Лучший из лучших - Смит Уилбур
– Сколько дадите наличными? – оборвал его Зуга.
– Майор, я дал бы вам пятьдесят тысяч – будь это цельный камень.
Зуга скривился и на мгновение закрыл глаза, словно получил пощечину.
Пятьдесят тысяч фунтов хватило бы на путешествие в Замбезию – хватило бы на все: людей, оружие, верховых лошадей, повозки и бычьи упряжки, шахтерское оборудование для добычи золота, а также на фермы, семена и сельскохозяйственные орудия.
Зуга открыл глаза.
– Черт побери, плевать на то, что могло бы быть, – прошептал он. – Сколько вы дадите мне сейчас?
– Две тысячи – и ни пенсом больше. Можете попытать счастья в другом месте, но если вернетесь ко мне, то не получите даже этого.
Алмаз раскололся почти на двести осколков – значит за каждый придется заплатить Базо по соверену. Вот уж на кого не стоило деньги тратить! Но долг есть долг, никуда не денешься. Из того, что останется, минимум тысяча уйдет на оплату его доли в постройке подъемников. Итого восемьсот. Учитывая, что расходы составляют сто фунтов в неделю, денег хватит на два месяца. Жалкие шестьдесят дней – вместо целой страны! Богатейшей страны площадью в сотни тысяч квадратных миль…
– Давайте, – тихо сказал Зуга и одним духом осушил стаканчик. Виски заглушило подступившую к горлу горечь.
У Ральфа был настоящий сокол – длиннокрылая птица, идеально приспособленная для охоты на открытых равнинах Грикваленда. Юноше стоило немалых трудов поймать и приручить эту самочку. Для начала пришлось влезть на самую верхушку огромной акации. Ральф сунул птенца под рубашку, и тот до крови изодрал ему живот острыми когтями.
Ловчего сокола, взятого птенцом из гнезда, называют гнездарем. Базо помог сделать колпачок и путы из мягкой кожи, но именно Ральф носил птицу на руке – час за часом, день за днем, оглаживая и успокаивая, называя ее «красавица», «милая» и «радость моя». Наконец она стала есть из его рук и, узнавая, приветствовать негромким криком. Подбрасывая приманку из чучела голубя на длинной веревке, Ральф научил соколенка атаковать добычу. По обычаю соколятников, юноша просидел всю ночь, держа птицу на руке, – в этой схватке он должен был доказать свое превосходство. Час за часом в тусклом свете свечи Ральф не отводил взгляда от горящих золотистых глаз, пока не взял верх: веки сомкнулись и птица заснула, сидя на его руке. Он победил – и теперь мог брать сокола на охоту.
Джордан полюбил птицу за ее красоту. Именно он придумал ей имя: начитавшись Плутарха, назвал сокола Сципионой. Когда соколенок освоился, Ральф иногда позволял брату носить птенца на руке и гладить перышки. На охоту Джордан сходил всего один раз: когда сокол камнем упал на добычу, мальчик разревелся. Больше старший брат его на охоту не приглашал – нечего нюни распускать!
Тот самый ливень, который обрушил дорогу на карьере, заполнил водой каждую впадинку в радиусе ста миль. В сухие жаркие месяцы после потопа мелкие лужи и болотца высохли, но в пяти милях к югу, на полдороге к холмам Магерсфонтейн, еще оставалось озерцо. По берегам вырос тростник, где свили гнезда колонии красных и черных бархатных ткачиков. В тростниках юноши и построили себе укрытие.
Осторожно, стараясь не порезаться острыми как бритва листьями, Ральф и Базо пригнули длинные стебли, сплетя из них крышу, чтобы спрятаться от взгляда сверху. Пушистые семена сыпались на голову из раскрывшихся соцветий.
Зная, что белая кожа будет ослепительно сверкать на солнце, бросаясь в глаза даже с большой высоты, Ральф зачерпнул черной грязи и намазал лицо.
– Если б ты родился матабеле, не пришлось бы мазаться грязью! – хихикнул Базо.
Ральф ответил непристойным жестом.
Юноши приготовились ждать.
Несмотря на колпачок, Сципиона чутким слухом улавливала шелест крыльев задолго до людей – поворот ее головы и выпущенные когти предупреждали охотников о приближении добычи.
– Не сейчас, моя хорошая, – прошептал Ральф. – Скоро, совсем скоро.
Резко свистнув, Базо дернул подбородком, показывая на противоположный берег. Высоко в небе, на расстоянии двух миль, летели три птицы: большие черные крылья неторопливо опускались вниз, образуя характерный изгиб.
– Вот твоя добыча, красавица, – пробормотал Ральф, прикасаясь губами к покрытой пятнышками грудке и чувствуя сильное биение сердечка. – Ох, какие они огромные…
Крохотное тельце на его руке было легче перышка. Он никогда не выпускал Сципиону на гусей. Может, и не стоит?
Гусиный клин сделал неспешный круг над болотцем и, снижаясь, летел против солнца. Лучше не придумаешь! Солнце будет бить в глаза добыче, когда Сципиона ринется на нее с высоты. Отбросив сомнения, Ральф снял кожаный колпачок с серой головки – желтые глаза, как две луны, сверкнули огнем. Птица встряхнулась, раздула грудку – и тут увидела черные силуэты гусей на фоне неба. Она мгновенно подобралась, готовясь взлететь, – перья, серые в лучах восходящего солнца, плотно прижались к телу.
Ральф поворачивал руку, позволяя Сципионе следить за гусями. Даже сквозь толстую кожаную перчатку ее острые когти покалывали кожу. Маленькое тельце дрожало, словно струна, по которой легонько провели смычком.
Свободной рукой Ральф распустил узел на путах.
– Лови! – закричал он и подбросил птицу. Она стрелой взлетела над тростником. На крыльях, изогнутых, как лезвия ятаганов, Сципиона быстро набирала высоту.
Гуси заметили опасность, растерялись и забили крыльями. Клин распался – птицы бросились наутек: две ринулись вверх, а третья камнем упала вниз, набирая потерянную скорость, и повернула обратно на север, к реке. Вытянув шею, прижав к телу перепончатые лапы, третий гусь летел совсем низко.
Сципиона набирала высоту; в косых лучах утреннего солнца бешено работающие крылья казались золотистыми дисками. Ведомая инстинктом хищника, она знала, что должна подняться как можно выше, чтобы на спуске высота превратилась в скорость: гусь был гораздо тяжелее – только молниеносный неожиданный удар станет смертельным.
Сокол поднимался вверх, не спуская глаз с удирающей в разные стороны добычи.
– Лови, не упускай! – подбодрил Ральф.
Сципиона была голодна, но вполне могла отказаться от нападения: природа не приспособила соколов к охоте на такую крупную дичь.
Чем выше поднималась Сципиона, тем очевиднее становилась разница в размерах птиц. Но вот охотница решила, что набрала достаточную высоту, и зависла в воздухе. Долгие десять секунд Ральф наблюдал за ее парением.
Нет, добыча слишком велика, Сципиона не станет нападать.
– Лови, моя хорошая, бей! – крикнул Ральф.
Должно быть, птица услышала. Раздался смертоносный соколиный крик – высокий, звенящий, жуткий. Сципиона сложила крылья и камнем упала вниз.
– Она выбрала третьего гуся! – торжествующе закричал Ральф.
Нет, Сципиона не сдалась, она выбрала гуся, который летел ниже всех, под острым углом к направлению ее полета.
– В груди этой малышки бьется львиное сердце! – с восхищением заметил Базо, наблюдая за крохотным комочком перьев, падающим вниз.
Юноши слышали свист ветра в перьях, видели едва заметные движения кончиков крыльев, с помощью которых птица управляла смертоносным пике.
Черный с белыми пятнышками гусь в панике захлопал тяжелыми крыльями.
Охотница снижалась с умопомрачительной скоростью. Волосы на затылке Ральфа встали дыбом, словно от порыва ледяного ветра. Сципиона вытянула острые кинжалы когтей.
Ради этого момента охотник и сокол так долго и упорно тренировались – ради момента, когда когти вонзятся в добычу. Сципиона схватила гуся – раздался стук, словно в барабан ударили, да так, что воздух задрожал. Из горла Ральфа невольно вырвался дикий, первобытный крик.
Распростертые крылья гуся судорожно задергались; черные перья, точно шрапнель от пушечного выстрела, разлетелись во все стороны. Гусь обмяк, длинная шея изогнулась в агонии, сломанное крыло волочилось по воздуху. Сципиона вонзила когти глубоко, до самого сердца, которое все еще билось. От удара сокола сломались гусиные косточки и лопнули сосуды возле сердца.
