Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох
Бой оказался серьезнее, чем рассчитывало командование. Партизанский полк два раза поднимался на пулеметы, но, в конце концов, был вынужден тратить патроны, лежа в снегу перед станцией. И, как назло, вовсю разгорался солнечный день. Огонь трех имевшихся в распоряжении полка орудий пришлось перенести на мельницу, а на подмогу партизанам выдвинуть новые силы. В обход Выселок из Малеваного был переброшен батальон корниловцев, прямо на село двинут офицерский полк Маркова. Красных выбили дружной стремительной атакой сразу с двух сторон, при этом понеся большие потери.
Сразу после боя появился Корнилов со своим штабом. Алексей, Барашков, ротный Осниченко и другие чернецовцы, отдыхавшие привалясь к плетеным изгородям дворов, почтительно встали, приветствуя командующего армией. Генерал отдал партизанам честь и крупной рысью поскакал дальше.
Навстречу длинной вереницей несли носилки с убитыми и ранеными. Дорого стоила атака: погибли командиры двух партизанских отрядов – Краснянский и Власов. Большой урон понесла донская молодежь.
– А я, дурак, говорил, что со мной опасней будет!
Сорокин возник неожиданно. Держался он как всегда подтянуто и пытался шутить. Убедившись, что оба – и Лиходедов, и Барашков – даже не ранены, ротмистр вздохнул:
– Фух… Ну и баталия приключилась.
Подошли другие партизаны.
– Господин ротмистр, а почему отбитая станция опять оказалась у красных? Почему Гершельман отошел?
Сорокин, прищурившись, посмотрел в зимнее небо, словно надеялся прочитать там ответ.
– А пес его знает! – сказал он. – Контрразведка армии разберется, кто и какой приказ Гершельману отдавал.
И тяжело выдохнул, тряхнув белокурым казачьим чубом:
– Эх, Краснянского жаль…
У железной дороги, когда Алексей, Вениамин и Сорокин почти дошагали до противоположного конца Выселок, молчавший весь путь ротмистр сказал:
– Как, думаете, безопасней всего можно добраться отсюда до Новочеркасска?
– Отсюда? – переспросил Лиходедов, с сомнением посмотрев на покрытые ледяной корочкой рельсы.
Перехватив его взгляд, Сорокин покачал головой:
– Нет, железка вся разорвана, а на станциях краснюки окопались. Да и на чем, на дрезине ехать, что ли?
– Да, – согласился Барашков, – тут в степи никто в дорожных рабочих не поверит. Мимо гегемонов никак. Да и казачки запросто шлепнуть могут. Разве что на аэроплане…
– Вот именно! – Сорокин поднял вверх палец. – Вот именно, соколы мои!
Глава 14
«Опрокинув мощной атакой красных под Новолеушковской и перейдя Владикавказскую железную дорогу, добровольческие части миновали станицы Старолеушковскую, Ираклиевскую и 1 марта подошли к Березанской.
Местный станичный сход решил не оказывать сопротивления. Кубанцы выжидали. В станицах хватало равнодушных ко всему фронтовиков, не готовых активно выступить на чьей-либо стороне. Большевики и сочувствующие разошлись по домам и попрятали оружие».
Из дневников очевидца
Весь авиационный парк Добровольческой армии состоял из двух аэропланов. Первый отбили у красных в Тихорецкой, второй в полуразобранном состоянии волокли на телегах в обозе аж из-под Ольгинской. Военный летчик подполковник Красин ни за что не хотел расставаться с неисправным, лишенным горючего «Ньюпором». Он хвостом ходил за помощником командарма Деникиным и еле выпросил разрешение на две подводы для «безполезных железяк».
К огромной радости Красина, отбитый у красных «Фарман» оказался почти целым, хотя при ближайшем рассмотрении оказалось, что и его из-за «ран», полученных при захвате, поднять в воздух не представляется возможным. Но пилот не унывал: «Мне бы толкового механика в помощь, так из двух один точно сваяем».
За «толкового механика» должен был сойти студент-химик Барашков, вместе с Алексеем принятый на роль помощника пилота.
Вся авиаторская компания вот уже второй день колдовала в продуваемом всеми ветрами старом зернохранилище рядом со станцией.
– Оборудование не спалите! – взывал подполковник, бегая вокруг костров, разводимых подручными тут же, рядом с фрагментами фанерных аэропланов.
Лиходедов никогда не сталкивался с авиатехникой так близко. До войны, наблюдая пару раз за авиационными полетами, Алешка, как и другие гимназисты, восхищенно свистел и бросал в небо фуражку, даже не задумываясь о том, что парящие в небе величественные птицы и есть результат взаимодействия столь большого количества механических и конструкционных узлов. Несмотря на то что родители пророчили сыну карьеру железнодорожного инженера, Алешкины взаимоотношения с техникой были весьма прохладными. Как следствие – не самые лучшие оценки по естественным наукам.
В основном ремонтные задачи Лиходедова сводились к «подай-ка вон ту железяку», «принеси» и «подержи».
– Неужели это в конце концов сможет летать? – спрашивал он перемазанного маслом Вениамина, азартно вкручивающего какую-то втулку. На что упорно сопящий Барашков отвечал:
– Спокойно, у нас есть все что нужно, а значит, не имеет права не полететь.
Красин на это довольно покрякивал и кивал головой. Наутро третьего дня из Журавской прискакал Сорокин.
– Ну-с, – бодро молвил ротмистр, – как успехи в области воздухоплавания? Я тем, кто с техникой на «ты», самогонки привез. Околели тут небось. А?
Самогон пошел на ура. Пили жадно, у огня, полыхавшего в обрезанной железной бочке. Глотали, ухая, ахая и потирая от удовольствия мерзлые руки.
– Ни хлеба, ни сала нет, уж извините, – Сорокин занюхал глоток рукавом шинели, – с провиантом полный штиль, как морские говорят. Фуражиры только к вечеру вернутся, может, наскребем у них чего.
Красин, вытирая седые усы, вздохнул:
– Машину мы вроде собрали, а вот опробовать не на чем. Горючего нет.
– Подождите, – сказал Барашков, – в броневике ведь бензин оставался!
– Ага, – усмехнулся ротмистр, – вспомнила баба, как девкой была. На конной тяге трофей ваш. Два боя – и нет бензина.
– А как же быть? – Алешка постарался принять деловой вид. С голодухи самогонка сильно кружила голову.
Тут подполковник-авиатор, прислушавшись к своим внутренним ощущениям, изрек:
– Для того чтобы двигатель проверить, и чистый спирт может сойти, но взлетать на нем – чистое харакири.
– Наш ангел небесный, – пояснил Сорокин, – еще на японской в самураев с воздушного шара бомбами кидался. Однако, подполковник, спирт переводить не стоит. Я договорился и с разведчиками, и с контрразведчиками, и с фуражирами: как только где бензином запахнет, так сразу ко мне. Будем надеяться, скоро накормим эту «птичку».
Ротмистр еще раз обошел «Фарман», похлопал ладонью по ободранному фюзеляжу:
– Хорош. Вот что: я вам пока краски пришлю. Звезды закрасите и внешность бывшего «товарища» подновите.
Краску привезли зеленую и немного черной. На улице потеплело, поэтому с покраской больших проблем не случилось. Барашков обозвал аэроплан «кузнечиком» и посетовал, что его будет видно за версту.
– Это зимой, и на земле, – возразил Красин, – а в небе, повыше, все одно он серым покажется.
Алексей предложил дать самолету имя и нарисовать на плоскостях корниловскую эмблему – череп и кости.
– Это же корабль, хоть и воздушный, – сказал он, – а судну без имени нельзя. А насчет черепа с костями – пусть большевики знают, с кем дело имеют.
В результате «Фарман» получил наименование «Саранча». Тут аргументировал Барашков, говоря, что смысл – в истреблении и опустошении.
Пока искали топливо, краска успела как следует высохнуть. За пару дней экипаж «Саранчи» успел смазать и установить на переднее место стрелка вооружение – пулемет Льюиса, наделать самодельных бомб, запастись провиантом. Лететь собирались под Новочеркасск. Еще Алексей и Вениамин получили несколько теоретических уроков по пилотированию.
Емкость с бензином нашли знакомые партизаны на какой-то станции. Наверное, топливо предназначалось для мотодрезины. Красин долго принюхивался, шевелил усами, даже пробовал на язык. Скривился:
– Чище должно быть.
Барашков подошел, тоже понюхал:
– Для очистки химикаты нужны. А где стоит инженерная часть? Надо бы съездить, посмотреть, что у них есть в хозяйстве. Эх, сейчас бы на химфак в лабораторию попасть!
После недолгих расспросов на станции нашли саперов, возившихся с какими-то ящиками у ручной дрезины.
– Мы можем вас подвезти. Вот только закончим, – предложил один из них, прапорщик. – Только, чур, помогать качать.
Лиходедов и Барашков радостно согласились. И через пять минут уже вовсю скрипели по рельсам со скоростью идущей рысью лошади.
Инженерный батальон расположился неподалеку, на первом от Выселок полустанке. Все хозяйство старшего мичмана Пожарского, бывшего морского минера, пребывало в одном из пяти дворов полустанка в великом хаосе. Сам Пожарский вместе с другими офицерами суетился около саманного сарая, рядом с которым стояла накрытая брезентом подвода с безразличной ко всему пегой кобылой.
