Альберт Байкалов - Запрещенный прием
А его язык уже раздвинул чувственные губы, и он жадно приник к влажному, ароматному ротику, когда девушка наконец пришла в себя и сделала жалкую попытку отстраниться. Ее ручки уперлись ему в живот:
– Не надо! Пожалуйста…
– Почему?
– Двери! – простонала она.
– Что?
Она вырвалась, обежала стол и, подскочив к дверям, повернула небольшой рычажок запирающего механизма. И снова повернулась к нему.
Герман зарычал от распиравшего его желания. Как он раньше не видел этой красоты? Сейчас, со стыдливым румянцем на щеках, слегка размазанной помадой и немного растрепанная, она вызвала в нем дикое желание. Герман бросился к Дине и через минуту, повалив ее на кожаный диван, уткнулся в молочного цвета упругую грудь с огромными розовыми сосками.
– Герман Сергеевич! – Она запустила пальцы ему в волосы.
– Просто Герман…
Захлебываясь ароматом женского тела, он потянулся губами к ее лицу. Она откинула голову и томно прикрыла веки. Трясущимися руками он задрал юбку, зацепил большими пальцами трусики и потянул вниз.
Неожиданно она схватила его за запястья:
– Нет!
– Почему? – охрипшим от волнения голосом спросил он. – Я тебе не нравлюсь?
– Не сейчас… Нравитесь… Нравишься!
Герман сполз на пол, стягивая со стройных ног последнюю кружевную преграду.
Дина резко села и поджала ноги, но было поздно. Он отбросил трусики, вскочил и рванул на себе рубашку. Раздался треск, и пуговицы полетели на пол.
– Что вы делаете?! – ужаснулась Дина.
Герман торопливо расстегнул брючный ремень. Штаны свалились до колен. Глаза Дины округлились.
Неожиданно в дверь громко постучали.
Германа обдало жаром. Он резко нагнулся и натянул брюки. Дина соскочила с дивана и бросилась под стол, однако не рассчитала и ударилась головой о крышку. Раздался грохот. Она сморщилась, схватила трусики, зажала их в кулачок и выпрямилась.
Герман застегнул ремень, провел ладонями по волосам и вопросительно посмотрел на Дину:
– Кто?
Она выразительно пожала плечами.
Стук повторился.
– Странно, – прохрипел Герман.
За все время его пребывания в должности никто не смел так бесцеремонно ломиться в двери кабинета. Хотя он никогда не запирал их, да и Дина постоянно была в приемной.
– Я открою? – одними губами спросила Дина.
Герман показал себе на лицо и сделал круговое движение рукой, пытаясь таким образом дать понять Дине, что у нее размазан макияж.
Она кивнула, прокралась к шкафу, открыла бар, присела на корточки и стала приводить себя в порядок, насколько это позволяло заставленное бутылками зеркало.
Герман открыл дверь. В приемной уже никого не было. Мимо, пряча взгляд, проскользнула Дина.
– Кто бы это мог быть? – Герман вышел в коридор и огляделся по сторонам. Пусто.
Он едва хотел вернуться обратно, как за дверями кабинета исполнительного директора раздались голоса и шаги.
– …я же говорю, только что был здесь. Ума не приложу…
Двери открылись, и на пороге возник рослый, коротко стриженный брюнет с прямым носом.
«Акмарза Хаджиханов», – проговорил про себя Герман имя чеченца, с которым его заочно по видео– и фотоматериалам познакомил Блиновский. Шрам от уголка глаза по щеке вниз прятался в трехдневной щетине. Со слов олигарха, чеченец получил его в результате автокатастрофы. За спиной Акмарзы маячил розовый, как поросенок, Стропилов.
– Вы ко мне? – Герман не подал виду, что знает Акмарзу.
– А вы директор? – Чеченец сверху вниз посмотрел на Германа.
– Проходите. – Герман посторонился, пропуская визитера в приемную.
– С такой секретаршей какой работа! – цокнул языком чеченец, когда они оказались в кабинете.
– Попрошу быть скромнее, – стараясь не выдать волнения, потребовал Герман.
Чеченец бесцеремонно прошел к дивану, где совсем недавно Герман пытался овладеть Диной, и только хотел сесть, как неожиданно передумал, шагнул к столу, выдвинул стул и опустился на него.
Герман сел на свое место и выжидающе посмотрел на чеченца. Акмарза играл роль «крыши». Со стороны могло показаться, что принадлежащая Блиновскому фирма платит за свое спокойствие, на самом же деле таким образом попросту осуществлялось финансирование чеченских боевиков в Москве. По крайней мере, той части, которую курировал Батырбек Усманов, дядя сидевшего сейчас перед Германом чеченца. Блиновский платит этому клану с середины 90-х, меняются только форма и место. Раньше все семейство воевало у себя на родине. Чеченцы брали заложников или просто перекупали их у полевых командиров в качестве рабов, а Блиновский под видом выкупа финансировал их «деятельность» в республике. Позже, когда бандиты вернулись в столицу, финансирование продолжилось, однако изменилась форма.
– Сегодня середина месяца, – Акмарза прищурился. – Если мне не изменяет память, то кто-то должен перечислить деньги.
– Не изменяет, – согласился с ним Герман. – Только наш общий друг по телефону попросил меня напомнить вам, чтобы не тянули с отчетом.
– А мы и не тянем, – с раздражением в голосе проговорил чеченец. – Но зачем дублировать то, что передают в новостях и Интернете?
– Вы считаете, что шеф должен сам искать материал? – удивился Герман.
Несмотря на то что оба говорили намеками, легко было догадаться, что неугомонный олигарх желает знать, как тратятся его деньги, и хочет видеть результат. Блиновский ненавидел Россию. Иногда начинало казаться, что ненависть довела его до полного маразма. Со стороны это могло бы показаться странным: страна дала ему возможность самореализоваться. С детства ощущающий свою ущербность и физическую немощь, в начале 90-х он обогатился так, что мог купить все, что придет в голову. Если бы ему захотелось, он мог полететь, подобно некоторым миллиардерам, в космос. Так или иначе, но теперь, оказавшись за пределами России, он вкладывался в любые проекты, которые могли нанести хоть какой-то ущерб его родине. Его патологическая ненависть не находила объяснения. Блиновский стал настоящим маньяком, болезнь которого прогрессировала. Казалось, лиши его возможности вредить, он не выдержит и умрет.
– Я так не считаю, – между тем ответил чеченец. – Больше половины средств мы отправляем в Дагестан. Оттуда каждый день идут сообщения, которые не могут не радовать. Стоит включить телевизор, как тут же слышишь: там милиционера убили, там пост взорвали… Думаете, легко?
– Туда средства идут отдельно, – возразил Герман. – Все, что перечисляет наша компания, должно быть направлено на работу здесь, в России. Вся политика делается в Москве.
– Слушай, ты, – чеченец подался вперед, – мы сами знаем, что и как нам делать! Если такой умный, почему не идешь и не убьешь свой президент или не взрываешь метро? Почему здесь сидишь и трахаешь свой секретарша?
– Мы даем деньги, и вы должны быть нам за это благодарны, – попытался урезонить его Герман.
– Разве не наоборот? – Брови чеченца съехались на переносице. – Ты думаешь, мы глупый народ? Это вам надо, а не нам! Это вы хотите нестабильный Кавказ и слабый Россия. Думаешь, мне нужна эта независимость, о которой кричат на каждом углу? Мой народ устал воевать. Нет такого чеченца, который был бы против того, чтобы его дети нормально учились школя и институт. В моджахед идут те, кому нечего терять или совсем бедные. Конечно, есть такие, кто хочет отомстить за своих родственников. Но больше всего люди хочут мир. Знаешь, что сделали с отцом шахидки, которая взорвала себя в метро? – Он прищурился. – Его дом разрушили, и ему теперь негде жить. Кому он нужен? Чего добилась его дочь?
– Я тебя не совсем понимаю, – тоже перейдя на «ты», заговорил Герман. – Зачем тогда вы берете деньги?
Акмарза задумался. Вопрос застал его врасплох. Более того, весь его вид говорил о том, что он даже напуган. Еще бы, ведь он всего лишь винтик. Что скажет его дядя, когда узнает об этих откровениях?
– У нас есть один план, – неожиданно сменил он тему. – Идет подготовка.
– Так что мне передать Блиновскому? – снова спросил Герман.
– Отчет будет, – выдавил из себя Акмарза. – Раз он хочет знать, на что тратим деньги, я скажу, чтобы все подготовили.
– Я в этом и не сомневался, – облегченно вздохнул Герман. – И согласись, что в этом нет ничего унизительного.
– А ты смелый, – неожиданно похвалил Акмарза.
* * *Антон надавил на тормоз у подъезда, рядом с которым на лавочке сидели две пожилые женщины, и посмотрел в зеркало заднего вида на Лебедева:
– Здесь?
– Угу.
Антон перевел взгляд на Дрона:
– Посиди здесь, а мы сходим в гости к этому Герману.
Двери открыл круглолицый молодой мужчина в шортах и майке.
– Здравствуй, Герман! – поприветствовал его Лебедев. – Извини, что без предупреждения.
– Проходите, – мужчина посторонился.
Антон шагнул через порог, скользнув по лицу хозяина квартиры ничего не выражающим, даже безразличным взглядом. Однако от его внимания не ускользнуло, что тот внутренне напрягся.
