Николай Иванов - Спецназ, который не вернется
— Итак, ты мне принес новые известия. И, судя по настроению, неплохие, — перешел все же к делу хозяин.
— Да. По крайней мере хоть какая-то определенность по «Кобре». Из группы осталось два человека — сам Заремба и пограничник капитан Туманов.
Хозяин встрепенулся, попытался даже вытянуть шею — настолько важным оказалось сообщение:
— Откуда сведения?
— Они вышли на блокпост. Начальник принял радиограмму об их задержании позже, когда они сами захватили у него заложников.
— Заложников? Они применили оружие?
— Да, шел бой.
— Прекрасно. Чудесно! Совершенно очаровательно. Теперь у нас есть и все юридические основания для поиска, — лукавил, конечно, хозяин: никаких юридических прав тайная засылка группы не давала, но тем не менее переступленная Зарембой черта принесла радость в кабинет. — Так-так, и что дальше?
— После боя Заремба и Туманов ушли в лесополосу.
— Район оцеплен?
— Так точно, — перешел на военный язык Вениамин Витальевич. — Скорее всего, они движутся на Назрань или Моздок.
— Предупредите МВД Северной Осетии, Ингушетии и Кабардино-Балкарии… Хотя нет, никакого шума, а то ведь могут и в самом деле еще поймать. Усилить поиск в самой Чечне, там еще можно стрелять без разбора. А в Моздок, Нальчик и Назрань приготовьте группы по два-три человека с самыми широкими полномочиями по аресту Зарембы и Туманова.
Прекрасен командир, уверенно отдающий приказы! Который сам берет на себя ответственность. Нет, с ним можно поработать, можно…
— Слушай, а неплохую группу, черт побери, ты сколотил, а?! Молодец, — неожиданно похвалил и оценил сделанное неделю назад хозяин. — Свершись чуть попозже мое снятие — и все прошло бы спокойным образом. Жалко… Эти ребята могли бы нам потом пригодиться. И не раз.
— Могли бы, — согласился польщенный Вениамин Витальевич. И еще раз напомнил о себе: — Группа собралась очень толковая.
— Снявши голову, по волосам не плачут. Все внимание отныне нацелить на поиск связей Зарембы и Туманова в России и, может быть, СНГ.
— Они, собственно, одиноки. Как и приказывали…
— Полностью одиноких не бывает. Значит, ищите женщину. Шерше ля фам. Надеюсь, у них нормальная половая ориентация?
— Офицеры. А у них с этим делом вроде нормально.
— Что с журналистом?
— Закрыт. Сегодня утром улетел на Курилы. Репортажи с крайних точек России. Через неделю там лягут туманы, так что вырвется не раньше, чем через месяц. А сегодня, — Вениамин Витальевич раскрыл зубчатую пасть крокодиловой папки. — Вот, в журнальчике перед отлетом успел тиснуть.
— «Женский пляж», — прочел название рассказа на указанной странице хозяин. — О ком и о чем?
— Надо думать, о Зарембе. Подходит он. — Хозяин кабинета склонился над публикацией, забыв предложить гостю стул. Тот так и стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока рассказ хоть и бегло, но не был прочитан до конца.
— Забавно. Если эта тетя Нина вспомнилась ему перед отлетом, а после этих воспоминаний других женщин у него не было…
— Они сидели безвылазно на полигоне, не было, — успокоил Вениамин Витальевич.
— Значит, она и сейчас у него может сидеть в мозгах. Разыщите на всякий случай санаторий, подружек тети Нины и ее саму. Взять под особый контроль. Как и прежнее место службы. Всех разведенок, вдовушек и тому подобное.
— Уже кое-что сделано, — с улыбкой фокусника произнес Вениамин Витальевич. — Санаторий министерства обороны найден. Найдена и сама тетя Нина! — Дождавшись восхищенного удивления начальника, закончил: — Она вернулась от мужа, работает на старом месте.
— Превосходно! — Шеф произносил в новом кабинете только возвышенные слова. И наконец-то соизволил пригласить гостя в «березовую рощу». — Не так все плохо в этой жизни, а, Вениамин Витальевич! И чеченские поезда — фу, какая малость! Это все равно что мелочь по карманам тырить. Неужель не найдем более прибыльного занятия в той же Чечне?
Сказал так, что Вениамин Витальевич понял: оно уже найдено. Напрягся.
— Да если позволить ей победить, — шепотом закончил шеф, — там такие финансовые перспективы открываются… — И громко, весело: — По пять грамм коньячку?
— Мне на работу.
— Успокойся! Уж что-что, а кремлевские кабинеты запаха перегара не боятся. — Сам наполнил рюмки. — За все хорошее. Быть удаче.
— Быть, — сдался Вениамин Витальевич. И, странное дело, впервые вспотел не до, а после выпивки.
— Быть добру, — почти в это же время подняли свой тост и Заремба с Тумановым.
Пили спирт, оставленный санинструктором Костей. Туманов — из-за таблеток — нацедил себе один грамм, подполковник почти полную мензурку.
— А теперь спи.
Капитан уже не сопротивлялся, послушно прикрыл тяжелые даже на вид веки, и, похоже, сразу забылся в полудреме.
— Спи, — повторил Заремба, собираясь с мыслями. Убежище себе они устроили под обвалившейся плитой, с обратной стороны которой карандашом, извлеченным из неистощимой рукоятки волшебного ножа, было начертано слово «Мины». А развалины на окраине поселка он приметил, когда проскочили его на бронетранспортере. Для конспирации проехали еще с километр. Затем Заремба приказал остановиться около лесополосы, уходящей от дороги в степь.
Вытащил на броню солдатские автоматы, быстро разобрал их и бросил части внутрь машины.
— Все, возвращайтесь на пост.
— И без шуток, — предупредил и Туманов, хотя говорил скорее ради того, чтобы поддержать самого себя хоть в каком-то транспортабельном состоянии.
— Пошел, — одновременно хлопнули по броне, словно по крупу лошади.
БТР потоптался, разворачиваясь, и затем с места взял в карьер. Спецназовцы побежали к лесополосе, но как только бронетранспортер исчез из виду, пригнулись и свернули к овражку, воровато пробиравшемуся к развалинам поселка. Не менее воровато крались к домам и спецназовцы. Собственно, крался Заремба, а Туманов, совсем никакой, машинально повторял его движения — полз, откидывался, замирал, пробовал делать перебежки. А когда спросил, далеко ли еще, подполковник понял: он ничего и не видит.
— Крепись, Василий. Нам еще держать границу. Неизвестно где и какую, но держать, — убежденно шептал подполковник, не боясь пафоса и подтягивал под себя земное покрывало. — Не может страна без границ перед врагом и всякой тварью.
— Да, — слабо соглашался пограничник. И спрашивал неизменное спасительное для себя: — Скоро?
— Рядышком. Мы уже на нейтральной полосе. Заляжем под бочком теперь у чеченцев, пока доблестные федеральные войска не прочешут все лесополосы. Отоспимся зато. Как насчет поспать?
— Хоть сейчас.
— Сейчас нельзя. Кто ж нам позволит-то такую наглость — белым днем в чистом поле животы греть. Не пляж.
Последняя фраза неожиданно напомнила про Нину. Почему-то захотелось заговорить о ней, и зашел издали:
— Как, ты говоришь, однажды назвал свою судью? Какая-то светлость…
— Ваша светлость.
— Красиво. Вернемся, возьмем твою «Вашу светлость» и махнем на один из черноморских пляжей. А то лето пройдет — и кроме как в грязь, никуда не окунемся.
— Заметано, — опять слабо согласился капитан.
А Заремба, себе удивляясь, говорил и говорил, лишь бы Туманов продолжал идти и бороться за себя. И даже когда заползли под развороченные авиабомбой плиты разрушенного дома, не сразу уложил больного, а разлил остатки спирта:
— За ребят. И быть добру.
Хотя добро впереди и не просматривалось. Вениамина Витальевича он, конечно, попытается разыскать. И не ради того, чтобы посмотреть ему в глаза — от сентиментальности тому ни холодно, ни жарко. Он заставит, во-первых, его раскошелиться, и не теми копейками, что нарисовал в Чкаловском — памятники на могилы нынче не дешевы, а ребятам он их поставит в полный рост.
А во-вторых, и главных, — узнает, кто и почему дал команду войскам бомбить группу.
Никуда Вениамин Витальевич не денется, скажет, хотя бы в обмен на сумку с документами. А нет — можно попробовать самому разобраться в магнитофонных записях и накладных-обязательствах. И потом оценить и решить, кого заставить плясать уже под свою дудку. Танец не кончился, господа. Он только начинается. И вы пока не знаете, что музыкантов перекупили и мелодия польется не та, что заказывали вы…
Туманов постанывал, беспокойно ворочался, и подполковник подсунул ему под бока рюкзаки. Сам принялся внимательно осматривать место, где планировалось пробыть минимум суток трое. Вынужденно пропел:
— Ничего, ничего, ничего хорошего.
Поселок пострадал от авианалета где-то год назад, потому что развалины уже покорно зарастали бурьяном. Вещи из-под обломков давно выбрали: одежду на тряпки, мебель на растопку. Ближайший жилой дом стоял метрах в ста, на счастье разведчиков огороженный высоким бетонным забором. Невдалеке шуршала под колесами машин дорога, но руины могли привлечь водителей лишь возможностью использовать их как туалет. В поселке, надо полагать, ни мира ни войны. И никто никогда не признается, за кого он — за дудаевцев или за федералов. Потому как ни те, ни другие не могут обеспечить защиту и безопасность. На гражданских войнах люди выживают, если стоят сами за себя.
