Горячий угон - Корецкий Данил Аркадьевич
Гаврош ходил вокруг и глотал слюни. Такое изобилие видеть ему приходилось нечасто, а может, и вообще никогда. Особенно привлекали коньяк и шампанское – в Яблоневке их не пили, только рассказывали, какие это великолепные напитки. Здесь в ходу был самогон, Гаврошу не нравилась его обжигающая крепость и быстро наваливающаяся после половины стакана вялость. Да и портвейн «777», который пил Никитос со своей кодлой, был невкусный, хотя придавал смелости и уверенности в себе. Коньяк же, судя по отзывам, имел прекрасный вкус и тонкий запах, а шампанское – и вовсе было напитком богов!
Гаврош мечтал попробовать эти божественные нектары, а поскольку первоначально они собирались встречать Новый год школьной компанией, то уже подготовился к этому: поехал в Климовку, купил и коньяк и шампанское и занес к Нинке Кузнецовой, у которой и собирались веселиться, ибо ее родители собирались ехать к приятелям в Тиходонск. Дома оказался ее отец – дородный, вальяжный Иван Петрович зашел пообедать. Он доброжелательно поговорил с подростком, как и положено говорить начальству с народом: об учебе, о планах на жизнь, о родителях… Улыбнулся, пожал руку на прощание, но Гаврош подслушал, как он сказал вышедшей проводить дочери: «Ты что, лучше кавалера не могла выбрать? Он же свинарь, от него свиньями пахнет…»
Гаврош не подал виду, что слышал этот разговор, да и вернувшаяся Нинка держалась как ни в чем не бывало. Но мысль поцеловать ее исчезла сама собой: а вдруг она тоже унюхает запах свиней? Встреча оказалась скомканной, он отдал спиртное и ушел. Другие участники тоже приносили выпивку и закуску, возбужденно предвкушая приближающуюся вечеринку, обсуждали программу развлечений: загадки, конкурсы, игры… Но за неделю до Нового года все рухнуло: Иван Петрович объявил дочери, что планы изменились, они с женой остаются дома, хотя молодежь может праздновать вместе с ними…
Однако праздновать под присмотром предков никому не хотелось, а искать новое место было уже поздно, да и вряд ли во всей Яблоневке могла найтись подходящая свободная квартира или дом. Компания распалась, принесенные продукты и спиртное разобрали обратно, только Гаврош за своими «напитками богов» не пошел. Он подозревал, что Иван Петрович отменил вечеринку из-за него, а раз так, то пусть хоть Нинка попробует коньяк и шампанское… Хотя уж кто-кто, а дочь председателя сельсовета наверняка их пробовала. Но неважно: тут дело принципа!
И вот, хотя первоначальные замыслы осуществить не удалось, на изобильном столе в небогатой хатенке Гавриных, словно по волшебству, оказались и заветные напитки! Это несколько подсластило горькую пилюлю…
Наконец, все уселись за стол. Отец и дядя Вова торопились: нужно было еще успеть проводить старый год, а потом неспешно и весело встретить новый.
– Как встретишь год, так его и проведёшь! – многозначительно, как будто он лично открыл эту истину, повторял дядя Вова, разливая в рюмки коньяк. – Так что, пора начинать, а то встретим трезвыми и голодными…
Тетя Галя скептически покрутила в пальцах пятидесятиграммовую рюмку, сморщилась.
– Да что ж тут пить? У меня дупло в зубе больше этого наперстка!
– Коньяк стаканАми не бухают, для этого самогон есть! – урезонил ее супруг. – И ты Серега выпей, для здоровья полезно…
– Конечно выпью, – солидно согласился Гаврош. Он верил, что от коньяка будет такая же польза, как от парного молока или крови. Впрочем, молоко он не пил, несмотря на пользу – просто не нравилось и всё.
– Ну, будем! – красноречиво произнес первый тост дядя Вова. Все опрокинули рюмки, прислушались к себе, переглянулись.
Тетя Галя скривилась.
– Клопами пахнет! А больше ничего и не поняла! – маленькие глазки почти утонули в раскрасневшихся щеках.
«Точно как свинья! – подумал Гаврош. – Почти все на свиней похожи. Кроме родителей и Нинки».
Он тоже был разочарован: никакого великолепного вкуса, да и запах самый обыкновенный, только обжигает меньше, чем самогон.
Рюмки отставили, взрослым досталось по полстакана, Гаврошу уже не наливали. Закусывали оливье, соленьями, ливерной колбасой и салом. Потом обменялись впечатлениями.
– Ну, Верка, пахнет клопами? – допытывалась Галина.
– Да вроде пахнет, – соглашалась мать.
– Слабый, пьешь, как пиво, – высказался отец.
– Ерунда на постном масле, – подвел итог дядя Вова.
Сошлись в одном – незачем коньяк покупать, лучше самогон пить! И дешевле, и привычней, и до самой души пробирает!
Потом попробовали шампанское – под холодец и моченые яблоки. Шипучее вино закончилось быстро и тоже не возымело успеха в компании. Гаврош со взрослыми согласился: обычная газировка! А разговоров-то…
После разминки перешли на самогон, а поскольку семидесятиградусный первач требовал серьезной закуски, то набросились на горячее: кролика и жаркое. До нового года оставался еще час, а все уже были хмельными, сытыми и разгорячёнными, веселье набирало обороты. Если верить приметам, голодный, трезвый и скучный год никому из присутствовавших не грозил. Разве что Гаврошу: подросток хотя насытился и захмелел, но настроение было плохим. Он пересел на диван и наблюдал за взрослыми со стороны. Показывали какую-то музыкальную передачу, а дядя Вова, обняв отца за плечи и перекрикивая телевизор, кричал:
– Надо совместное хозяйство вести! Мы знаешь, как развернемся! И никакие рэкетиры нам не страшны будут!
– Да слышали уже эту песню! – смеясь, ответил Степан Федорович. – Ты каждый раз поешь одно и то же! О делах потом поговорим, по-трезвому!
Гаврош перестал их слушать. Все время вспоминалась Нинка Кузнецова. Как было бы весело в компании с ней! А вдруг…?! Неожиданная мысль заставила его подскочить. Вдруг одноклассники просто избавились от него, а сами веселятся, как и собирались?!
Он подошел к столу, налил полстакана самогона, залпом выпил, пригоршней захватил квашеную капусту, отправил в рот и снова плюхнулся на диван. А если взять и заявиться туда? Да еще с ружьем! Посмотреть в глаза этим предателям…
Стрелки приближались к двенадцати. Взрослые притихли и со стаканами на изготовку зачарованно слушали поздравление Главного начальника. Для Гавроша, впрочем, он был таким же мужиком, как и тот, что недавно под релаксирующую музыку гипнотизировал мать и тетю Галю. Только от того зрители ждали потемнения седых волос и излечения болячек, а от этого – вообще непонятно чего. Хотя говорил он так же убедительно:
– Мы располагаем поистине уникальными возможностями, большим, богатейшим интеллектуальным и трудовым потенциалом, огромными природными ресурсами. Используя их, мы можем и должны в 1990-м году переломить ситуацию к лучшему. Но для этого надо всем нам хорошо, на совесть поработать…
Гавроша начало клонить в сон. Он с трудом поднимал слипавшиеся веки, стараясь не уснуть до боя курантов. Но сон взял свое. Он поднялся с дивана, перешёл в другую комнату и, не раздеваясь, плюхнулся на родительскую кровать. «Какой смысл ждать? Всё равно новый год наступит, встретим мы его, или нет…»
Его отсутствие никто и не заметил. «С новым годом!» – донеслось сквозь сгущающийся в сознании туман. Послышался звон стаканов. Под этот звон Гаврош и уснул.
Проснулся он от шума и гама. Кричали люди, визжали свиньи, будто их резали. Темноту за окном разрывали всполохи света. За столом уже никого не было, только тарелки с остатками пищи, перевернутая бутылка, залившая скатерть самогоном. Натянув сапоги и накинув телогрейку, Гаврош выбежал во двор. Новый котух был охвачен пламенем, отец с дядей Вовой вытаскивали обезумевших от жара и дыма свиней, а мать с сестрой таскали ведра от колодца и поливали тех и других водой.
От калитки с улицы и со стороны огорода уже бежали соседи с вёдрами. Трещали сухие доски, стрелял шифер, гудело пламя, летели искры, верещали свиньи, перекрикивались короткими фразами люди… От зарева было светло, как днём. Сергей бросился помогать отцу, но мать преградила дорогу.
– Стой! Сейчас рухнет!
Мужчины вытащили за передние ноги небольшого подсвинка, и в это время крыша обрушилась внутрь объятых пламенем стен. Фонтан искр взметнулся вверх. Визг свиней стих. На минуту затихли и люди, с ужасом и растерянностью глядя на происходящее. Через минуту попытки тушить пожар продолжились, но это было уже бесполезно.
