Сергей Донской - Туманный вирус
Чугунные ребра батареи оказались намного прочнее человеческой грудной клетки. Пуская изо рта сгустки крови, полицейский выстрелил в потолок и выронил пистолет. Его глаза выпучились до такой степени, что было страшно на них смотреть.
Белов и не стал. Поднял пистолет левой рукой, навел на сидящего Кинг-Конга и приказал:
— Сядь за стол и звони, животное.
— Куда? — подобострастно спросил Кинг-Конг.
Он был готов звонить, плясать, кувыркаться, стоять на голове — все, что угодно, лишь бы в него не стреляли.
— Министру своему, — устало сказал Белов. — Генералу полиции Мухамбекову.
— Могу я позвонить, — прохрипел капитан, придавленный радиатором.
Белов опустил взгляд. Физиономия полицая была перепачкана кровью, которая текла не только изо рта, а из носа, ушей и даже, кажется, глаз.
— Ты лежи, — посоветовал ему Белов, — береги силы. Они тебе скоро понадобятся. На операционном столе.
Капитан заплакал кровавыми слезами, то ли удрученный такой перспективой, то ли радуясь, что остался жив.
Белов смотрел не на него — на Кинг-Конга с телефоном.
— Быстрее, — велел он. — У меня терпения ненадолго хватит.
X
Генерал Мухамбеков отпил глоток кофе, поставил чашку на блюдце и закурил. Его взгляд был обращен на распухшую руку Белова с багровым запястьем.
— Ну как? — спросил он.
— Побаливает. Но кость цела и пальцы работают.
В подтверждение своих слов Белов пошевелил пальцами.
— Я про кофе спрашиваю, — объяснил Мухамбеков, лицо которого сохраняло азиатскую невозмутимость. — Нравится?
Они сидели в просторном кабинете с высокими — почти от пола до потолка — окнами. Вдоль глухой стены протянулся книжный шкаф, куда, судя по некоторому беспорядку, Мухамбеков порой заглядывал. В кабинете было много всяких безделушек и, пожалуй, не меньше всевозможных изображений президента. Султанбаев был воплощен в бронзе и фарфоре, в масле, гуаши и на обычной фотобумаге. Он стоял на трибунах, беседовал с людьми, держал на руках краснощеких детишек, но в основном просто смотрел с портретов, проницательно и мудро, как будто зная все о каждом гражданине своей необъятной родины.
«Блин, неужели мы тоже когда-нибудь к этому вернемся?» — подумал Белов.
— Нормально, — сказал он.
Мухамбеков улыбнулся, причем ухитрился сделать это так, что на его лице не возникло ни одной дополнительной морщины.
— Мой собственный рецепт, — пояснил он. — Только моя секретарша умеет по нему готовить.
— Подарите, — пошутил Белов. — Я имею в виду кофе, а не секретаршу.
Министр перестал улыбаться, что, впрочем, никак не отразилось на общем выражении его лица.
— Я свой напиток пока не запатентовал, — сказал он, — а секретарша мне самому нужна.
Можно было сделать вывод, что шуток он не понимает. Или, наоборот, обладает весьма своеобразным чувством юмора.
— Хороший кофе, — польстил ему Белов, доставая сигарету.
— В моем кабинете не курят, — сказал Мухамбеков.
— Разве?
Белов выразительно посмотрел на дымящуюся сигарету в пальцах министра. Тот не смутился.
– Посторонние не курят, — уточнил он. — Мне можно.
Неожиданно это понравилось Белову. Мухамбеков был единственным казахом, от которого Белов не ожидал пакости. Что-то было в нем настоящее, мужское. Хотя внешность часто бывает обманчива.
— Вещи, пропавшие в номере, конечно, не нашлись, — сказал Белов, не потрудившись придать фразе вопросительную интонацию.
Он имел в виду собственный айфон и мобильник покойного полковника Хакимова. На айфон были отсняты документы, обнаруженные в расстрелянном автомобиле. В памяти мобильника могли храниться адреса, по которым можно было прошерстить контакты полковника. То и другое пропало, пока Белова мурыжили в полицейском участке.
— Мои люди говорят, что они ничего не брали. — Мухамбеков пожал плечами. — Ведь деньги, оружие и документы на месте?
Этим он подразумевал, что если бы полицейские оказались не чисты на руку, то взяли бы не телефоны, а что-нибудь посущественнее. Белов же был убежден, что полицаи утащили бы все. Но нет, исчезли только источники информации.
— Можно выяснить, заходил ли в номер капитан Ертаев из Службы Охраны Президента? — мрачно поинтересовался Белов.
— Можно, — кивнул Мухамбеков, щуря глаз от дыма. — Старший следователь бригады написал рапорт, в котором жалуется на вмешательство этого самого Ертаева в ход обыска. — Он внимательно посмотрел на изменившееся лицо Белова и кивнул. — Вы курите, если хотите. Сегодня можно. Устали?
— Если это можно так назвать, — буркнул Белов, выуживая сигарету из порядком помятой пачки. — Когда без толку бьешься головой о стену, то это не усталость, это другое.
— Когда стена непрошибаемая, то не умнее ли отойти в сторону и хорошенько осмотреться? Может быть, есть дверь? Может быть, проще перебраться через стену?
— Я попытаюсь.
— Вот-вот, попытайтесь, — процитировал генерал крылатую фразу Берии из анекдота. — Попытка не пытка . — Он смутился. — Приношу извинение от лица моего ведомства за неправомерные действия некоторых сотрудников. Кстати, у того капитана пять ребер сломано. Осколки костей в легких. Крайне тяжелое состояние.
— У меня тоже, — отрезал Белов и посмотрел на часы. — Личность альпиниста установить удалось?
— Легко. Прапорщик Клочков, военный инструктор воздушно-десантного полка.
Военный. Опять военный. Белову показалось, что он вот-вот ухватится за кончик ниточки, но всякий раз догадка, готовая вспыхнуть, гасла во мраке уныния и непонимания.
— Ладно, — сказал он, пряча так и не прикуренную сигарету в пачку, — мне пора. Спасибо, что вытащили, товарищ генерал.
— Вы сами себя вытащили, — пожал плечами Мухамбеков.
Они одновременно встали, разделенные полированной поверхностью стола. Их взгляды встретились.
— Что собираешься предпринять, лейтенант? — спросил Мухамбеков, неожиданно переходя на «ты».
— Для начала встречусь с Ертаевым, — ответил Белов. — Хочу понять, почему он так долго добирался до отеля и почему не доложил начальству, что меня арестовали.
— А ты до сих пор не понял, лейтенант? И куда твои телефоны драгоценные подевались, тоже не понял? К слову… — Мухамбеков выдвинул верхний ящик стола и поманил Белова пальцем. — Иди-ка сюда.
Заглянув в ящик, Белов увидел множество айфонов разных марок и расцветок.
— У меня недавно юбилей был, — пояснил Мухамбеков. — Просто завалили своими гаджетами яблочными. Выбирай любой. А мои умельцы тебе любую чип-карту подгонят. Номер-то свой помнишь?
— Ага, — сказал Белов, думая о капитане Ертаеве.
Если «кротом» был он, то напрасно Белов грешил на Багилу. Ему вдруг стало жаль казашку. Любить она умела. И товарищ была хороший.
— Я вот этот возьму, — решил Белов, указав на черную модель. — Под настроение.
— Пожалуйста, — сказал Мухамбеков. — И еще вот. — Он протянул визитку с размашистым автографом. — Предъявишь в случае чего, тебе разрешат сделать звонок. Сдается мне, что очень скоро тебя возле нового трупа задержат.
Белов молча пожал плечами. Мухамбеков невесело усмехнулся и махнул рукой.
— Надеюсь, еще увидимся, — проворчал он, когда Белов взялся за дверную ручку. — Понадобятся надежные люди, обращайся, выделю.
В знак благодарности Белов наклонил голову и вышел. Предчувствие подсказывало ему, что без содействия Мухамбекова ему не обойтись.
XI
— Не понял, — сказал Ертаев, — ты это серьезно?
Белов кивнул.
— Вполне, — сказал он.
— А что там скажут? — Ертаев показал глазами на небо.
Было два часа дня, на операцию по обезвреживанию террористов оставалось немногим более двух суток. Они стояли возле автомобиля, который попросил подогнать к отелю Белов. Служба Охраны Президента расщедрилась на «БМВ»-трехлетку. Цвета она была траурного, как и «эппловский» айфон. А в придачу Белов нацепил на нос черные очки. Таким образом, была достигнута некоторая гармония между внутренним состоянием и окружающим миром.
Похоже, Ертаев гармонии не ощущал. Даже совсем наоборот.
— Но ты не можешь просто так взять и улететь, — заволновался он.
Слишком сильно заволновался . Как человек, скрывающий радость. Впрочем, Белов мог ошибаться. Чем больше он узнавал людей, тем меньше их понимал.
— Почему не могу. — Он пожал плечами. — Вот возьму и улечу.
— Когда?
Белов посмотрел на возбужденного Ертаева, перевел взгляд на прохожих и опять пожал плечами.
— А хоть прямо сейчас, — сказал он.
— Разыгрываешь? — Казах подмигнул, готовясь улыбнуться. — Ну, признайся, ты меня разыгрываешь.
