Михаил Нестеров - Слабое звено
Еще тогда она обратила внимание на бледное лицо пассажира, прячущего свое истинное состояние за шаблонными словами. Сейчас же болезненный вид парня указывал на то, что его тошнит. Страдальческий изгиб губ и частые взмахи его длинных ресниц открытым текстом говорили, что ему, сильному парню, стыдно перед хрупкой девушкой, стойко или привычно переносящей болтанку в небе. Вдвойне стало бы стыдно, воспользуйся он гигиеническим пакетом, предназначенным для подобных случаев. Гигиенический пакет – это не для настоящих мужчин.
– Парк самолетов... – выдавил из себя Равиль. – Мне говорили, он стал совсем изношенный. Раньше было легче, – торопливо добавил он сиплым голосом, – об авиакатастрофах умалчивали. А теперь каждую неделю объявляют.
Саша улыбнулась молодому брюзге и коснулась пальцами его плеча:
– Не беспокойтесь, наш самолет новый.
– Новый или не совсем старый? – Равиль покосился на пожилого мужчину, сидевшего в последнем ряду на крайнем кресле. Тот прислушивался к разговору и пару раз обернулся на страдальца.
– Извините. – Яфаров бочком миновал стюардессу и заперся в туалетной кабинке.
Присев на крышку унитаза, Равиль вынул из кармана пакетик и, развернув его, долго смотрел на сероватый порошок. Наконец, решившись, резко выдохнул, высыпал содержимое на язык и быстро, почувствовав сильную горечь, распространившуюся по всей полости рта, запил снадобье водой.
Согласно полученной инструкции, приступы тошноты, а затем сильной рвоты дадут знать о себе через пятнадцать-двадцать минут – ровно столько останется и до конца полета.
Яфаров снова бросил взгляд на циферблат «командирских» часов: сорок минут, и шасси воздушного лайнера коснутся бетона Новоградского аэропорта.
Равиль ничего не ел сегодня, не смог проглотить легкий завтрак даже через силу. Желудок начал протестовать задолго до запланированного времени, готовый вывернуться наизнанку даже без рвотного препарата – еще до взлета лайнера, прямо на трапе. И Равиль как мог сдерживал себя. В противном случае он ставил под угрозу – да что там говорить – просто в самом начале срывал тщательно спланированную операцию. «По состоянию здоровья» его могли оставить в Казанском аэропорту; а если бы он не сдержался в первые минуты полета, командир экипажа получил бы команду вернуться в столицу Татарстана, которую едва не «поставили» из-за вспышек холеры на карантин.
Равилю объяснили, что за двадцать минут до посадки пассажирский самолет назад в Казань не вернут – не хватит топлива. Также не смогут предоставить для посадки другой аэродром: какой город захочет принять у себя борт, на котором находится человек с явными симптомами холеры? Считай, в этом случае все пассажиры несчастного лайнера автоматически входят в группу риска.
А вопрос нешуточный. Яфаров собственными глазами видел по телевизору президента страны, взявшего «холерный вопрос» под личный контроль. «Наверху» приняли все необходимые меры, чтобы заразный очаг не распространился на другие регионы. На теплоходах, останавливающихся в Казани, санитарный контроль. На самолетах и поездах – то же самое. Правда, спустя рукава. Белых халатов. Пассажиров рейса Казань – Новоград бегло опросил главврач аэропорта: не вступал ли кто из них в контакт с больными холерой, не чувствует ли кто тошноты, головокружения, повышенной температуры. Абсолютно здоровый, Равиль тем не менее ощущал все перечисленные врачом симптомы.
В туалете он умылся, вытер лицо салфеткой и снова оглядел себя в зеркале. Черные брови, сросшиеся на переносице, показались Равилю белёсыми, глаза словно подернулись желтоватой пеленой, кожа на острых скулах натянулась и выглядела в зеркальном отражении ломкой: показалось, коснись ее пальцами – из-под нее брызнет кровь.
Равиль постарался взять себя в руки. Он – начало операции. Без него профессионалы, разработавшие план и принимающие в дерзком теракте непосредственное участие, не стоят ровным счетом ничего. В голову Равиля пришло нелепое сравнение с выключателем, рубильником. Без этой важной детали не включить готовую к работе машину.
От этого сравнения, точнее, от собственного масштаба, ему немного полегчало. На щеках проступил легкий румянец, поблекшие было глаза ожили.
И Саша Гордеева отметила явные признаки улучшения в состоянии здоровья пассажира. Стюардесса улыбнулась, ободряющее кивнув ему головой:
– Я принесу вам воды с лимонным соком. Полегчает.
Яфаров не стал отказываться. Сидя на своем месте, он выпил прохладный, освежающий напиток и откинулся на спинку кресла.
* * *Новоград
Валентин Мезенцев подошел к зданию инфекционного отделения городской клинической больницы в темно-сером полувоенном костюме, напоминающем милицейский: брюки заправлены в высокие, на шнурках ботинки, рубашка с нагрудными карманами, кепка с длинным козырьком. У плеча на погоне крепилась портативная радиостанция «кенвуд».
На небольшой парковочной площадке, расположенной напротив здания, стояли две машины «Скорой помощи», точнее, санитарные машины инфекционного отделения с красной горизонтальной полосой, напоминающей корабельную ватерлинию по белоснежному борту. Матовые стекла «ГАЗелей» не позволяли рассмотреть, что внутри салона, лишь лобовое и боковые стекла в кабине давали возможность Мезенцеву разглядеть пустующие кресла водителя и пассажира.
Валентин прошел вдоль фасада здания с наполовину закрашенными окнами и свернул за угол. Еще вчера он определил место, с которого хорошо просматривались оба выхода из инфекционного отделения – центральный и служебный.
Накануне бригада медиков выезжала по вызовам четыре раза. В первом случае эпидемиологи вышли из парадного, в остальных же – через боковую дверь. Скорее всего и сегодня появятся отсюда, предположил Мезенцев, расположившись на скамейке и поглядывая в основном на торцевую дверь инфекционного отделения.
Место Валентин выбрал удобное. Бригаде медиков, для того чтобы обратить внимание на человека в униформе, нужно обернуться.
А появятся они скоро. Судя по времени, через пять-десять минут. Вряд ли возможна ошибка или совпадение – вызов бригады по другому адресу. Впрочем, накладка, если таковая случится, не должна повлиять на исход дела: следующая бригада наверняка отправится в аэропорт.
С утра погода в Новограде выдалась ветреной. Редкие тяжелые облака, местами подернутые свинцом, проплывали низко над землей, изредка заслоняя яркое солнце.
Козырек кепи бросал тень на лицо Мезенцева, солнцезащитные очки в легкой полуоправе скрывали глаза. Валентин особо не настраивал себя на сегодняшний день, однако ночь прошла в нескончаемой череде видений. Они не отступали и при открытых глазах. Как наяву, он переживал свои действия, будто они уже прошли, а он лишь вспоминает и подвергает их анализу. Даже видел небольшие огрехи в работе и недовольно качал головой. Валентин знал, что в таком состоянии можно перегореть, выйти на прямую опустошенным, усталым. Но заставить себя отделаться от видений не мог.
Наутро он заметил легкую дрожь в руках – и это знакомо. Порой дрожь – хороший предстартовый признак.
Времени осталось мало – от силы пять минут. Потом оно резко увеличится, затем еще возрастет и в конце вдруг лопнет, превращаясь либо в ничто, либо давая легким хлопком доступ к лазурным берегам.
На лице Марковцева Валентин не находил и тени сомнения. С одной стороны, Сергею легче – если отталкиваться от его же высказывания: «Взмыл в небеса – пора пикировать». А пока Мезенцев только-только начинает разбег. Ему, в отличие от командира, неведомы ощущения ни настоящего набора высоты, ни состояния свободного падения. Наверное, он завидовал Сергею. Однако не мог ответить на вопрос: захочет ли он после удачного пикирования снова набрать высоту. Марковцев рядом – неподалеку от центрального выезда с территории клинической больницы, огороженной литым чугунным забором. Сергей на связи, но «сорить» в эфире нельзя, только в крайнем случае.
* * *Борт самолета «Ту-154»
Равиль ожидал чего угодно – резкой боли в животе, нестерпимых спазмов в желудке, непроизвольного подергивания горлом, – но его просто-напросто, без позывных толчков изнутри, буквально вывернуло на спинку находившегося перед ним кресла. Запах рвоты послужил катализатором для повторного опорожнения желудка. Перед глазами все померкло, однако в голове стучала «ключевая фраза», не забыть бы воспроизвести ее.
На лицах попутчиков отразилось отвращение, и только несколько пассажиров рейса Казань – Новоград, сидевших вне досягаемости рвотных брызг Равиля, выразили молчаливое сочувствие.
Соседка Яфарова, лет сорока, до сих пор источавшая изысканный аромат дорогих духов, через носовой платок истерично выкрикнула:
