Андрей Дышев - Классная дама
Во дворе химического института было так же уютно и спокойно, как в самом глухом углу городского кладбища в полночь. Я стоял посреди двора и светил по сторонам. Луч перебегал с бочек на какие-то ржавые конструкции, оттуда на мрачные черные окна корпуса, спускался по кирпичной стене к висящей на одной петле двери и терялся где-то в глубине территории.
Шурша плащом, Ольга Андреевна пролезла через проем. Я понимал, что она не испытывала большого восторга от этой ночной прогулки, но я был упрям и делал то, что считал нужным. Когда химица снова повисла на моей руке, я почувствовал, что она дрожит. Бедняжка! Она страдала, и неизвестно, ради чего! Я нащупал в темноте ее пальцы. Они были ледяные.
– Когда же ты угомонишься? – прошептала она.
Я не стал отвечать. Ольга Андреевна думала о своем и потому не могла меня понять. Я же доверял своей интуиции, которая внятно говорила мне, что Белоносов, приехавший вчера вечером на такси и сошедший около водонапорной башни, прячется где-то здесь.
– Постарайся идти тихо, – шепнул я учительнице и повел ее к корпусу, дверь которого висела на одной петле.
Мы приблизились к крыльцу. Я заметил, что свет фонарика становится все более слабым – старые батарейки стремительно садились. Чтобы не остаться вообще без света, пришлось выключить фонарик и некоторое время стоять в полной темноте в ожидании, когда глаза привыкнут и станут хоть что-то распознавать.
– Один ученик рассказывал, – прошептала Ольга Андреевна, коснувшись губами моего уха, – что видел здесь худого поросенка, обросшего серой шерстью и с длинным голым хвостом.
Я повернул в ее сторону лицо. Не знаю, где находился источник света или же туман светился сам собой, но я смог различить во мраке контур ее лица и слабый отблеск широко раскрытых глаз.
– Наверное, он его поймал и съел? – шепотом спросил я.
– Кого?
– Худого поросенка?
– Это был не поросенок, – после недолгой паузы ответила учительница. – Это была крыса-мутант. Здесь их тьма-тьмущая. Они жрут синтетические гормоны…
Этими сказками пусть она пугает Рябцева, чтобы не ходил сюда и не рисковал своей потенцией, подумал я и, пригнув голову, пролез под накренившейся дверью. Под моими ногами хрустнуло стекло. Я вытянул руку и стал водить ею из стороны в сторону, чтобы сослепу не припечататься лбом к стене или к лестничным перилам, и тотчас шлепнул по влажной резиновой поверхности. Это оказался плащ Ольги Андреевны.
Учительница жалобно пискнула от страха. Пришлось включить фонарик. Ольга Андреевна смотрела на меня так, словно я нажрался синтетических гормонов.
– За что ты меня мучаешь? – прошептала она, крепко, до боли, вцепившись в мою руку.
Мы стали медленно подниматься по лестнице. Я чувствовал, как в руке учительницы пульсирует кровь. Ударов сто двадцать в минуту, не меньше! Шероховатые, с колкими заусенцами перила кусали мою ладонь. Нога становилась на мелкие камешки, они тотчас крошились под тяжестью моего тела, словно мел. Я улавливал запах нежилого, отсыревшего помещения. Хмельной аромат шампуня, который источали волосы моей перепуганной насмерть спутницы, был единственным признаком существования рядом со мной жизни, и это придавало мне уверенности в том, что я нахожусь на планете Земля, относительно недалеко от Побережья, которое в сезон становится настоящим раем, и люди тратят большие деньги, чтобы туда приехать.
Мы поднялись на второй этаж, и я стал взбираться дальше. Ольга Андреевна окончательно перестала понимать, чего я добиваюсь, и совсем онемела от страха. Возможно, она уже была согласна ухаживать за дочерью Белоносова всю свою оставшуюся жизнь, лишь бы выбраться из этого жуткого места живой.
Но вот и третий этаж. Мои глаза уже настолько привыкли к темноте, что я мог различить бледные контуры оконных проемов. Я потянул учительницу в какую-то комнату, где, словно скульптуры, возвышались высокие цилиндрические предметы. Не исключено, что это были емкости для какой-нибудь жидкости. В оконном проеме уцелела часть стеклянных изоляторов. Они торчали по окружности, словно зубы акулы, разинувшей пасть.
Я подошел к окну, ориентируясь по идущему от него холодному воздуху, оперся руками о битый стеклянный край и выглянул наружу. Может, институт находился намного ниже самого поселка, или же туман стал рассеиваться, во всяком случае, с этой высоты я достаточно хорошо увидел всю территорию научного городка, обнесенную забором. К счастью, на ней почти не было деревьев, и ничто не мешало увидеть здание самого большого корпуса, расположенного в центре, и какое-то подобие пруда рядом с ним, и маленькие домики по всему периметру, похожие на трансформаторные будки, и большой холм явно искусственного происхождения, обнесенный сеткой, и большие, как на нефтезаводе, емкости, и тонкий шпиль антенны на вялых растяжках…
Но что это?! Я таращил глаза изо всех сил! Неужели это то, что я хотел увидеть? Справа от главного корпуса, на другой стороне пруда, возвышалась узкая двухэтажная постройка с металлической коленчатой лестницей, которая, словно плющ, вилась по стене. Домик был совсем ветхий, и на его крыше, кажется, росла хилая березка. Но, конечно же, не она привлекла мое внимание, а тусклый, мерцающий, едва различимый свет, идущий из узкого, как амбразура, окна – неопровержимое доказательство присутствия в маленьком домике человека.
Я притянул к себе Ольгу Андреевну, взял ее за плечи, подвел к проему и вытянул руку вперед, показывая на источник света. Учительница не сразу заметила его, настолько он был слаб.
– Надеюсь, ты понимаешь, – шепнул я дрожащим от волнения голосом, – что институт давно обесточен и это явно не электрический свет…
Она хотела мне что-то ответить, как вдруг я отчетливо услышал шаги. Я успел зажать Ольге Андреевне рот ладонью, и она не проронила ни звука. Прижав ее к себе, я застыл. Шаги были осторожные, крадущиеся. Я не мог понять, откуда они идут. Ладонь учительницы, которую я крепко сжимал в своей руке, стала влажной и холодной. Лишь бы она не потеряла сознание, потому что тогда мне придется держать ее на руках! А мои руки должны быть свободны, чтобы в случае необходимости вцепиться в горло человеку, который бродит где-то рядом, повалить его на пол, а затем осветить его лицо.
Шаги на мгновение затихли, затем раздался гулкий звук, словно по барабану ударили кулаком, и снова шаги. Не знаю, кто это, но готов биться об заклад, что это существо передвигалось на двух ногах, а не на четырех. Значит, версию о крысе-мутанте можно сразу отбросить.
Ольга Андреевна слабела в моих объятиях. Представляю, какое интересное у нее сейчас было выражение лица! Такое же, наверное, бывает у селедки, когда она скользит по пищеводу акулы в сторону желудка. Впрочем, и я тоже сейчас мало напоминал того Вацуру, которого привык видеть в зеркале во время бритья. Полагаю, рот мой был приоткрыт, глаза округлились, как у испуганного суслика, уши стали огромными, дрожащими от напряженной работы, и нос двигался в такт дыханию – туда-сюда, туда-сюда…
Ого, да тут не только шаги, тут еще и свет! В безликом мраке медленно проступал пустой дверной проем, и он быстро заполнялся подвижным желтоватым светом; и уже бесформенные длинные тени поползли по потолку над нашими головами; и можно было рассмотреть во всех деталях лестничную площадку; и осветилось лицо учительницы, искаженное страхом. Кто-то с фонариком приближался к лестничной площадке, на которой мы стояли всего несколько минут назад. Кто-то… Конечно же, это Белоносов! На ловца и зверь и бежит! Какая удача!
Бессмысленно было дергаться, убегать под прикрытие емкостей и пытаться спрятаться. Любое наше движение вызвало бы звук, который нельзя будет не услышать в полной тишине. Я уже настроился на то, что луч света сейчас упадет на нас. Лишь бы у Белоносова не разорвалось сердце от неожиданности! Эмоциональный удар, какой он испытает, увидев нас, будет ужасен…
Я услышал, как хрустнула щебенка. Затем снова этот странный барабанный звук. Вот по перилам пробежало световое пятно, скользнуло вниз, на ступени. Свет ушел вниз, опережая того, кто нес фонарик, и дверной проем стал меркнуть и растворяться в темноте. Я успел увидеть лишь неясный контур человека в темной куртке, который нес что-то вроде канистры.
Ольга Андреевна так сильно сдавила мою руку, что ее крепкие ногти вонзились в мою ладонь подобно капкану. Находились бы мы в другом месте, я бы обязательно взвыл. Человек стал спускаться по лестнице. На фоне едва освещенной стены на мгновение появился силуэт его головы в профиль. Дерзко вздернутый нос, пухлые губы, волна волос, опускающихся на воротник куртки… Мать честная! Да это же Рябцев!
Я в изумлении посмотрел на учительницу, но комната, где мы стояли, уже опять погрузилась во мрак. Ничего не понимаю! Что делает лучший ученик школы в заброшенном институте, да еще в такое время? Наверняка он только что встречался с Белоносовым! Надо немедленно допросить ревнивца по полной программе! Немедленно и напористо, не давая ему прийти в себя и начать контролировать свои ответы! Неожиданность, страх и шок заставят Рябцева выдать правду с той же легкостью, с какой принуждают малыша напрудить в штанишки.
