Сергей Зверев - Наследство хуже пули
Бабушкин приютился за спиной гренадера Метлицкого и тоже превратился в статую. Неизвестно, чем приторговывал Фомин, да только пейзаж во дворе уверял обоих милиционеров в том, что это только прелюдия. Главное, видимо, ждало их внутри дома.
У самой калитки, едва не касаясь головой ограды, лежал детина лет тридцати… Закатившиеся глаза его свидетельствовали о глубоком обмороке, а распухшее лицо о переломе верхней челюсти. Оценив ущерб здоровью неизвестному, Метлицкий почувствовал легкий мандраж. Если бы на месте ушиба виднелась рваная рана, то можно было смело утверждать, что несчастного ударили по лицу бейсбольной битой или любым другим предметом, похожим на нее. Однако на лице потерпевшего от мощнейшего удара не было ни ссадины, и лишь невероятных размеров гематома лежала на нем, напоминая оставленный кем-то бордовый носовой платок. Били рукой. И ударить так мог только боксер. От понимания этого майор и чувствовал легкий тремор.
Полчаса, не больше, оценив цвет повреждения, засвидетельствовал он момент наступления обморока.
Успев только принять во внимание, что одежда пострадавшего дорогая, майор услышал у себя за спиной:
– Возле будки, рядом с шавкой – пистолет.
– Я его увидел, едва только вошел. Стойте здесь, Бабушкин, я в ответе за вашу пенсию, – сняв предохранитель, Метлицкой кошкой проскользнул в сени через приоткрытую створку и потянул за ручку дверь, ведущую в дом.
Майор остановился на пороге. То, что предстало его взору во дворе, было прелюдией того, что происходило в доме. Войдя в калитку, он об этом подумал. Сейчас он в этом убедился…
Глава 22
Расслабившись, босс охраны «Хэммет Старс» рассмеялся и покачал головой.
– Даже спрашивать не хочется, что ты еще вспомнил…
И Мартынов, увидев перед собой дульный срез пистолета, стал следить за движением указательного пальца своего будущего убийцы.
– Один вопрос, – вставил Андрей, поняв, что спусковой крючок добрался до своей критической точки. – Как ты будешь выбираться из России?
– Как там у вас говорят – «Yazyk do Kieva dovedet»?
– До Киева такой язык теперь, быть может, и доведет. Но вот в России он тебя приведет только до дверей, над которыми будет висеть вывеска «ФСБ». Ты как та корова, Вайс, – где ходишь, там гадишь. Если все лепешки, что ты набросал здесь за неделю, за тобой собрать, то язык твой тебя доведет только до острова Огненный. Это что-то вроде вашего Алькатраса.
Слово «Алькатрас» Вайс уже не слышал. Рядом с Мартыновым что-то взметнулось в воздух и, описав кривую, ринулось на него. По мере приближения разрывающего уши свиста становилось ясно, что это обыкновенный чайник, однако не придавать этому внимания было нельзя. Во-первых, этот чайник запущен Мартенсоном, который если и решается на то, чтобы что-то бросить, то делает это сильно и точно, а во-вторых, чайник был уже без крышки и… черт его знает, когда этот Мартенсон успел ее снять!..
Отстраниться или нагнуться было невозможно, Вайсу мешал возраст и отсутствие сноровки. Стальной чайник летел по прямой, как заряд из катапульты, и, когда в глазах Вайса вспыхнул огонь, а потом по этому огню прошлось пламя кипятка, он закричал прокуренными легкими. Ударившись обо что-то спиной, а после локтем и головой, он понял, что лежит на спине, а лицо, обваренное кипятком, пузырится и горит огнем.
– Fuck you!.. Fuck!..
Вайс корчился ужом по давно не мытому полу и молил бога, чтобы не пострадали глаза. Если правый еще слезился и различал свет, то левый, лоб над которым почти до кости рассек острый выступ дна чайника, не открывался и не закрывался. Было такое впечатление, что его просто вырвали.
Шагнув к несостоявшемуся убийце, Мартынов прижал ногой его руку, держащую пистолет, и заставил Вайса послать в свой адрес еще одно проклятие.
Ни слова не говоря, Андрей наклонился и собрал разлетевшиеся после бойни бумаги в кейс. Еще несколько минут он стоял над столом, смахнув с него остатки стариковского завтрака. Изучив каждый документ в кейсе, он убедился в том, что все находится в сохранности. Все до единой бумаги, уложенные его руками в этот чемодан в тот день, когда они попрощались с Метлицким, были на месте. Это означало, что в данный момент Мартынов является единственным наследником миллионов Виктора Малькова, отца Артура. Когда с содержимым кейса все стало ясно, Андрей отбросил обратно в угол пытающегося подняться на ноги и не замолкающего ни на секунду Вайса, подобрал с пола и уложил в кейс «вальтер» Вайса. И только когда выпрямился и развернулся к двери, услышал:
– А мне?..
– Что, тебе тоже чайником зарядить? – желая успокоить деда, как можно миролюбивее буркнул Мартынов и посмотрел на Фомина.
Однако сразу после этих слов дед обмяк и стал заваливаться спиной на стенку. Под ногами его запузырилась и стала разбегаться по комнате огромная лужа. Видимо, терпению старика Фомина пришел конец.
Бед ему Вайс не наделает, решил Андрей. Фитцджеральду Вайсу сейчас не до старика. Ему бы прозреть и быстро умчаться с этого проклятого места. Сейчас американец придет в себя, насколько это возможно, и будет решать вопрос с врачами.
– Если не обратитесь в больницу, Вайс, вам гарантировано заражение крови и потеря зрения, – шагнув к нему, Мартынов наклонился и взял босса службы безопасности «Хэммет Старс» за шиворот. – Не нужно тебе было, гунявый, беду на меня насылать. Я вас в Штатах всех имел, а ты со мной на разборку на родину мою приехал. В своем ли ты уме, Вайс?
– Зачем вы меня оставляете в живых, Мартенсон?.. – прохрипел тот, прервавшись от стонов.
– Должны же с кем-то поболтать менты после обнаружения теплохода и Уилки!
– А если они… – корчась от боли, Вайс все-таки держался и думал о деле, – доболтаются со мной… до того, что заставят рассказать о кейсе?
– Расскажи, – охотно согласился Мартынов. – Расскажи о том, как ты приехал забрать кейс с документами, как ваша компания расстреляла троих наркокурьеров на теплоходе, как вы похитили женщину, как кололи ей кетамин, как умер Уилки – расскажи. Все расскажи, не стесняйся, Вайс. На моей родине копы любят искренних людей. Заодно на тебя повесят еще штук десять убийств, четыре разбоя и шесть краж из продуктовых магазинов. Это Россия, сэр.
– Я богом клянусь, Мартенсон… – хрипел Вайс. – Если он дарует мне возможность жить, я найду тебя, сволочь! Консульство США…
– Оно в соседнем доме. Выходишь из ограды, поворачиваешь налево, еще сорок шагов на север – и там деревянный дом с зеленой крышей. На листе фанеры написано: «Консульство Соединенных Штатов Америки в Ордынске».
– Найду ведь, тварь…
Не отвечая больше, Андрей подошел к столу, смахнул с него початую бутылку с мутным пойлом. Вставив горлышко в рот Фомину, он перевернул бутылку. Самогон старик сглотнул, но в себя не пришел.
Усмехнувшись, Андрей вышел из пахнущего порохом и нечистотами дома и поймал бросившуюся ему в объятия Машу.
– Мы уходим.
Она потянула его к машине, но он остановил ее и повел в другую сторону. С удивлением она посмотрела на Мартынова. Перед ней был только лес и ничего больше.
– Нам нельзя в эту машину.
Оглянувшись, не направляется ли к этим стоящим на отшибе домам кто-то из местных, он увидел огромный столб пыли, который волокла за собой машина. Определить марку ее и цвет не представлялось возможным из-за той же пыли, которая ветром забрасывалась перед автомобилем и крутила крошечный торнадо.
Домов здесь было пять. Оставалось надеяться, что старик, пребывающий в доме в состоянии глубокого бесчувствия, не понадобился еще кому-то.
Через минуту Андрей, держа Машу за руку, вошел в лес.
…Майор остановился на пороге…
То, что предстало его взору во дворе, было прелюдией к тому, что происходило в доме. Войдя в калитку, он об этом подумал. Сейчас он в этом убедился.
На провалившемся диване с отломанными боковинами и треснувшей на спинке материей лежал старик. Запах того, что уже почти впиталось в дощатый выщербленный пол, не оставлял сомнений в своем происхождении. Это была не кровь. Старик то ли спал, то ли был без сознания. Понять точно было невозможно, поскольку рядом с ним на полу находилась полупустая бутылка с жидкостью, чей цвет также не препятствовал установлению истины. От деревенского самогона с одинаковой быстротой можно как уснуть, так и внезапно отключиться, что сном, по своей сути, уже не является.
Посреди комнаты лежал перевернутый чайник без крышки. Но самой главной достопримечательностью был не он и не сопящий дед.
В углу полусидя-полулежа расположился мужчина лет пятидесяти – если судить по вискам, побитым сединой. Более судить было не по чему, так как лицо второго живого человека представляло собой чудовищную маску. Кожа от него отставала лоскутами, пузырилась волдырями там, где были еще живые участки плоти, а обваренные веки напоминали вывороченные глазные яблоки.
