Их было десять - Александр Александрович Тамоников
Шубин всмотрелся в черный холм. Тот выглядел спящим и безжизненным, в темноте – никаких признаков жизни. Но капитан был уверен: немецкие часовые расставлены по периметру и сейчас старательно пытаются не уснуть на своих постах.
Разведчик решил, что действовать наобум будет тяжело, с опушки они не могли даже как следует рассмотреть очертания укрепления.
Он повернулся к бойцам, которые ждали его приказа:
– Я предупреждал, что план может поменяться в любую минуту. Из-за плохой видимости нам придется действовать по-другому. Сначала предварительная разведка. Необходимо подобраться поближе и осмотреть передний край немецкого узла обороны, чтобы заранее наметить позиции для стрельбы. Со мной – Становой и Афанасьев, остальные – наблюдение. Если поднимется тревога, в бой не вступать, только наблюдение. Ваша задача – подсчитать количество огневых точек. И обязательно выполнить приказ!
Гоша Борисевич, самый неспокойный в отряде, шепотом возмутился:
– Это как же! Вас бросить одних с немцами?! Смерть ведь это верная!
Кликунец по-отечески заботливо одернул парнишку – не отвлекай командира:
– Потом.
Но Георгий уже понял смысл приказа капитана Шубина: если разведчики нарвутся на немцев, выдадут себя, то пожертвуют своими жизнями, ввязавшись в бой. А остальным придется наблюдать и считать огневые точки противника.
Становой и Афанасьев без рассуждений шагнули к командиру. Если дан приказ, его надо выполнять. Именно поэтому Шубин отобрал в свой отряд людей постарше, с опытом, чтобы не задавали лишних вопросов и не тратили драгоценное время. У них всего одна ночь, несколько часов, чтобы выполнить боевую задачу.
На предварительную разведку Глеб взял с собой самых крепких, чтобы как можно быстрее пробраться вдоль укрепления и наметить точки для огневой атаки.
Группа из трех человек отошла на несколько метров к краю опушки, а потом двинулась вдоль деревьев навстречу немцам.
Шагов за сто до земляной стены капитан шепотом приказал:
– Сейчас пробираемся к центру площадки, Становой – левый фланг, Афанасьев – правый. Двадцать минут на обследование, потом назад. Никаких сигналов подавать не буду, ориентируйтесь сами. Возвращаемся сюда же. Если вас обнаружат, укройтесь за какой-нибудь возвышенностью или в траншее и лежите, пока не стихнет тревога.
Бойцы понятливо кивнули, не выдавая охватившее их волнение.
Капитан выскользнул из укрытия и, словно пловец, приготовился нырнуть в черное море темноты, которое укрывало поле перед ним.
– Ну все, вперед. – И первым сделал шаг на открытый участок.
Остальные последовали за ним, пригнувшись как можно ниже. Винтовки они оставили на опушке, чтобы оружие не мешало быстро двигаться. В темноте глазу были едва различимы очертания длинного холма в форме подковы, оставалось надеяться, что и на противоположной стороне их тоже не видят.
Разведчики осторожно прошли примерно двести метров, потом по взмаху командира разделились и двинулись в разные стороны, обходя укрепление с двух сторон. Каждый шел медленно, пригибаясь к земле, стараясь слиться с темнотой вокруг. Как же страшно было вот так идти в полном одиночестве через темное марево, не зная, видит ли его противник, не обратил ли внимание дозорный на движущиеся тени в паре сотен метров от земляного вала.
Но свои чувства нужно было скрывать. Афанасьеву это удалось легко, он привык во время соревнований направлять свое волнение на нужное дело – на достижение финиша. А вот Становому было нелегко, ему казалось, что он слишком громко дышит, до того громко, что звук этот с шумом разносится по окрестностям. Кровь била набатом в висках, а шорох одежды заставлял вздрагивать его самого. Валерий убеждал себя, что это ему кажется, что это у него от волнения шалят нервы. Ведь перед самой вылазкой вместе с Шубиным они проверили, чтобы ничего не было в карманах, ни единого предмета, который мог бы выдать разведчиков.
Однако тревога давила, и младший сержант Становой подбирался к противнику, стараясь заглушить волнение, зажать свое тело в тиски и хоть как-то себя успокоить. Он заставлял себя не думать об опасности и сосредоточиться на черной стене холма, который волной поднимался на поле. Именно его длинное тело фашисты превратили сейчас в укрепление.
Становой с Афанасьевым двигались медленно, присматриваясь во мраке к неприятельским позициям.
Шубин же двигался привычно, ноги послушно выполняли свою работу – мягко ступали, толкая послушное тело вперед. Каждое движение его было выверенным и точным, словно он шел не через беспросветную хмарь, а гулял по летней поляне. Глеб точно знал, что для такого движения надо не зажимать тело, а, наоборот, расслабиться, тогда мышцы станут мягче и ловчее, не будут деревенеть. Но при этом важно контролировать каждое движение, не разрешая себе случайных жестов или потери равновесия.
Разведчик подобрался к земляному валу. Перед ним крутым боком возвышался небольшой холм, а на нем уже была установлена опалубка из досок с отверстиями для стрельбы – огневые точки для пулеметов и автоматчиков. Отсюда Глеб даже мог рассмотреть часового, который скучал на небольшой площадке. Немецкий шутце, видимо, чтобы прогнать сон, то подходил к краю вала и заглядывал в темноту, то исчезал в глубине сооружения.
Шубин долго рассматривал подъем наверх, и в его голове зрел план. Готовясь к вылазке, он прихватил с собой вражескую форму, забрав ее у пленного, которого они привели вместе с Галиной. Хотя наряд ему был велик в ширину и коротковат в рукавах, все же разведчик надеялся его использовать. Ведь германские шутце очень дисциплинированны, в немецкой армии царит жесткая муштра и строгое разделение между чинами. Поэтому при виде погон выше рядового обычные солдаты мгновенно затихали и выполняли любой приказ, даже если про себя удивлялись, что офицер выглядит странно. Подобный эффект разведчик использовал в своем деле уже не раз: стоило ему переодеться, как в глазах фашистов он тут же становился неопасным; им требовалось время, чтобы разобраться и начать подозревать, что стоящий перед ними человек не тот, за кого себя выдает.
Вот и сейчас Шубин решился на этот трюк, чтобы расправиться с часовым. Про себя Глеб обрадовался – он не зря тащил немецкую форму. Она
