Андрей Воронин - Спасатель. Серые волки
– Ответь, пожалуйста, на один вопрос, – обратился он к Лизе поверх чашки кофе. Это было три минуты спустя в просторной комнате, по распространившейся в последние десятилетия моде объединившей в себе столовую и кухню. – Скажи, если я в установленном российским законодательством порядке сведу тебя в ЗАГС, смогу я тогда проводить с тобой столько времени, сколько захочу?
– Не сможешь, – ответила она. – Потому что тогда ты будешь обязан проводить со мной не столько времени, сколько хочется тебе, а столько, сколько у тебя его есть. А это что, предложение?
– Предположим, да.
– То есть все-таки не предложение, а предположение, – сказала Лиза, улыбаясь, что не помешало Андрею мысленно обозвать себя кретином, – которое, как я понимаю, нуждается в проверке.
Лиза посмотрела на часы, в очередной раз напомнив, что жизнь развивается как-то не так – не в соответствии с разработанным планом или хотя бы пожеланиями трудящихся, а сама по себе, как ей заблагорассудится.
В машине по дороге домой он включил радио, поискал на музыкальных волнах что-нибудь этакое, под настроение, не нашел ничего подходящего и остановил свой выбор на выпуске новостей. Будучи опытным журналистом, матерым блогером и неглупым человеком, он давно не воспринимал такие выпуски как источник информации – для него они были сродни юмористическому развлекательному шоу с элементами викторины. Последние заключались в попытках угадать, кем оплачена и под чью диктовку написана та или иная новость. Иногда это удавалось, иногда нет; успехи Андрея не радовали, а неудачи не огорчали, поскольку все его выводы были писаны вилами по воде и сплошь и рядом не поддавались проверке.
– …Не лишним напомнить, что генеральной прокуратурой России в отношении Валерия Французова было возбуждено уголовное дело. Против него выдвинуто обвинение в сокрытии доходов и уклонении от уплаты налогов в особо крупных размерах. До недавнего времени местонахождение подозреваемого оставалось неизвестным, однако на протяжении последних суток некоторые западные интернет-ресурсы усиленно муссируют слух о якобы запланированном Французовым возвращении на родину, – тараторил диктор.
– Совсем обалдели, – пробормотал Андрей, имея в виду зарубежных коллег. – Он что, по-вашему, окончательно выжил из ума?
– …По мнению экспертов, представляется сомнительным, – поспешил реабилитироваться диктор. – Генеральная прокуратура пока воздерживается от комментариев по поводу возможного возвращения Валерия Французова в Россию, однако сам факт того, что Французов на протяжении довольно продолжительного периода времени находится в федеральном розыске, заставляет усомниться в серьезности озвученных некоторыми частными новостными агентствами намерений. Впрочем, существует и иное мнение; отдельные источники склонны считать, что дыма без огня не бывает…
– Да бывает, бывает, – выключив радио, сказал диктору Андрей. – Тебе ли этого не знать?
Миновав забитую транспортом развязку, движение на которой балансировало на грани пробки, он под влиянием внезапного порыва переменил решение и погнал машину не к ресторану, где планировал пообедать, а домой. Разнузданная чушь, которую несли в новостях, как обычно, вызвала чувство глухого протеста, которое, в свою очередь, всегда порождало у него желание поскорее сесть за работу. Как и многие его коллеги, Андрей Липский посвятил какое-то время безуспешным попыткам отыскать затерявшийся где-то за воротами пассажирского терминала одного из столичных аэропортов след беглого мультимиллионера Французова. Полная туманных намеков и ничем не подтверждаемых предположений болтовня по радио пробудила уснувшее любопытство. В ней содержалось по крайней мере одно рациональное зерно, а именно ссылка на зарубежные интернет-ресурсы и частные новостные агентства. На многое Андрей не рассчитывал, но те, кто поспешил на весь свет раструбить о будто бы вынашиваемых Французовым планах возвращения, должны были знать – или, как минимум, думать, что знают, – где он находится.
Нехитрый план предстоящих действий сложился сам собой; старая английская поговорка о кошке, погубленной собственным любопытством, Андрею на этот раз не вспомнилась, и, направляясь от припаркованной во дворе машины к своему подъезду, он уже почти бежал.
3
За толстым стеклом иллюминатора виднелось неправдоподобно яркое и чистое, какое редко увидишь с земли, голубое небо. Под крылом, слепя глаза первозданной белизной, лежала сплошная пелена облаков, сверху похожая на чуть всхолмленную снежную равнину. Рев турбин проникал в салон трансконтинентального аэробуса в виде едва слышного ровного гула, создающего мирный, убаюкивающий звуковой фон. В салоне бизнес-класса демонстрировался недавно вышедший в прокат голливудский фильм. Стюардесса в очередной раз разнесла напитки, обратив внимание на то, что пассажир в среднем ряду по-прежнему спит. Он уснул, как только самолет оторвался от взлетной полосы аэропорта Буэнос-Айреса и пассажирам разрешили расстегнуть привязные ремни, и до сих пор, насколько могла судить стюардесса, ни разу не открыл глаз и даже не переменил позу.
Пассажир относился к тому типу мужчин, что нравились миловидной стюардессе: не молодой и не старый, на глаз лет пятидесяти или около того, сухопарый, спортивного телосложения, хорошо одетый и ухоженный, но при этом не холеный. Грань между ухоженностью и холеностью тонка и трудноуловима, но она существует, и стюардесса давно научилась ее распознавать. Человек, сидевший в крайнем справа кресле среднего ряда, следил за своим внешним видом, поддерживая тело в чистоте, порядке и спортивной форме, но явно не стремился выглядеть как картинка из модного журнала. Он напоминал дорогой автомобиль, который любят, ценят, регулярно чинят и моют, но при этом так же регулярно используют по прямому назначению, гоняя на большие расстояния и на предельных скоростях, для которых он и предназначен. Он был смуглый, а может быть, просто загорелый, с правильными, твердыми чертами лица, которое обрамляли длинные, прямые, густотой напоминающие парик иссиня-черные волосы с низкой прямой челкой. На взгляд молоденькой стюардессы, его немного портили длинные, с закрученными кверху а-ля Сальвадор Дали кончиками усы и тронутая сединой острая эспаньолка, но они же придавали пассажиру ярко выраженную индивидуальность, выделяя его из толпы и намекая на независимость взглядов и прохладное, чуть свысока, отношение к тому, что принято называть общественным мнением. Одет он был в песочного цвета летний костюм; в вырезе рубашки виднелся шелковый шейный платок, на переносице, съехав к кончику носа и чуть сбившись на сторону, сидели большие солнцезащитные очки без оправы. Колец, перстней и каких-либо иных украшений он не носил, но его левое запястье отягощал золотой «ролекс», да и костюмчик, насколько могла судить стюардесса, стоил, как слегка подержанный «мерседес».
(Помимо мужчин, стюардесса живо интересовалась автомобилями – видимо, потому, что до сих пор не имела своего, – и неплохо в них разбиралась, с первого взгляда безошибочно отличая «сааб» от «сабербана» и «исудзу» от «дайхатсу», потому-то и сравнения, приходившие в ее аккуратную головку, как правило, были связаны именно с автомобилями.)
Съехавшие очки, если изловчиться и посмотреть поверх них, позволяли видеть, что глаза пассажира закрыты. На какое-то мгновение стюардессе почудилось, что столь продолжительная неподвижность приглянувшегося ей респектабельного господина с артистической наружностью вызвана причинами более серьезными, глубокими и неприятными, чем обыкновенный сон; говоря без экивоков, она вдруг преисполнилась уверенности, что пассажир либо уже умер, либо весьма к этому близок. Она совсем уже было собралась потрепать спящего по плечу, рискуя вызвать его недовольство, но тут заметила, что его грудь медленно, размеренно вздымается под пушистым бежевым пледом. Пассажир был в полном порядке, он просто спал, и стюардесса двинулась дальше по проходу, недоумевая, что это на нее нашло – мало, что ли, она на своем веку навидалась уснувших пассажиров?
Пассажир действительно спал. Ему снилась затерявшаяся среди заснеженных полей и перелесков, по самые окна утонувшая в глубоких сугробах деревушка в полтора десятка дворов, дремлющая под низко надвинутыми снеговыми шапками. Черные от старости бревенчатые стены, покосившиеся щербатые заборы, корявые разлапистые яблони в садах, воздевшие к низкому небу скрюченные пальцы голых ветвей, утоптанная, скользкая от пролитой и замерзшей воды тропинка, ведущая к колодцу, – памятные с детства места, медленно старившиеся и приходившие в упадок и запустение, пока он, стиснув зубы, карабкался вверх по лестнице, ведущей вниз. Во сне над деревушкой сгущались короткие, синие зимние сумерки; в домах загорались редкие желтовато-оранжевые огоньки, кое-где из полуразвалившихся печных труб столбами поднимались к темнеющему небу белые дымы. К ночи мороз усилился, снег на разные голоса скрипел и визжал под ногами. Как это всегда бывает во сне, человек не ощущал своего тела, не чуял под собой ног, но отчетливо слышал пронзительное поскрипывание ледяных кристаллов, сопровождавшее каждый его шаг.
