Владимир Гриньков - На вершине власти
– Я вызвал вас, товарищ Гареев, по вопросу, решение которого не терпит промедления. Мой начальник охраны подготовил некоторые материалы, – он взглянул на Сулеми остро и требовательно, – связанные с ситуацией, складывающейся в Мергеши.
Сулеми сидел в кресле, молча наблюдая за происходящим. Хомутов снова взглянул на него и бросил отрывисто:
– Сулеми, доложите!
И нетерпеливо прищелкнул пальцами, как это обычно делал Фархад. Все было так похоже, что Гареев рассмеялся и покачал головой. Сулеми тоже улыбнулся, затем поднялся со своего места и протянул Хомутову воображаемую папку с документами. Хомутов принял ее нетерпеливым жестом, но Сулеми прищелкнул языком.
– Здесь ошибка, Павел! Товарищ Фархад не делает столь резких движений. Больше достоинства и спокойствия…
Хомутов в ответ на это встопорщил усы и негромко, но с угрозой осведомился:
– Что такое, Сулеми?! Ты, я вижу, начинаешь забываться!
Теперь он явно переигрывал. Гареев досадливо отвернулся.
– На кой черт вся эта клоунада? Что ты, Хомутов, шута горохового корчишь?
На лице Сулеми сложилась болезненная гримаса.
– И не надо на меня так смотреть! – взорвался Гареев. – Все. Дохлый номер. От тебя за версту Русью прет. – Теперь уже полковник кричал. Все раздражение, копившееся в последние дни, выплеснулось разом. – Ты Хомутов, Хомутов, тысячу раз Хомутов, и никто другой!
Из соседней комнаты показался черный кот и испуганно застыл у порога. Гареев замолчал, свирепо разглядывая кота, потом вдруг спросил совершенно будничным голосом:
– Это что еще за чучело?
– Это Ферапонт.
– Ферапонт? – вскинул брови Гареев.
– Кот здешний, – пояснил Хомутов. – Приблудился.
– А почему Ферапонт?
– Так его матушка нарекла. Ферапонт, иди сюда, – позвал Хомутов.
Кот подошел и потерся о его ботинок. Гареев вздохнул.
– Что скажешь, Сулеми?
Начальник охраны молча пожал плечами. Гареев поднялся со своего места, прошелся по комнате, отпихнув сунувшегося было под ноги Ферапонта.
Наконец Сулеми подал голос:
– Ничего делать мы больше не будем…
– Это почему же? – удивился Гареев.
– Потому что товарищ Фархад желает завтра взглянуть на Павла.
Он затравленно уставился на Гареева, и полковник поймал себя на мысли, что такие глаза ему случалось видеть у приговоренных.
– Спокойно, спокойно, – пробормотал Гареев без особой уверенности. – Желает – пусть смотрит. Может, ему и понравится. Будут замечания – обычное дело. Устраним недостатки.
Сулеми, однако, был совсем плох.
– На какое время назначено? – спросил Гареев.
– В девять ноль-ноль, – отвечал Сулеми.
Он словно чего-то еще ожидал. Полковник поймал на лету молчаливую просьбу.
– Хорошо, я тоже буду, – кивнул он. – И постараюсь поддержать тебя. Думаю, вдвоем мы сумеем убедить товарища Фархада, что дела идут, в общем, неплохо.
44
Без четверти девять Гареев был уже в кабинете Сулеми на первом этаже дворца. Начальник охраны встретил его хмуро, похоже было, что он провел бессонную ночь.
– Я отведу вас к Хомутову, – сказал Сулеми. – А затем вернусь с товарищем Фархадом.
Дворец еще не проснулся, в коридорах не было ни души. Когда поднялись на второй этаж, Гареев сжал локоть Сулеми.
– Не следует беспокоиться. Все образуется.
В ответ Сулеми поднял на него тяжелый взгляд.
Достигнув апартаментов, где помещался Хомутов, у запертой двери они остановились. Сулеми нащупал ключ и постучал условным сигналом, предупреждая о визите, как вдруг дверь сама собой приоткрылась. Сулеми с Гареевым с удивлением переглянулись – Хомутову строго-настрого было приказано держать дверь на запоре, – и разом шагнули в комнату. Двойник стоял у окна, уже готовый к встрече с президентом – в такой же, как у Фархада, полувоенной одежде, сшитой на заказ по распоряжению Сулеми. Он неторопливо повернулся, смерил гостей долгим, довольно неприветливым взглядом, но здороваться не стал, чего прежде никогда не случалось.
– Павел, вы забыли запереть дверь! – почти враждебно проговорил Сулеми. – Я предупреждаю вас…
Он вдруг оборвал фразу и застыл с полуоткрытым ртом, потому что из соседней комнаты донесся звук – словно там передвигали что-то тяжелое. Было слышно, как предмет, царапая, скользит по гладкой поверхности, скорее всего – крышке стола, затем наступила тишина. Сулеми, еще не осознав вполне, что произошло, продолжал стоять, однако страшная догадка уже осенила его. Стоявший у окна человек заговорил негромким, очень знакомым Сулеми голосом:
– Любую работу следует выполнять на совесть. Я полагал, что тебе это известно, Сулеми.
Он произнес это так тихо, что слов нельзя было бы разобрать, если бы в комнате не стояла полная тишина. В то же время этот голос ударил по барабанным перепонкам Сулеми так, что он на мгновение оглох, и продолжал смотреть на говорившего с ужасом, который уже не в силах был скрыть.
– Ты докладывал мне, что работа с двойником продвигается успешно, – продолжал человек у окна. – Что ж, сегодня я познакомился с результатами твоей деятельности…
, Сулеми сейчас хотел одного – провалиться во тьму, потерять разум, но это было невозможно, и он, наконец, позволил себе осознать: Фархад оказался дальновиднее, не стал дожидаться, явился задолго до назначенного времени и увидел Хомутова таким, каков он был без подсказок и наводок Сулеми. Сейчас Хомутов там, в соседней комнате, а человек у окна…
– Я многое могу простить, – продолжал президент. – Но не ложь.
Гареев только теперь понял, что происходит, побледнел, метнул на Сулеми быстрый тревожный взгляд, но тот, казалось, и не жил уже – лицо, как у покойника, гипсовая маска.
– Попрошу вас выйти! – бросил Фархад полковнику, коротко указав на дверь.
Гареев попятился, наткнулся на косяк и вышел, осторожно прикрыв за собой тяжелую створку. Сейчас он на все лады клял себя за то, что явился сегодня во дворец.
Фархад еще понизил голос – он уже не говорил, а вышептывал, брызгая слюной:
– Ты, червь, кого обмануть хотел? Пес шелудивый, семя праха! Ты таким меня видишь, как этот жалкий ублюдок, с которым ты возишься столько дней?!
Лицо президента свела судорога, и он ожесточенно потер ладонью щеку – о, как знаком был этот жест Сулеми! Фархад приблизился к нему вплотную и выдохнул:
– Сдохнешь, шакал! Как Масуд сдох!
Масуд погиб полгода назад, неожиданно оказавшись в опале. В одну из ночей его взяли прямо из постели и, проистязав двое суток в подвалах службы безопасности, обезглавили. Чувствуя, что сейчас не выдержит, закричит от черного ужаса, Сулеми рухнул на колени и застонал. Фархад плюнул в его сторону и брезгливо отшатнулся, но Сулеми на коленях потянулся к нему, пытаясь поймать руку президента. Тот убрал руки за спину, и тогда начальник охраны, распластавшись на ковре, стал целовать сапоги президента. Фархад без злобы пнул было его, но Сулеми изловчился-таки, чувствуя, как текут последние минуты, схватил президентскую руку, чтобы осыпать поцелуями, и внезапно замер, словно пораженный громом. Резким движением он рванул вверх рукав президентского френча – и перед его глазами оказался медный браслет.
Сулеми поднял взгляд, в котором еще плавало безумие. Хомутов осторожно высвободил руку и отступил на шаг.
– Ты!!! – взвизгнул Сулеми, чувствуя, как высыхает на теле липкий смертный пот.
– Ну ладно, ладно, – пробормотал Хомутов примирительно. – Немного пошутили, стоит ли так волноваться…
Сулеми, двигаясь, словно во сне, подошел к двери, ведущей в соседнюю комнату, и заглянул туда. Ферапонт, возлежавший на письменном столе, лениво приоткрыл глаз и пошевелил кончиком хвоста. Больше никого здесь не было.
– Что с вами? – спросил с беспокойством Хомутов.
И тогда Сулеми бросился на него. Хомутов успел среагировать, иначе не уберег бы горло, но на ногах не устоял, и они, сцепившись, покатились по полу. Сулеми рычал, и в этот рык, похоже, ушла вся его сила, потому что внезапно он обмяк, и Хомутов смог его оседлать и удерживать, опасаясь новой вспышки ярости. Только когда Сулеми окончательно затих, Хомутов поднялся и направился к двери.
Гареев слышал грохот, доносившийся из комнаты, и когда дверь распахнулась, вздрогнул и почему-то вытянулся по-военному.
– Уведите его! – распорядился Хомутов, напуская на себя озабоченный вид.
– Слушаюсь, товарищ Фархад! – Гареев поспешно устремился в комнату.
Сулеми уже поднялся и стоял, опираясь на спинку стула. Когда Гареев приблизился, он вяло проговорил:
– Отставить. Это не президент.
Гарееву показалось, что он чего-то не дослышал. Он обернулся к дверям, словно ища поддержки, но Хомутов уже убрал с лица свирепую озабоченность и, предупреждая вопросы, осведомился:
– Еще остаются сомнения в нашем сходстве с президентом?
И только теперь Гареев понял все. В первое мгновение, потрясенный, он ни слова не мог вымолвить. Но и впоследствии его хватило всего лишь на две фразы:
