, ты меня отпустишь?
– Не отпустил бы, даже если бы ты победил меня. Тебя вели сюда путем, который знают только мои бойцы. Тебе известно, где наша база. Ты приговорен. Но победитель умрет без мучений, и я не допущу, чтобы издевались над хорошим бойцом. Тебя просто расстреляют. Без возни, без оскорблений. Обещаю тебе это честно. Попытаться бежать не рекомендую. Тебя провели через минные поля. Ты их не знаешь, поэтому обязательно взорвешься. Или мои часовые раньше тебя подстрелят. Удовлетворись сносным к тебе отношением, пока ты жив, и почетной смертью. Это лучшее, что я могу тебе предложить.
– И на том спасибо.
– Назирхан! – требовательно и строго сказал амир. – Отведи пленника в пещеру. Создай ему условия для отдыха. Через неделю он будет драться с Бейбарсом. Запомни сам и всех предупреди, пальцем его не трогать! Не портить мне картину! Потом позвони Бейбарсу. Думаю, к утру не успеет, но пусть прибудет, как только сможет. Срочно. Так и скажи ему. Я буду его учить.
– Да, амир! – тихо согласился Мухаммадтахиров, не удержался и скрипнул зубами. Мстительный характер эмира требовал выхода. Приказ Тимирбекова был категоричным и не позволял ему сейчас причинить вред пленнику, поставившему его в неудобное положение перед амиром. Но Назирхан верил, что его час еще пробьет.
Глава 2
Комнаты в большой пещере представляли собой просто гроты, вырытые человеческими руками, в которые вставили грубые, но крепкие двери. Их было немного, четыре в одной стене. Слабый свет костра, потухающего неподалеку, и лучик не яркого фонарика Назирхана Мухаммадтахирова, сопровождающего пленника, позволяли капитану разглядеть только это. Всех прочих стен и потолка видно не было.
Назирхан распахнул дверь, но, выполняя приказ амира, хаметь не стал, не затолкал, а просто пригласил русского молчаливым жестом. Дескать, заходи. Он направил луч фонарика внутрь, показывая, что споткнуться тут нельзя, порога под дверью нет.
Капитан Вьюгов понял, что он здесь не первый по счету пленник, когда увидел многочисленные пустые консервные банки, подвешенные к двери. Такая вот звуковая сигнализация была позаимствована бандитами у солдат Первой мировой войны. Еще в те времена на колючую проволоку, протянутую вдоль линии фронта, навешивали парами такие консервные банки. Если кто-то проволоку или обрезал, или задевал, банки звенели, часовой это слышал и поднимал тревогу.
– Вот тебе комната со всеми удобствами, доступными в данных обстоятельствах, – усмехаясь, сказал эмир Назирхан. – И кровать почти с пуховой периной, и туалет с душевой кабиной. Вода только в ведре. Я прикажу, чтобы принесли. Смотри, в темноте не промахнись, в унитаз не провались, а то меня потом обвинят, что я тебя до травмы довел и сорвал твой бой с Бейбарсом.
Мухаммадтахиров посветил фонариком в угол. Там в камне было выдолблено большое отверстие, в которое вполне могла бы провалиться даже нога. После этого эмир направил луч на лежанку. Она была сделана из дощатых ящиков, прикрытых азиатским халатом, не просто грязным, но и окровавленным, в нескольких местах пробитым пулями. На Кавказе обычно таких не носят. Видимо, халат принадлежал какому-то представителю Средней Азии, сложившему в местных горах свою неумную голову. Умный человек не будет соваться туда, где этой головы часто и вполне профессионально лишают. Рядом с дверью стоял большой ящик, заменяющий, похоже, стол, и рядом два поменьше вместо стульев. В этом гроте вполне можно было жить.
Назирхан только показал все и сразу же ушел. Дверь он закрыл снаружи и дал кому-то приказание на непонятном языке. Значит, выставили часового, догадался капитан. Он не видел на двери запора, когда входил сюда, и не знал, как его закрыли. Назирхан не посветил фонариком в ту часть двери, где обычно запоры устанавливаются, и потому трудно было определить, есть ли возможность освободиться, выбив дверь.
Доски выглядели толстыми и прочными. Хотя, если постараться, любую деревянную дверь выбить можно. Ее излишнее утяжеление, как правило, ослабляет петли, на которых она висит. Полотно выдержит удар, а вот они нет, и дверь все равно вывалится. Соблюсти золотую середину сложно. Тем более в условиях недостатка строительных материалов. Ведь любую доску сюда тащить приходится, наверное, на своем горбу.
Мысль о возможности побега не выходила из головы капитана Вьюгова с того самого момента, когда он осознал свое состояние и ужасное положение. Он толком не помнил, как его захватили в плен, не представлял, почему остался жив после попадания гранат в бронетранспортер. Должно быть, тогда капитан был без сознания, в таком состоянии даже что-то делал, предпринял какие-то попытки спастись. Но как это все происходило, он не представлял.
