Б. Седов - Рок-н-ролл со смертью
Отстраниться или нагнуться было невозможно, Вайсу мешали возраст и отсутствие сноровки. Чайник летел по прямой как заряд из катапульты и, когда в глазах Вайса вспыхнул огонь, а потом по этому огню прошлось пламя кипятка, он закричал. Ударившись обо что-то спиной, а после локтем и головой, он понял, что лежит на спине, а лицо, обваренное кипятком, пузырится и горит огнем.
– Fuck you!.. Fuck!..
Вайс извивался ужом на давно не мытом полу и молил бога, чтобы не пострадали глаза. Если правый еще слезился и различал свет, то левый, лоб над которым почти до кости рассек острый выступ дна чайника, не открывался и не закрывался. Было такое впечатление, что его просто вырвали.
Шагнув к несостоявшемуся убийце, Мартынов прижал ногой его руку, держащую пистолет, и заставил Вайса послать в свой адрес еще одно проклятие.
Ни слова не говоря, Андрей наклонился и собрал разлетевшиеся бумаги. Еще несколько минут он стоял у стола, рассматривая их. С удовлетворением убедился, что все они в сохранности. Все до единой бумаги, уложенные его руками в этот чемодан в тот день, когда они попрощались с Метлицким, были на месте. Это означало, что в данный момент Мартынов является единственным наследником миллионов Виктора Малькова, отца Артура. Когда с содержимым кейса все стало ясно, Андрей отбросил обратно в угол пытающегося подняться на ноги и не замолкающего ни на секунду Вайса, подобрал с пола и положил в кейс его «Вальтер». И вдруг услышал:
– А мне?..
– Что, тебе тоже чайником зарядить? – как можно миролюбивее буркнул Мартынов, с интересом глядя на Фомина.
После этих слов дед начал сползать по стенке на пол, и под ногами у него запузырилась огромная лужа. Видимо, терпению и мужеству старика пришел конец.
«Бед ему Вайс не наделает», – решил Андрей. Фицжеральду Вайсу действительно было сейчас не до старика. Ему бы прозреть и как можно быстрее убраться отсюда.
– Если не обратитесь в больницу, Вайс, вам гарантировано заражение крови и потеря зрения. – Мартынов наклонился и взял босса службы безопасности «Хэммет Старс» за шиворот. – Не нужно тебе было, гунявый, беду на меня насылать. Я вас в Штатах всех имел, а ты со мной на разборку на родину мою приехал. В своем ли ты уме, Вайс?
– Зачем вы меня оставляете в живых, Мартенсон?.. – прохрипел тот.
– Должны же с кем-то поболтать менты после обнаружения теплохода и Уилки!
– А если они… – корчась от боли, Вайс все-таки держался и думал о деле, – доболтаются со мной… до того, что заставят рассказать о кейсе?
– Расскажи, – охотно согласился Мартынов. – Расскажи о том, как ты приехал забрать кейс с документами, как ваша компания расстреляла троих наркокурьеров на теплоходе, как вы похитили женщину, как кололи ей кетамин, как умер Уилки – все расскажи, не стесняйся, Вайс. На моей родине копы любят искренних людей. Заодно на тебя повесят еще штук десять убийств, четыре разбоя и шесть краж из продуктовых магазинов. Это Россия, сэр.
– Я богом клянусь, Мартенсон… – хрипел Вайс. – Если он дарует мне возможность жить, я найду тебя, сволочь! Консульство США…
– Оно в соседнем доме. Выходишь из ограды, поворачиваешь налево, еще сорок шагов на север – и там деревянный дом с зеленой крышей. На листе фанеры написано: «Консульство Соединенных Штатов Америки в Ордынске».
– Найду ведь тебя, тварь…
Не отвечая, Андрей подошел к столу и взял с него початую бутылку с мутным пойлом. Вставив горлышко в рот Фомину, он перевернул бутылку. Самогон старик сглотнул, но в себя не пришел.
Усмехнувшись, Андрей вышел из пахнущего порохом и нечистотами дома и поймал бросившуюся ему в объятия Машу.
– Мы уходим.
Она потянула его к машине, но он остановил ее и повел в другую сторону. Она с удивлением взглянула на него.
– Нам нельзя в эту машину.
Оглянувшись по сторонам, Мартынов увидел огромный столб пыли, который волокла за собой какая-то приближающаяся машина. Определить ее марку и цвет не представлялось возможным из-за той же пыли.
Домов здесь было пять. Оставалось надеяться, что старик, пребывающий в состоянии глубокого бесчувствия, не понадобился кому-то из соседей.
Через минуту Андрей и Маша, держась за руки, вошли в лес.
Майор остановился на пороге как вкопанный.
На провалившемся диване с отломанными боковинами и треснувшей на спинке материей лежал старик. Запах того, что уже почти впиталось в дощатый выщербленный пол, не оставлял сомнений относительно своего происхождения. Да, это была не кровь. Старик то ли спал, то ли находился без сознания. Понять точно было невозможно, поскольку рядом с ним на полу стояла полупустая бутылка с жидкостью, чей цвет также не препятствовал установлению истины. От деревенского самогона с одинаковой быстротой можно как неторопливо уснуть, так и внезапно отключиться, что сном по своей сути уже не является.
Посреди комнаты лежал перевернутый чайник без крышки. Но самой главной достопримечательностью был не он и не сопящий дед.
В углу, полусидя-полулежа расположился мужчина лет пятидесяти – если судить по вискам, побитым сединой. Более судить было не по чему, так как его лицо представляло собой чудовищную маску. Кожа свисала лоскутами, пузырилась волдырями там, где были участки еще живой ткани, а обваренные веки напоминали вывороченные глазные яблоки.
Но это был живой человек. Он дышал, он стонал и богохульствовал – если только Метлицкий правильно понимал все эти английские «бич» и «фак».
Впечатленный увиденным, майор оторвал взгляд от иностранца и посмотрел через плечо, в угол, где он еще при входе заметил вытянутые по направлению к центру комнаты ноги.
Да, слева от входа лежал третий мужчина. Гораздо моложе обезображенного и почти одногодок того, что до сих пор валялся без чувств во дворе. Между бровями третьего мужчины, самого спокойного из встретившихся здесь Метлицкому, зияло пулевое отверстие, и было ясно, что он-то точно ничего вспомнить и рассказать не сможет.
– Что они здесь, с ума все посходили? – шепотом изумился Метлицкий.
С этими словами он носком ботинка ткнул сопящего старика. Тот пожевал губами, открыл глаза, однако света разума в них майор не увидел.
– Это Фомин, – сказал вошедший Бабушкин, которому надоело стоять на улице и смотреть на подбитого молодчика. – А этого… первый раз вижу. И, дай бог, в последний. Что с ним?
– Вы у меня спрашиваете?
Нагнувшись к стонущему иностранцу, Метлицкий осмотрел его лицо.
– Вызывайте «скорую», Бабушкин, быстро, – смахнув с дивана засаленную подушку, майор подложил ее под голову продолжающему стонать и ругаться начальнику безопасности «Хэммет Старс» и склонился над ним. – Кто здесь был?
– I don't speak Russian… [15]
В глазах Метлицкого сверкнул хищный огонек.
– Are you from America? What is your name? [16]
– Find Martenson… [17] – просвистел сквозь ошпаренные губы Вайс.
– Что он говорит? – Бабушкин ходил кругами и страшно сожалел, что не знает языка. Метлицкого с его отвратительным английским он считал полиглотом. – О чем он рассказывает?
На диване смачно сопел старик Фомин.
– It has made… Martenson? – лицо майора приобрело землистый оттенок, когда он заметил едва заметный кивок. – And where is the woman? [18]
– The woman was stolen by him… [19]
– Переведите же Метлицкий! – вскричал Бабушкин. – О чем вы с ним толкуете?!
– Он говорит, что этого убил Мартынов. Мартынов же похитил женщину. Я так полагаю, что речь идет о Макаровой.
«Рубоповец» тяжело поднялся и отошел к окну.
«Этого не может быть», – подумал Рома.
– Спросите у него, когда Мартынов вышел из дома! – завелся Бабушкин, совершенно не замечая, что Вайс давно потерял сознание. Схватив за шиворот Фомина, следователь встряхнул его: – Куда ушел Мартынов?
Фомин наконец узнал его.
– Бабушкин… Что ж ты, мать твою, Бабушкин, так медленно ездишь? Тут народ убивают, а он задницу от кресла оторвать не может! Мало я тебе ее драл за яблоки в саду!
Через десять минут опер и следователь узнали обо всем, что здесь случилось.
– О том, как Фомин дрался с Мартыновым и пытался выбить из его рук чайник, можешь забыть, – посоветовал Метлицкому ордынский следователь. – Как бил по руке американца, чтобы отвести выстрел, – тоже. В остальном похоже на правду. «Вареный» вошел в дом с этим парнем, потом вошел Мартынов. «Вареный» убил парня… не могу понять зачем… после чего собрался стрелять в Мартынова. Тот врезал ему чайником и стал собирать бумаги. Больше ничего дед не помнит. Никакой женщины он не видел. Подробности узнаем у побитого во дворе и у этого американца. Но пускаться в погоню за Мартыновым я не стану, – отведя майора в сторону, Бабушкин понизил голос. – Мое присутствие здесь будет оправдано. Я направлялся для допроса по своим делам и услышал крики – зашел. Твое присутствие не будет оправдано ничем. Сейчас я вызываю своих и жду, ты же выйди на дорогу и попробуй различить следы. Пыль на дороге толщиной с дециметр. Машину Мартынов не взял, значит, отправился пешком. Не может быть, чтобы его следов не осталось – не более десяти минут прошло…
