Андрей Воронин - Мертвый сезон
– Кто не спрятался, я не виноват! – громко произнес Синица.
Данная фраза означала, что майор считает двигатель достаточно прогревшимся, а если это не так, то это его, двигателя, личные проблемы. Сие высказывание также можно было истолковать как предостережение водителям и пешеходам, которые могли повстречаться майору на пути от управления к казино Гаспаряна. Не то чтобы майор так уж плохо водил; просто периодически он впадал в рассеянность, что в сочетании с капризным норовом его автомобиля действительно могло представлять опасность для случайных прохожих.
Не без труда воткнув первую передачу, Синица осторожно отпустил педаль сцепления. Ничего страшного не произошло; машина медленно тронулась с места, отъехала от бровки тротуара и начала с натугой, но довольно уверенно набирать скорость.
До казино Синица добрался без происшествий. Он криво припарковался посреди стоянки и огляделся, прикидывая, кого бы расспросить. На крыльце казино скучал детина в малиновом пиджаке, со снисходительным презрением взиравший на майорскую "копейку". Синица сделал шаг в его сторону, но тут его внимание привлекли два блестящих столбика с протянутой между ними цепочкой, ограждавшие служебную парковку.
– Ага, – сказал Синица и, подойдя вплотную к цепочке, со скорбным видом уставился на прикрытый чугунной решеткой сток ливневой канализации.
– В чем дело, уважаемый? – послышалось у него над ухом. – Проходите, нечего тут глазеть!
Синица молча сунул руку в карман, извлек оттуда свое служебное удостоверение и, не поворачивая головы, ткнул его под нос охраннику казино.
– Слушай, секьюрити, – сказал он скучающим голосом, – ты не знаешь, в ночь смерти Гаспаряна его машина здесь стояла?
– У меня тогда выходной был, – ответил охранник. – Но, вообще-то, Армен гаспаряновского "мерина" всегда здесь ставит. Мы следим, чтобы место никто не занимал. Видите, табличка...
– Угу, – кивнул Синица, продолжая смотреть на канализационную решетку, – вижу. А как он обычно становится – мордой к казино или к улице?
– К бордюру, – ответил охранник. – Хозяин не любит... то есть не любил, когда долго паркуются. Раз-два, красиво подлетел, красиво тормознул, вышел, как король... Ну, как положено, в общем. А что?
– Да так, – едва шевеля языком, промямлил Синица.
Тяжелая физиономия вышибалы приобрела многозначительное выражение. Он отступил на шаг и через плечо оглянулся на вход в казино, явно прикидывая, как бы ему поэффектнее преподнести коллегам новость: Васгеныча-то замочили, менты расследование проводят!
– Не уходи, – по-прежнему не глядя в его сторону, сказал Синица. – Можешь понадобиться.
Майор обогнул правый столбик и, глубоко запустив руки в карманы просторных мятых брюк, подошел к люку. Он долго стоял, разглядывая решетку. Оттого что голова его была низко опущена, впечатление, что он вот-вот заснет, – вернее, уже заснул – многократно усиливалось.
– Нашли что-нибудь? – спросил у него за спиной вышибала.
Синица не ответил – он смотрел на решетку. Решетка была чуть-чуть сдвинута, как будто ее кто-то сначала вынул, а потом небрежно поставил на место, не потрудившись проверить, точно ли она вошла в паз. Потом майор наклонился, кряхтя приподнял тяжелую решетку и положил как надо.
– Непорядок, – сказал он вышибале. – Кто-нибудь споткнуться может... Ты не видел, кто ее трогал?
– Да кому она нужна? – удивился вышибала. – Дождя две недели не было, а воровать – ну на что она сдалась? Был бы хоть цветной металл, а так – чугун...
– Угу, – сказал Синица. – Телефон в казино есть?
– Возьмите мой, – предложил вышибала, протягивая ему мобильник. Пускать милиционера в казино ему, судя по всему, не хотелось.
Рассеянно кивнув, Синица взял телефон, созвонился с водоканалом и довольно быстро выяснил, что никаких работ по очистке и ремонту ливневой канализации в последнее время в городе не проводилось. Снова кивнув, майор вернул телефон хозяину и опять застыл, глядя на решетку.
Судя по некоторым признакам, решетку вынимали совсем недавно. Плотный валик набившейся в паз земли потрескался и раскрошился, несколько прямоугольных кусочков засохшей грязи вывалились наружу и лежали на мостовой. Синица рассеянно наступил на них подошвой и растер в пыль.
– Будь другом, – сказал он вышибале, – вынь ее оттуда и положи в сторонку. Спина у меня чего-то...
Немного поколебавшись, вышибала с огромной неохотой наклонился и без усилий поднял тяжелую решетку. Похоже, он мысленно проклинал ту минуту, когда ему в голову пришла идея выйти покурить на улицу. С негромким лязгом опустив решетку на асфальт в метре от колодца, он отошел в сторону и принялся брезгливо вытирать пальцы носовым платком.
Синица не обратил внимания на эту пантомиму. Он присел на корточки на краю открывшейся прямоугольной ямы, наклонился вперед и, свесив голову, стал смотреть вниз.
* * *По дороге из отеля к Стаканычу Глеб заглянул на набережную. Старик был здесь – Сиверов видел, как он горячо втолковывал что-то стройной загорелой блондинке и ее скучающему спутнику, которые стояли перед стендом с его картинами. Мысленно пожелав Чернушкину удачи, Глеб отправился к нему домой – нужно было взять из тайника в сарае еще немного денег, поскольку создаваемый им образ запойного лесопромышленника требовал чертовски больших финансовых затрат.
Он отпустил такси в двух кварталах от дома и прошел оставшуюся часть дороги пешком, думая о том, что местные менты оказались на удивление сообразительными ребятами. Собственно, Слепой не рассчитывал на то, что смерть Гаспаряна спишут на естественные причины, – местные воротилы наверняка ждали чего-то именно в этом роде и потому отреагировали мгновенно. Чего Глеб не ожидал, так это что его трюк с канализацией разгадают сразу. Он еле успел забрать акваланг из коллектора. Уже на следующий день вокруг белого домика на мысу было полно лежащих в засаде ментов, а возле устья канализационной трубы в море болтался милицейский катер, с которого ныряли аквалангисты. Глеб не знал, что они рассчитывали там найти, но такая оперативность ему не понравилась: в команде противника, похоже, был кто-то, у кого хватило ума выбрать из всех возможных версий ту, что была ближе всего к истине, и твердо ее придерживаться, несмотря на отсутствие улик.
Впрочем, насчет улик у него тоже были определенные сомнения. Если кто-то сообразил, каким именно способом убрали Гаспаряна, то канализационный колодец на стоянке перед казино наверняка обследовали. Там, в колодце, дошлый мент мог найти сколько угодно улик, подтверждающих его правоту. Например, следы ботинок на слежавшемся песке, нанесенном в канализацию дождями, или остатки пролитой тормозной жидкости, смешанные все с тем же песком...
Глеб с большим неудовольствием припомнил сцену, разыгравшуюся час назад в отеле. Собственно, сцены как таковой не было – было мелкое происшествие из тех, что всегда служили для него признаками надвигающейся опасности.
Происшествие это имело место в вестибюле, куда Глеб спустился, чтобы отдать портье ключ от номера. Портье оказался занят – он болтал с каким-то странным типом, выглядевшим так, словно добрых полгода спал не раздеваясь. На нем был жеваный, весь в каких-то неопрятных пятнах серенький цивильный костюм, несвежая рубашка и сбившийся на сторону галстук того фасона, что считался модным лет двадцать назад. Когда-то черные туфли давно порыжели, пепельные волосы на голове торчали как попало, а длинная бесцветная физиономия выражала уныние и скуку. Он стоял навалившись локтями на стойку, сложив руки с обкусанными ногтями на изрядно потрепанной дерматиновой папке, и, казалось, дремал с открытыми глазами, слушая, что говорил ему портье. Заметив Глеба, портье замолчал и уставился на него, как на какое-то диво. Незнакомец владел собой гораздо лучше: он бросил в сторону Сиверова только один равнодушный взгляд и сразу же отвернулся. Впрочем, дела это не меняло: Слепой уже понял, что разговор шел о нем.
Понял он и то, кто перед ним, – об этом яснее всяких слов говорила дерматиновая папка. Ему очень не понравилась скорость, с которой оперативники вышли на него; еще больше не понравилась Глебу запущенная внешность явившегося в гостиницу мента. Раз он так быстро взял след, значит, с серым веществом у него полный порядок; а если умный мент выглядит как бомж, значит, работа для него – все и вкалывает он не за чечевичную похлебку, а за идею. Взяток не берет, жена то ли ушла, то ли ее и вовсе никогда не было, детей тоже не имеется, родители, если живы, в счет не идут... Глеб хорошо знал эту породу. Перед ним стоял идеалист во всей своей красе – один из тех редких, еще не до конца вымерших экземпляров, кого легче убить, чем заставить свернуть с избранного маршрута...
