Андрей Молчанов - Цепная реакция
Подписала необходимые документы, робко, словно не веря, что ее отпустят, спросила: «Могу идти?» — и — скрылась за дверью, оставив после себя ощутимый след темного знака безысходной беды.
Крученый, напротив, держался крайне уверенно и дерзко: причастность к разбоям отрицал, показания Ольги, касающиеся ее изнасилования, называл бредовыми измышлениями, придуманными Атанесяным и каждодневно отправлял из камеры записочки, то бишь, «малявы», шефам группировки.
В письменных посланиях вор просил о том, чтобы голова проворного мента «Родиона» полежала до похорон отдельно от туловища, а малолетней сучке, с потрохами его заложившей, устроили передозировочку героина…
Перехваченные рекомендации майор с удовлетворением подверстывал к неуклонно распухающему делу, однако по оперативным сведениям, в разговорах группировщиков начала подозрительно часто повторяться его фамилия, и потому в целях профилактики непредсказуемых действий противников, Родион вызвал в РУБОП Олега — главу сообщества.
— Есть повод для доверительного разговора, — сообщил он мафиозо в предварительном телефонном разговоре. — Приезжайте, если хотите, с надежным свидетелем, дабы вас не обвинили… ну, понимаете…
— Понимаю, — холодно согласился собеседник.
Олег, происходивший из семьи профессоров-медиков — личность, от которой буквально за версту веяло интеллектом, несокрушимой уверенностью и ледяной логикой, с брезгливостью ознакомился с показаниями подростков: Ольги, Дениса и Антона. Дойдя до эпизода о склонности Крученого к вампиризму, озадаченно хмыкнул.
Далее прочитал просьбу вора о том, чтобы грустной головой майора братки сыграли в веселый футбол.
— Ну и?.. — вопросительно поднял Олег безучастные глаза на Атанесяна.
— Вот и меня тот же вопрос, — отозвался тот.
— Тогда — отвечаю, — молвил глава группировки. — Может, он и Крученый, но разровняли вы его в плоский блин. Со всеми подробностями. Для меня, по крайней мере. Теперь — вывод: зовут его — мразь, и он — никто…
— На данный момент и по данному поводу наши точки зрения абсолютно и отрадно совпадают, — откликнулся Атанесян. — Не смею задерживать. Пока!..
Оценив двусмысленность последнего слова, собеседник усмехнулся:
— Хотел бы сказать вам «прощайте!», но вдруг неправильно поймете… Сказать «до свидания»? Язык не поворачивается. А потому остановимся на варианте: честь имею…
— Хотелось бы надеяться, — заметил Атанесян.
ВИТЁК
Выскользнув из квартиры Чумы с сумкой трофейного барахла, прикрывающего пачки валюты, Витёк уселся в автомобиль и доехал до крытой автостоянки, где обычно оставлял на ночь машину.
Договорившись с частниками-автослесарями, промышлявшими мелкими ремонтами на территории гаражного комплекса, въехал в их бокс, оснащенный подъемником и необходимым оборудованием для производства кузовных работ.
Умело подрезал тонким диском шлифовальной ручной машины сварные точки короба, оттянул его в сторону монтировкой и — одну за другой запихнул в глубь образовавшейся прорехи обернутые в плотный полиэтилен пачки валюты, связанные между собой, подобно сосискам, суровой нитью.
Закрепив разъехавшийся шов струбцинами, вновь прихватил его сваркой, а затем аккуратно заровнял и зачистил следы своих манипуляций.
Обмакнул кисть в тягучий деготь масляной отработки и тщательно промазал нижний край коробов и днище.
Теперь оставалось промчаться на приличной скоростенке по сухому разъезженному проселку, дабы масляную пленку подернули взбитые колесами клубы дорожной пыли.
Первым таким проселком для Витька стала дорога, ведущая к одному из пригородных частных домов, где обитала свора цыган — фальшивомонетчиков и наркодилеров, “закрышенных” Чумой.
До сей поры Чума и Витёк посещали криминальный табор не единажды, а потому незваный гость был встречен толстой и усатой супругой главы вечно безработного и делового сообщества, крайне предупредительно и вместе с тем вполне по-свойски.
Устроившись в просторной гостиной, уставленной мебелью из ценных древесных пород и псевдо-античными статуями, Витёк сквозь зубы поведал, что прибыл, во-первых, по поручению Чумы за очередной данью; во-вторых, ему нужна доверенность на машину и — паспорт, фотографию для которого он незамедлительно готов предоставить; а, в-третьих, происхождение и качество поддельного документика обязано выдержать любого рода проверку, поскольку он, Чума и Весло отправляются в ближнее зарубежье на разборки.
Выслушав данное заявление, произнесенное безапелляционным тоном, толстая ведьма, щуря хитрющие масляные глазищи, ответила, что бланки доверенностей и подходящий паспортишко у нее имеются, и сейчас она востребует для исполнения поставленной задачи необходимого рукодельника, своего брата, отдыхающего ныне в одной из спален второго этажа. Однако с выплатой регулярной мзды существует проблема: денег сейчас нет. К тому же, обозначенный срок выплаты наступает лишь через неделю, и требование многоуважаемого Чумы представляется ей, мягко говоря, странным.
— Сказал же! — оскалясь и, имитируя интонации убиенного шефа, с угрозой промолвил Витёк. — Едем в пампасы, нужны бабки… Старайся-напрягайся!
Поканючив о несправедливости подобного рода требований, цыганка, вздыхая, отправилась на второй этаж — дескать, вдруг, да сумеет перехватить необходимую сумму у родственничка-фальшивомонетчика.
Вернулась минут через пять, вручив наглому посетителю три тысячи долларов и сообщив, что работа по внедрению в ответственный документ фотографии Витька уже началась. Попутно задала меркантильный вопрос: кто и когда за изготовление данного удостоверения личности заплатит?
— Это — с Чумой… — отчужденно покачал головой Витёк. — Мне — что сказано, то и передал…
Цыганка вновь обморочно и смиренно вздохнула.
При первом же взгляде на искусно вклеенную фотографию с безукоризненным оттиском, Витёк понял, что в этом вертепе находятся профессионалы высочайшей квалификации и всесторонней уголовной ответственности. Он даже хотел проронить вполне естественное “спасибо”, однако, вновь вспомнив Чуму, удержался: внезапная вежливость бандита могла поневоле насторожить прожженную мошенницу своей несообразностью.
Вежливость среди таких, как Чума, была признаком слабости — это Витёк уяснил прочно.
А потому, лишь холодно кивнув, сунул деньги в карман и отправился вальяжной походкой к машине, ощущая на спине испытующий взор хозяйки дома…
Цыганка, поднявшись на второй этаж, наверняка отзвонила по связному телефону Чумы, отключенному Витьком, и, не получив подобающего подтверждения, ныне испытывала смутные сомнения по поводу правомерности требований залетного ухаря и своего покорного подчинения им.
Однако Витька данные сомнения уже не касались, тем более, дальнейший график напряженного дня взывал к сосредоточенности на будущих актуальных целях.
Приехав на бывшую квартиру Весла, он вымылся под душем, собрал необходимые вещи и позволил себе несколько часов сна, весьма освеживших его после бдительного производства ночного шмона в квартире Чумы.
После заехал в уже закрывающийся банк, купил справку на выманенные у цыганки доллары.
К ночи, спрятав машину в знакомой до слезливой сердечной истомы березовой рощице рядом с поселком, двинулся согбенным призраком к дому соседки-любовницы. На свой дом старался не смотреть — больно…
Взбрехнул сенбернар, заслышав шорох ночных шагов и тут же взвизгнул — радостно и нетерпеливо…
— Тихо, малыш, тихо… — зажимая ладонью пасть любимца, с неуемным ликованием вылизывающего его лицо, шептал Витёк, отстегивая от ошейника цепь. — Ну, пошли гулять… Рядом! Да что же ты скачешь козлом! Вот, обрадовался… Ну! Рядом, тебе говорю! Разбудишь лихо на мою голову…
Уложив на заднее сиденье возбужденного от возвращения хозяина пса, тронулся в обратный путь.
А солнечным полднем следующего дня его “жигуленок” стоял в веренице выстроившихся у пограничного украинского пункта машин.
Подошедший к Витьку белобрысый таможенник с презрительной гримасой на щекастой, толстогубой морде, кивнув на выглядывающую из оконного проема радостную собачью морду, недовольно процедил:
— А это еще что за пассажир? Какого хрена?
— Везу на международную выставку, — смиренно доложился Витёк. — Родословная, сертификат этот… ветеринарный — все в норме, наши вон проверили…
— Ваши мне по барабану! На выставку, говоришь? — В свиных глазках охранника украинской экономики мелькнуло подозрение. — Ну-ка, пусть выйдет…
— Зачем?
— Я сказал!
— Ага… — Витёк с покорностью раскрыл дверцу, уязвленно постигая истину, что там, где начинается свобода одного человека, кончается свобода другого.
