Борис Седов - Пленница

«Если эти пять лет еще удастся прожить, — размышляла Тамара, — то уж благодарить Толстую Задницу мне будет не за что. А если к тому времени она сама сдохнет, не поленюсь сходить к ней на кладбище, чтобы воткнуть в ее могилу осиновый кол!»

— А побеседовать со Светланой Петровной я тебе обещаю, — через узкий стол уперлась взглядом в Тамару Ольга Геннадьевна. — Конечно, о послаблении дисциплины речи не будет. Но и полностью лишать тебя моциона она тоже не вправе…

«Моцион? А что это такое? То же, что и рацион? Но о том, что меня сутки держали на хлебе и воде, я, кажется, не упоминала ни словом».

— …Тамара, так что ты хотела сообщить Комолову?

— Я просто хотела узнать, как идет расследование убийства моих родителей.

На столе зазвонил телефон. Ольга Геннадьевна обмолвилась с кем-то несколькими емкими фразами. Положила трубку. Поднялась.

— Извини, Тамара, мне надо выйти буквально на пару минут. Никуда не уйдешь?

— Никуда.

Скорей бы пришел этот проклятый Комолое!

…Вместо обещанных двух минут милиционерша отсутствовала не менее десяти. И когда она наконец вернулась в свой кабинет, Тамара от неприятной (нет, ужасающей!) неожиданности даже вскочила из-за стола и автоматически шарахнулась подальше от двери к зарешеченному окну.

Потому что следом за Ольгой Геннадьевной в кабинет тяжело вплыла Толстая Задница !

Было страшно! Нет, сказать «страшно» — это не сказать ничего!

Было жутко! Нет, сказать «жутко» — это тоже ничего не сказать!

На секунду потеряв дар речи от изумления и ужаса, Тамара сумела-таки взять себя в руки. Что делать? Попробовать вырваться из этого предательского кабинета, отбиваться руками-ногами, орать во всю глотку, что ее уже подчистую ограбили, а теперь пытаются поскорее свести в могилу, чтобы не путалась под ногами? Не исключено, что ни единому ее слову в этих стенах не поверят. И как бы она ни умоляла, никто ничего проверять не будет. Просто наденут наручники и вызовут психиатрическую бригаду.

Ну уж нет!!!

Тамара, стараясь сохранять полнейшее хладнокровие, терпеливо дождалась, когда толстуха закончит изливаться перед Ольгой Геннадьевной в благодарностях за то, что та не поленилась и сообщила, где находится в данный момент несчастная девочка, у которой непорядок с головой, потом спокойно позволила крепко взять себя за руку…

— До свидания, Ольга Геннадьевна.

— До свидания, Томочка. Будь умницей. Поправляйся.

…и вывести из кабинета.

— Мы сейчас домой, Светлана Петровна?

— Да!

— На автобусе?

— Нет!

— На «Опеле»?

— Да!

— А где тогда дядя Игнат?

— Увидишь сейчас!

«Несомненно, увижу! — чуть заметно екнуло сердце. — Эх, хана тебе, Тамара Астафьева, неуклюжая ты неудачница. Даже такое важное дело не смогла довести до конца. Позволила обвести себя вокруг пальца, будто слепого кутенка. Интересно, как обработали сегодня дядюшку красносельские алкаши?»

Обработали от души! Потому-то дядя Игнат и не вылезал из припаркованной напротив РУВД машины.

Левая половина дядюшкиной рожи была темно-лилового цвета. Один глаз заплыл полностью, от второго осталась только узкая щелочка. Непонятно, как еще дядя был в состоянии вести машину. Скорее, только за счет непомерного желания поскорее увидеть свою сволочную племянницу.

— С-сука! Из-за тебя мне отбили все внутренности!

«Жаль, что не убили совсем!»

— Ну ничего, приедем домой, я тебе устрою! — пообещал дядя Игнат, проворачивая ключ зажигания.

Ей, и правда, устроили!

Глава 8

В ЛУЧШИХ ТРАДИЦИЯХ ГЕСТАПО

В отличие от Дианы я никогда не держала в руках боевого оружия. Поэтому мне достается то, что попроще — маленький никелированный пистолетик с черными пластмассовыми накладками на рукоятке.

— Это «Сикемп», — поясняет Олег, наворачивая на коротенький ствол длинный глушитель. — Не пытайся из него кого-нибудь шлепнуть. Разве что собак. Главное, если дойдет до стрельбы, сама не подсунься под пули. Затихарись. А всю горячку мы возьмем на себя… Впрочем, надеюсь, обойдется без этого.

У них с Дианой компактные американские «Ингремы», предназначенные для бесшумной стрельбы, и по одной гитаре[3] на каждого.

— Не боевые, — считает необходимым ввести меня в курс дела Олег. — Для спецопераций. С паралитическим газом. Хлопнет такая рядом с тобой, и уже через секунду ты не сможешь промямлить и «мама». Держите, — протягивает он нам маски из мягкого прозрачного пластика с двумя круглыми фильтрами по бокам.

Весь этот арсенал извлекается из обычного дорожного сидора, который стоял в спальне Олега.

— В мое отсутствие, — с презрительной усмешкой сообщает он, кивая на сумку, — никому и в голову не пришло ее обшмонать. Даже не прошлись металлоискателем. Охраннички! Профи!

Он коротко объясняет мне, как обращаться с «Сикемпом». Потом с такого же рода инструктажем — только на этот раз касаемо «Ингрема» и гитары — пытается сунуться к Дине-Ди, но натыкается на такую стену надменного безразличия, что отлетает от нее, как горох.

— Я сама могу тебя поучить, как пользоваться этим железом, — хмыкает Дина и, засылая в патронник патрон, небрежным движением передергивает затвор автомата. — Ты лучше скажи, на хрена надо было городить огород с этой баней, когда куда проще перешмалять пациентов прямо в гостиной?

— Все не так просто, красавицы, — загадочно улыбается Олег. — Когда все это закончится, сегодняшнюю историю еще надо будет преподнести мусорам. А как, скажите, им объяснить, откуда у вас здесь взялось оружие? Да еще и такое? Уж не я ли вам его выдал? — смеется он и выразительно смотрит на свою похудевшую сумку. — Или, может быть, прихватили с собой, когда отправлялись сюда? Не-е-ет, крошки! С зоны вы притаранили только флакон клопомора, а на всякие там «Сикемпы» и «Ингремы» случайно наткнулись уже после того, как поморили в парилке Юру с гостями — вот такую парашу мы подарим легавым. Остается приплюсовать к ней штук десять бачков, и они с радостью примут ее за рабочую. Раздувать сегодняшнюю историю никто не будет. Согласны? Герда? Диана?

Мы обе тупо молчим. Да, признаться, и не собирались мы что-то там объяснять мусорам. Да еще им и что-то максатъ. Мы вообще не намерены с ними больше встречаться. Нам бы на волю. А там хоть трава не расти.

— Вот и приходится расставлять декорации. — Олег собирается продекламировать что-то еще, столь же штампованное и высокопарное. Но вместо этого лишь выплевывает короткое: — Бля!

Потому, что в этот момент у него в кармане вдруг начинает подавать признаки жизни «Моторола». Кому-то из нянек приспичило выяснить, как дела у хозяина.

«Вот он, первый из непредвиденных геморроев! Как же без них, ненаглядных? — болезненно морщусь я. — Стартовый выстрел к открытию гонок с препятствиями, о которых предупреждала Диана. А пятеро жмуриков в бане — это было всего лишь легкой разминкой!»

— Абзац, — бормочет Олег и, отжав с боку рации длинную клавишу, отвечает, словно по телефону: — Алло.

Делать нечего, теперь надо как-то выкручиваться из этого маракеша. Так чтобы не вызвать у секьюрити никаких опасений. Ведь выстоять в открытом противостоянии с ними у нас нет ни единого шанса.

Ее впервые избили. Притом Светлана Петровна делала это в одиночку. Дядюшка, как ни рвался принять участие в экзекуции, был изгнан супругой в гостиную («Смотри телевизор и ставь примочки!»).

— Раздевайся! — В руке домоправительницы был тонкий пояс от ее кожаного пальто. На красной физиономии выражение полнейшей решимости применить этот пояс совсем не по назначению.

— Я уже переоделась, — попыталась разыграть непонимание Тамара, хотя еще в РУВД уже поняла, что ей предстоит, когда они вернутся домой, и весь обратный путь в машине мучительно обдумывала вопрос, как себя повести, когда толстуха и дядюшка полезут к ней с телесными наказаниями. Безропотно подчиниться и все стерпеть? Пожалуй, это было бы самым разумным. Но как так можно — покорно подставиться под побои и не только не попытаться дать сдачи, но даже не попробовать защититься? С другой стороны, оказать сегодня сопротивление было бы самым глупым из всего, что только можно придумать. Так, может, на время отодвинуть гордость?

Как поступить, она так и не решила. Отступила в угол и изобразила некое подобие боевой стойки «Хацуджу дачи», которой ее обучили в секции по у-шу.

На Светлану Петровну это произвело то же впечатление, что на лисицу вставший столбиком суслик. Ее это даже развеселило.

— Довольно кривляться, придурочная, — ухмыльнулась она. — Не усугубляй наказания! А ну долой всю одежду! Всю вплоть до трусов! Не заставляй меня лично вытряхивать тебя из нее.

Но в самый последний, в самый решающий момент Тамара все-таки сделала выбор: сопротивляться! Пусть сегодня ее забьют до смерти, но без боя она не сдастся! И плевать, что противник в четыре раза тяжелее ее! Хоть один удар она этой жирной свинье нанесет! А там пусть будет что будет!