Сергей Зверев - Порт семи смертей
Через минуту увидели на экране план порта, и Татаринов спросил Исмаила о вариантах пересечения открытой площадки, которая была перед блокированной группой.
Исмаил нахмурил брови, пытаясь для начала сориентироваться в том, что ему показывают.
– Это вид сверху, со спутника, – уточнил Кэп. – Вот кромка воды, вот контейнеры. Наши вот здесь сидят.
Гвардеец пытался привести мысли в порядок, но, видимо, ориентирование на местности было не его лучшим качеством, поэтому он поднял глаза к небу. Татаринов вначале не понял, для чего это надо делать, и поспешил пояснить, что высоко над ними летает штуковина с камерой и передает изображение им в этот ящик.
Исмаил не слушал кавторанга и продолжал смотреть на небо. Через несколько секунд, успев зависнуть, перезагрузиться и найти вариант, он вернулся к русским.
Татаринов, как и всякий начальник, хотел услышать от подчиненного, что у них все хорошо.
Исмаил, уточнив, какой сегодня день недели, посмотрел на часы и сказал, что те контейнеры, что стоят на самом краю, через час начнут забирать на контейнеровоз, который по расписанию приходит в порт один раз в неделю.
Таким образом, если за пятнадцать, максимум тридцать минут не поменять позицию, вероятность обнаружения станет стопроцентной.
«Обрадовав», Исмаил вновь уставился на небо и стал налаживать связь с персональным космосом.
Капитану второго ранга надоело смотреть на тупящего гвардейца, и он, обняв его за плечи, начал трясти так, будто хотел стрясти с него всю черную краску, в которую его раскрасила природа…
– Думай, давай! – заорал капитан второго ранга, что за ним на самом деле водилось нечасто.
Исмаил вытаращил на офицера глаза, часто заморгал, и наконец из него выпал ключик.
– Спроси, слышат ли они шум воды?
Татаринов связался с Голицыным.
– Поручик, это Кэп. Слышишь шум воды?
Голицын прислушался. Седая какофония звуков, которая свалилась на них, была полна множества оттенков. Когда ты не знаешь, что тебе нужно выхватить из огромного потока, ты, по сути, остаешься глухим.
Действительно, совсем рядом, слабо-слабо что-то журчало.
Для пущей уверенности старший лейтенант, обежал пару железок, чтобы подойти ближе к воде и оставаться незамеченным, и высунул ухо. Источник звука был четко слышен.
– Так точно, что-то льется недалеко от нас, внизу.
Татаринов кивнул Исмаилу. Местный чему-то улыбнулся.
Вот сука. Тут наших мочат, а он улыбается. Тает прямо.
– Там рядом с ними труба. Канализация. Она достаточно широкая, чтобы на четвереньках ползти.
Когда Голицын услышал, что ему предлагает мудрый штаб, он попробовал убедить себя, что это не сон и что он не участвует в шоу «Фактор страха».
– Выполнять! – резанул в ответ Татаринов.
Они соскользнули с пристани вниз и сразу же оказались в ароматной жиже. Действительно, труба была. То, что из нее лилось, можно описать как слабый поток дерьма светло-коричневого цвета с желтыми прожилками со стойким запахом ацетона и тухлятины одновременно. Появление слезотечения при нахождении вблизи с данной субстанцией является вполне нормальным делом.
На лице у каждого была написана подробная исповедь о том, почему он не должен продолжать. Казалось, что легче добраться вплавь до йеменского берега, а тут неблизко, нежели лезть в ЭТО ГОВНО.
Малыша затолкали наверх первым, хотя у остальной троицы сложилось впечатление, что он не цеплялся за край бетонной трубы, а отпихивался от нее. Будучи физически безобразно развитым, мичман без труда затащил наверх Диденко, тот Голицына, а командир Бертолета.
Когда все оказались в трубе, здоровый мичман поделился своими впечатлениями:
– Город большой, а срут мало.
– Видать, нечем, – поддакнул Голицын.
Амбре, которое встретило белых людей, казалось, имело массу и плотность не меньшую, чем у сметаны. Еще никто не успел продвинулся вперед и на метр, а всем уже хотелось обратно в океан.
Ныряльщик – это человек, который работает в экологически чистом месте. Не всегда, когда ты погружаешься на глубину, у тебя хватает света, но за чистоту водоема ты можешь быть спокоен.
А взять морской воздух. Это божественное лекарство для аллергиков и астматиков. Этот чистейший кислород с небольшими примесями соли и йода, благотворно влияющими на бронхи. А когда ты привыкаешь дышать морским воздухом, ты не в состоянии дышать говном. Но! Если ты давал присягу и ты русский солдат, то ты можешь дышать тем, чем прикажут, а если надо, выпустишь жабры.
Диденко, встав на четыре точки, ритмично продвигался вперед за Малышом, который задал просто невероятный темп.
– Куда? Куда полетел, – кряхтел в спину Диденко.
– Я хочу побыстрее выбраться из всего этого, – отвечал ему Малыш, не сбавляя скорости и не слишком разглядывая то, что ему открывалось под ногами благодаря лучу маленького фонарика.
– Вряд ли здесь есть крысы, – подбодрил остальных Бертолет из конца колонны, разминая голыми руками бывшую еду с примесями человеческой желчи.
Диденко нанюхался и повеселел:
– Если какой-нибудь дебил когда-нибудь мне скажет, что Аденский залив – это рай для дайвинга, я его собственными руками придушу. Я ему скажу, где здесь можно понырять в районе Джибути. Поверьте мне, ребята, когда тебе приходится по долгу службы топтать коленями негритянское govno, это не самое хорошее занятие в жизни.
Чавкающий перед ним Малыш ловко крутанул ногой, и немного жижи попало уважаемому всеми за возраст и опыт Деду на лицо.
– Аккуратней хлюпай, подрывник хренов, – меня подорвал, твою мать. Расплескался. Наивные новобранцы, поступающие в военные училища, – продолжал старую мысль Диденко, – они думают, что им дадут в руки автомат, что им дадут все новое и хорошее и, главное, будут платить много денег и хорошо кормить. Так-то оно так, но пройдут годы, и ты окажешься где-то на побережье Африки, в канализационной трубе и будешь месить руками и коленями нечто плохо пахнущее, чтобы просто выжить. Не думаю, что в мире нет каких-то более приятных занятий. Вот есть, например, писатели. Сидят они у себя дома, в тепле, все такие чистенькие, намытые, сытые, с чашечкой чая на столе и пишут, и пишут, и пишут, и пишут, а я в дерьме. Натурально.
Голицын не прерывал мудрого аксакала, давая ему высказаться. Да так и в дороге веселее.
За причитаниями группа достаточно резво преодолела около ста метров. Теперь они продвигались вверх под небольшим углом и рано или поздно должны были увидеть какой-то колодец или что-то иное, чем, по мнению Поручика, должна была разродиться труба. Ну не бесконечная же она.
Действительно, через некоторое время пространство перед ними развернулось, и они попали в отстойник-накопитель.
Бассейн с дерьмом.
Говорят, никто не видел, но все говорят, что в аду черт жарит людей на сковородке. Сюда бы этого черта. Он там, видимо, думает, что у него работа тяжелая.
Первым по горло ухнул Малыш.
Остальные притихли:
– Ну как там, чувак?
Единственное, что мичман успел сделать, инстинктивно поднять автомат над головой.
Проблема заключалась в том, что рост Малыша метр девяносто, и ему по горло. Отсюда, остальным просто не стоит этого делать.
– Стоп, – скомандовал Голицын и приказал Малышу проверить, есть ли там дальше какие-то варианты.
– Выберемся и сдадимся французам в плен, пусть мацают, – предложил Диденко, пытаясь стереть с лица брызги, доставшиеся ему от ног Малыша, чистым участком камуфляжа в районе плеча.
Малыш исчез в темноте, такая плывущая по волнам голова с фонариком, освещающая то, что лучше не рассматривать. Свет пропал. Слышно было только, как мичман где-то возится и хлюпает. Потом здоровяк появился снова:
– Дальше есть ответвление, можно продолжать идти прямо или свернуть вправо.
Голицын сосредоточился. Не обращая внимания на нескончаемую вонь и смрад, он старался припомнить карту. Если они действительно сейчас повернут вправо, то через несколько десятков метров, если позволит тоннель, выйдут за территорию порта, останется где-то только вылезти по-тихому… и напугать местных добропорядочных граждан.
Малыш, спасибо богу, давшему ему такой рост, взял у остальных оружие и перетащил его, не намочив. Один за другим морпехи прыгали в жижу, и не касаясь ногами дна, плыли метров семь-восемь. Они ж боевые пловцы, не олимпийцы, а боевые, они могут плыть даже в ртути, а не только в дерьме. Нащупав ногами дно города, в котором практически никогда не было дождей, вставали, проходили вперед и ждали следующего пловца.
Тут и не имело смысла строить более мощную систему канализационных стоков. Но ту, что построили, пиплы загадили основательно. Через минуту они уже шли в жиже по колено, надеясь вскорости выбраться.
Голицын отключился от происходящего под воздействием паров, успев краем сознания родить мысль о том, что он принюхался. В результате сложных химических процессов, происходящих в мозгу, он стал развивать интересную мысль. Монотонность тяжелой физической работы и пары располагали к легкому бзику в его шестеренках.
