Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма
Бешенство полностью затопило Лопатникова. Он рванулся к вооруженному мужику, сидящему рядом с телом его дочери:
– Суки! Падаль! Убью!
Колыма привстал с земли, навстречу налетающему Лопатникову, протянул ладонью вперед правую руку, раскрыл рот, чтобы объяснить ситуацию, но взбешенный Лопатников слушать его не собирался. Неожиданно ловким для такого толстого человека движением он схватил Колыму за руку, резко развернул, повалил на землю, пинком вышиб из рук карабин. Блатной не успел ничего сделать – он бы сумел справиться с нападавшим, если бы, увидев его, настроился на бой, но Колыма понимал, что сейчас следует не драться, а объяснить ситуацию словами. К тому же за спиной разъяренного толстяка были еще три человека с автоматами – расклад явно не в его пользу.
– Второго держите! – рявкнул Лопатников, с размаху врезав Колыме кулаком в челюсть.
Оба охранника и Лопатников-младший с собакой кинулись в тайгу, догонять убежавшего Черепа, а Балякин, подскочил к Колыме и взял блатного под прицел.
– Что вы с ней сделали, суки?! – Лопатников встряхнул Колыму за грудки и, отпустив, кинулся к дочери. – Дашенька, милая, что с тобой?! – он потряс девушку за плечо. – Даша!
– Жива она, жива! – хрипло проговорил Колыма. – Просто в обмороке...
– Ах ты урод! Что вы с ней хотели сделать?! Эй, Антон, ну-ка... – Лопатников явно хотел отдать Балякину приказ стрелять, но в этот момент девушка открыла глаза.
– Папа...
– Дашенька! Живая! Ты в порядке?! Не бойся, все уже хорошо, этих уродов мы сейчас пристрелим как собак... Антон, мочи этого скота!
– Стойте! – крикнула девушка, увидев, на кого направлен автомат. – Папа, подожди!
– Что такое?!
– Он же меня спас!
– Что значит спас? От кого? – недоуменно спросил Лопатников. – От второго?
– Нет! От медведя. На меня напал медведь, а он, – девушка кивнула на Колыму, – его застрелил! Не трогай его, папа!
И Балякин, и Лопатников на секунду потеряли дар речи.
– Я ж тебе говорил, что ничего мы ей не сделали, – негромко сказал Колыма.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами Балякин, опомнившийся первым. – Какой еще медведь?
– Обычный! Бурый! Я подошла к этим кустам, – девушка показала на малинник, – а он оттуда вылез и на меня!
– А я ее крик услышал, прибежал и мишку пристрелил, – закончил Колыма, обращаясь к Лопатникову. – Может, прикажешь своему мордовороту автомат убрать и спасибо скажешь?
– А где же тогда этот подстреленный медведь? – недоверчиво спросил Балякин.
– В реку упал, – ответил Колыма. – Он на краю обрыва стоял, туда и сверзился.
Лопатников подошел к краю обрыва и посмотрел вниз.
– Нет там никакого медведя.
– Его, наверное, река унесла! – сказала девушка. – Папа, правда был медведь. А этот человек меня спас! Скажи Антону, чтобы убрал автомат!
В этот момент из леса вышел Череп, держа руки за головой.
Следом за ним шли охранники с прииска, Лопатников-младший и злобно рычащая собака.
– Этот тоже тебя спасал? – спросил у дочери Лопатников, кивнув на Черепа. Он все еще не остыл, и голос его звучал почти зло.
– Нет, этого не было.
– Андрюха без оружия был, сами же видите, – сказал Колыма. – Что, ему с голыми руками на медведя бросаться?
– Папа! Отпусти их!
Лопатников несколько секунд раздумывал, потом кивнул Балякину, и тот опустил автомат. Причин не верить дочери у Лопатникова не было, хотя вся эта история с упавшим в воду медведем и казалась ему очень подозрительной.
– Можешь опустить руки, – сказал Лопатников подошедшему Черепу. – А вы можете убрать трещотки.
Охранники отвели стволы автоматов от блатного, но убирать оружие за спину не стали. Коля Колыма поднялся с земли, протянул руку к своему карабину, но Лопатников быстро отбросил его ногой в сторону.
– Слушай, что-то я тебя не пойму, – сказал Колыма, глядя в глаза Лопатникову. – Я твою дочь от смерти спас, а ты не то что спасибо не сказал, так еще и ведешь себя как-то слишком борзо. Ты что, не веришь ей? Зачем ей врать?
– Мало ли, – не отводя взгляда, ответил Лопатников. – Запугали девку, вот она вас и выгораживает.
– Ты думаешь, что говоришь?! – возмутился Колыма. – Вас здесь пятеро и все при пушках, а нас двое и с голыми руками! Стоит ей кивнуть, вы нас в расход пустите! Чем мы ее могли так запугать, чтобы она и сейчас нас боялась?
– Дружками, например. Сказали, небось, что найдут и отомстят. Я вашу уголовную натуру хорошо изучил, а в благородных блатных что-то не верю.
– С чего ты взял, что мы блатные?
– А кто?! Шаолиньские монахи заблудившиеся? Ты на ручки-то свои посмотри, там вся твоя биография прописана!
Рассказывать про то, что татуировки это просто память о невинных детских шалостях, смысла не было, и Колыма не стал спорить.
– Тебе-то какая разница? Я твою дочь спас...
– Папа, он правду говорит! – Девушка успела немного прийти в себя и говорила почти спокойно. – Честное слово, папа! Если бы не он, ты бы меня уже не увидел. Отпусти его, я очень тебя прошу! – Даша шагнула вперед и взяла отца за руку.
Несколько секунд Лопатников молчал, а потом, опустив глаза, буркнул:
– Ладно. Только ради тебя, Дашенька. Слышите, вы, уроды? Можете валить на все четыре стороны. А мы на прииск возвращаемся.
Охранники окончательно опустили ружья, Череп шагнул к лесу, но Колыма не собирался уходить, как побитая шавка.
– Карабин отдай, – потребовал он.
– Скажи спасибо, что живым уходишь, – неприязненно бросил в ответ Лопатников.
– Слушай, мужик! – Коля Колыма очень редко употреблял это слово, даже когда разговаривал не с блатными, и оно значило, что он разозлен до предела. – Ты реши, веришь дочке или нет! Если веришь – отдай карабин и скажи спасибо. А если нет – прикажи своим шестеркам нас пристрелить!
– Ну-ка, ну-ка, – неожиданно заинтересованным голосом сказал Лопатников, внимательно вглядываясь в лицо Колымы. – Сделай-ка еще раз такую же гордую и несгибаемую рожу! Кажется, я тебя узнал, синий! Ты случайно на семнадцатой зоне под Ягодным не сидел? Шестой отряд, если не ошибаюсь!
Колыма промолчал. Отрицать было глупо – у бывшего начальника ИТУ явно была хорошая память на лица. Он и сам узнал бывшего «Хозяина», как только увидел, но надеялся, что тот его не вспомнит – сколько через его зону зэков прошло? Но вот не поперло!
– Та-а-а-ак, интересно, – протянул Лопатников. – Как же твоя фамилия? Семенов? Симонов? А! Вспомнил! Степанов! Николай Степанов, он же Коля Колыма! Помню, у меня с тобой немало геморроя было. Надо же, а я вот как раз только что из Магадана вернулся, новости все знаю. Представляешь, Антон, – Лопатников повернулся к начальнику охраны прииска, – тут две недели назад двое зэков из «блондинки» сбежали при пересылке. И один из них как раз Степанов. Я же сразу подумал, что где-то совсем недавно эту рожу видел! По телику гоняли фотографии разыскиваемых лиц!
– Ну и что? Тебе не один хрен? У тебя на прииске половина народу в розыске числятся, – сказал Колыма.
– Это дело другое... – хмыкнул Лопатников.
– Папа, отпусти их! – Даша заглянула отцу в глаза. – Ну как ты можешь, он же мне жизнь спас!
– Я вот не пойму, дочка, что ты этих уголовных рож так выгораживаешь? – спросил Лопатников. – Даже если на тебя и правда медведь напал, а этот герой его пристрелил, думаешь, он это по доброте душевной сделал? Если бы мы не подоспели, они бы тебя изнасиловали и следом за медведем в речку бросили.
– Нет! Папа, нет!
Лопатников задумчиво покачал головой. Чем больше его дочь заступалась за этих синих, тем подозрительнее ему казалась ситуация. Беглых уголовников он хорошо знает – им только насилие подавай. Скорее всего они и правда запугали Дашу, и она теперь вынуждена их выгораживать. Мало ли что можно неопытной девчонке наплести – про корешей на свободе, про то, что сами отомстят, когда откинутся. Уголовники на это мастера. А зачинщик наверняка этот Колыма – раз ружье у него в руках было.
Поколебавшись еще несколько секунд, Лопатников принял решение.
– Свяжите их, – приказал он охранникам.
– Папа! Ну зачем?! Отпусти их! – крикнула девушка, но этим только укрепила подозрения своего отца.
Балякин тем временем поднял автомат и направил его на Колыму.
– Будешь рыпаться – прострелю ногу, – предупредил он блатного. – Парни, вяжите его.
Один из охранников осторожно подступил к блатному, второй в это время держал под прицелом Черепа.
– Имей в виду – штучки с заложником не прокатят, – сказал Колыме Лопатников. – Если ты кому из моих парней нож к глотке приставишь, то тебе это ничем не поможет. Только умирать будешь очень погано.
Колыма понимал, что шансов нет, и поэтому, когда его связывали, сопротивляться не пытался. Как и большинство блатных, он был фаталистом, и когда судьба отворачивалась от него, принимал это спокойно. Через пять минут руки у обоих были связаны за спиной, и их тычками погнали в сторону «дикого» прииска.
