Фридрих Незнанский - Тройная игра
Миша давно замечал: водилась за Сенькой этакая вот трусоватая осторожность. То шумит, воюет, показывает, что никого не боится — еще бы, медиа-магнат, богач, в особняке загородном живет, счета в банках имеет, — а нажмут на него как следует — и дрогнет, подожмет лапки… Интеллигент… чеховский!
— Что ты на меня так смотришь? — нервно повторил он, видно читая в Мишкиных глазах что-то для себя очень нелестное.
— А то ты сам не знаешь! — угрюмо буркнул Штернфельд. — Ты еще в отпуск меня отправь! (Про отпуск было сказано не случайно — практиковалось такое в советские времена: убирать с глаз человека, навлекшего на себя высочайшие громы и молнии).
— А что, — добродушно обрадовался Семен, — может, правда в отпуск? Хочешь? Ради бога! Только скажи — я тебе деньжат подкину. Прямо сегодня, хочешь?
— Пошел ты к черту! Обрадовался! Ты чего, Сенька, гениталии-то мне крутишь?! Мы ж с тобой такие старые товарищи, а ты все чего-то тешишь… Товарищи мы с тобой, я надеюсь, или как? — Волынский энергично затряс головой — товарищи, мол, товарищи. — Ну а коли так, то и говори все как есть: запретили, мол, писать о милицейской верхушке, устроили втык… Или чем они тебя там напугали? Пообещали убить? Я тебя в этом случае по крайней мере пойму. Понесу материал в другое место, чтобы тебя не подставлять…
— Дурак! — Редактор выскочил из-за стола, пробежался из угла угол — всегда так делал, когда разговор в его кабинете становился слишком горячим. — Тебе же русским языком сказали: погоди. Никто ничего не запретил, да и запугать нас теперь непросто, согласись… А знаешь что? Если хочешь, считай, что я тебе даю пока другое, новое задание. Не кривись, не кривись! Задание, между прочим, из той же оперы!
— Ага, опера та же, только театр другой, — все так же угрюмо хмыкнул Мишка, решительно вставая, чтобы уйти.
— Да погоди же ты! — с криком отчаяния остановил его редактор. — Как с вами, комсомольскими максималистами, трудно всегда! Театр, я тебе скажу, тот же самый, только любоваться ты будешь не из зала, а из-за кулис, понял? Вот послушай. Есть у меня информация о том, что твой герой генерал Гуськов тесно общается с неким вором в законе по кличке Грант. Регулярно принимает его у себя в кабинете. Может, слышал про такого?
Штернфельд все так же хмуро покачал головой — нет, не слышал.
— От кого информация-то? — недоверчиво спросил он. — Что-то уж как-то слишком… Замминистра — и вор в законе…
— Информация самая надежная, так сказать, изнутри, из первых рук. Тем и страшнее это все! Правда, говорят, что этот Грант у Гуся персональный, так сказать, осведомитель, но это дела не меняет.
— Ничего себе — не меняет! Да ты подумай сам-то: шестерка, информатор, стукач, а замминистра принимает его в своем кабинете чуть ли не как равного. И ты еще говоришь, что про эту мерзость писать не надо!
— Я-то как раз и говорю, что надо! — энергично возразил редактор. — Я ж вижу, Мишка, что глаз у тебя загорелся. Давай соглашайся — материал может быть просто убойный. Тем более что этот мой информатор сообщает, будто Грант через Гуськова устраивает уголовным авторитетам переводы из одной тюрьмы в другую, даже добивается изменения наказаний… Что, опять не веришь?
— Нет, не верю. Хотя насмотрелся всякого, пока этой темой занимаюсь. Может, все же скажешь, кто тебя информирует? Ты, брат, не из головы ли все это взял?
— А, черт с тобой, — не выдержал Волынский. — Но только тебе. И чтоб могила! Сведения у меня от одного губоповского генерала, от Суконцева.
— Блин горелый, Сеня! Да он же гуськовский зам! С какого огурца он его так закладывает-то?
— Вот этого не знаю. Но уверен, что это не подстава. На вот посмотри. — И он вывалил перед журналистом пачку фотографий — тех самых, сделанных Мастерилой. — Видишь какая дружба? Не разлей вода!
Штернфельд внимательно разглядывал фотографии. Знал как журналист, что первое впечатление о человеке, бывает, многое позволяет в нем понять.
— Слушай, а он чего-то совсем на вора в законе не похож, а?
— Мало того что вор в законе, по моей информации, этот самый Грант, а в миру Игорь Кириллович Разумовский, бизнесмен и крупнейший торговец мебелью, является также смотрящим в южных префектурах города, держателем общака, разводящим ну и так далее, а заодно — задушевным другом и наперсником генерал-лейтенанта милиции Гуськова, а также, по мнению Суконцева, его коровой. Коровой — это в лагерном смысле. Ну знаешь, тот, кого берут в побег для пропитания.
— Знать-то знаю, только что-то не врубаюсь, какое это имеет отношение?..
— Ну в общем, доит он его, Гуськов, как хочет, заставляет делиться доходами. Вплоть до того, что называет себя его компаньоном. Хорош Гусь, да?
— Хорош, ничего не скажу…
— А вообще-то, конечно, очень любопытно было бы узнать, действительно ли у них такая деловая повязка. А если так — что именно их объединяет, а также узнать бы досконально, что конкретно они друг от друга имеют… Ишь глазки-то! — засмеялся он. — Все ж таки настоящий ты писака, Мишка, любишь жареное!
— Ты погоди, погоди, — остановил его Михаил. — Жареное — это, конечно, хорошо. Но вообще-то тебе ведь надо бы не ко мне. Не к борзописцу, как ты любишь говорить, тебе нужно с твоей информацией в спецорганы — в ФСБ, например. Пускай проведут расследование, установят оперативное наблюдение. У них люди, опыт, деньги, наконец… А у меня что?
— Про деньги не надо. Деньги ты получишь любые… в разумных пределах, конечно. А что касается спецорганов, у тебя есть уверенность, что и они не повязаны с тем же Гуськовым? У меня, например, нет. Но можешь считать, что заказ этот пришел персонально к тебе именно из спецорганов. Только не тех, которые ты имеешь в виду, а оттуда. — Он снова многозначительно поднял палец вверх. — Там ведь не дураки сидят… Там тоже хотели бы и от Гуся избавиться, и от его покровителей высоких. Но в таком деле напролом только совсем слабоумный попрет… Не все так просто и у них там, хотя нам, простым обывателям, кажется, что они всесильны. Они напрямую на этом этапе ввязываться не могут, понимаешь? Так что вся надежда на тебя, на твой опыт, на твои редкие таланты.
— Слушай, Сеня, ты из меня идиота-то не делай! При чем тут мои таланты? Здесь нужен хороший профессиональный следователь с его аппаратом, с его возможностями.
— Ну-ну, не прибедняйся, Мишка. У тебя ведь, я знаю, информаторы свои есть. А потом у тебя свежий, незамыленный взгляд… Ты не влезай всерьез, никто от тебя этого и не требует. Ты нащупай концы, чтоб было понятно, правда это или нет, и если это правда, а не пустая трепотня — они сразу подключатся сами, и тогда каюк и самому Гусю, и всей его кодле… Вот тебе еще для информации факт. Буквально на днях у этого самого Гранта таможня арестовала вновь пришедший по импорту груз. Ну мебель, которой он торгует. Ему инкриминировали неправильное оформление таможенных платежей и налоговые задолженности. Однако кто-то распорядился груз из-под ареста освободить, а обвинения с Гранта, то бишь Разумовского, снять. Однако сейчас этим делом занимается следователь МВД Стольников. Может, тебе с ним поговорить?..
Короче, Сенька, что называется, уболтал старого дружка.
Вообще-то, не надо было ему, конечно, ввязываться в столь сомнительное предприятие — случись что, он сразу оказывается крайним, сразу подпадает под удар страшной милицейской мафии (да и уголовной — тоже), и вряд ли его кто-нибудь в этой ситуации будет защищать.
И все же он ввязался в эту историю. Видно, неистребимо гулял теперь в его крови шерлокхолмовский яд, страсть как-то оживлять, расцвечивать собственную писачью участь или журналистская страсть идти по следу сенсации, вынюхивать, выискивать, выходить на зверя и изобличать его. «Честное слово, — подумал о себе Михаил, — извращенцем становишься, старина». А с другой-то стороны, действительно, кому от этого будет хуже, если у него появится новый забойный материал? Ему сразу представилась газетная шапка: «Мидасы в лампасах» или еще лучше: «Генералы криминальных карьер». Напишет хлестко, зло, с издевкой о странном симбиозе генерала от мафии и генерала от милиции. Вернее, генерала от ГУБОПа, то есть организации, специально созданной для борьбы с оргпреступностью… Эта картинка была последним аргументом «за».
Впрочем, нет, последним аргументом «за» была фраза редактора, брошенная как бы между прочим, вскользь, когда разговор фактически уже закончился:
— А кстати, ты можешь подробнее узнать все детали у Суконцева. Он, если хочешь знать, самолично высказал желание тебе помочь. Вот его телефон, он готов с тобой встретиться завтра или послезавтра. Если, конечно, ты сам не против.
Сенька хорошо знал друга: упустить такую возможность раскопать сенсационный материал он был просто не в состоянии.
Михаил согласился.
14Она проснулась раньше и сразу, с первым же толчком пробуждения почувствовала, что все ей здесь непривычно: тишина в квартире, где не было больше никого, кроме них, чужая, с непривычным запахом постель, ее собственное непривычно голое тело и тут же рядом он… Он! Она сразу вспомнила, как они шли через огромный освещенный вестибюль, и он сказал дядьке-вахтеру: запомни, это своя. Нет, не так. Он сказал: «Она теперь будет часто у нас бывать, а то, глядишь, и поселится…»
