Лев Пучков - Собачья работа
– Ты, ты виноват, – проскрипел Григорий Васильевич, тыча пальцем в портрет. – У-у-у, Пес… И не икается тебе? Сидит, наверно, ствол чистит и вспоминает об этой… о вязке, короче. Или мечтает о своей светлой и чистой. Хорошо, когда в мозгу одна извилина в форме фаллоса, и та переходит в прямую кишку, – никаких тебе проблем…
Григорий Васильевич был отчасти прав. Рудину в этот, момент не икалось, но ствол он действительно чистил. И рассеянно улыбался, перебирая в памяти события последних дней.
Полчаса назад они вшестером: Рудин, Ваня Соловей, Саша Масловец и три собаки школы, подъехали на «уазике» к небольшой хибаре, расположенной в десяти кило метрах за городом, на окраине промышленной зоны. В полу хибары находился тщательно замаскированный тайник. Здесь группа Рудина хранила четыре малокалиберных карабина «ИЖ» (три рабочих, один – запасной) с оптическими прицелами, боеприпасы к ним, ночные приборы, бинокли и камуфляж. Сегодня ночью им предстояла обычная еженедельная работа, за которую шеф платил неплохие деньги. Работа азартная и очень даже небезопасная, но именно этим она и нравилась Рудину и его боевым братьям. Раз в неделю они имели возможность вновь ощутить себя воинами, жизнь которых зависит от личной ловкости и сноровки, социальный статус и цивилизованные условия в этот момент не имели совершенно никакого значения – за это все трое были чрезвычайно благодарны хозяину.
Промышленная зона Белогорска – это целый город, разбросанный на огромной территории в несколько сот гектаров. Из действующих предприятий здесь остались мясокомбинат, элеватор, фармацевтический комбинат Толхаева и асфальтный завод. Остальные гиганты социалистической эпохи, в числе коих пребывали мукомольный комбинат, пивзавод, завод железобетонных конструкций, сталелитейный комбинат и ряд других, давно были брошены на произвол судьбы и стали местом обитания бомжей, различных «отморозков» без определенной ориентации и целых полчищ крыс. В ночное время перемещаться здесь было небезопасно: запросто могли дать по голове чем-нибудь тяжелым, стрельнуть из-за угла, кроме того, имелся риск быть сожранным крысами, которые в последнее время до того обнаглели, что даже бегать перестали, – пешком ходили, ни от кого не таясь.
Рудин и его команда знали это выморочное местечко как свои пять пальцев: они работали здесь второй год и могли проводить экскурсии по промзоне в буквальном смысле с завязанными глазами, поскольку действовать приходилось глубокой ночью, когда никто не мешает таинственным перемещениям вооруженных особей вкупе с четвероногими помощниками. Для мастеров-кинологов живность промзоны давно перестала быть опасной экзотикой, а двуногие обитатели не рисковали открыто конфликтовать с хорошо вооруженной и слаженной командой, поскольку в недалеком прошлом имел место наглядный пример печального свойства.
С год назад, примерно так же, в конце лета, группа Рудина выдвигалась на ночную работу и напоролась на банду вооруженных «отморозков», обкурившихся какой-то дряни и разгуливавших по промзоне в поисках приключений. Несовершеннолетние негодяи принялись палить без всяких предисловий. Группа Рудина грамотно укрылась, разобрала цели и в считанные секунды перестреляла всех нападавших – а было их, как потом выяснилось, шестеро. К несчастью, один из «отморозков» остался в живых: Ваня Соловей, вместо того чтобы целиться в голову (нет смысла работать из «мелкашки» по корпусу, да еще в ночное время), в последний момент поддался какому-то альтруистическому порыву и засадил две пули противнику в плечо, обезвредив руку с оружием. После короткого боестолкновения Рудин, руководствуясь своими песьими постулатами, дал команду закопать «дохлятину», а недобитого добить и тоже закопать. Однако сентиментальный Ваня Соловей воспротивился и заявил, что раненому нужна помощь.
– Ну ты посмотри на него! – сказал он, осветив фонариком скрючившегося раненого. – Он же еще совсем ребенок – наверно, и шестнадцати нет… Да у меня рука на такого не подымется.
– Ну хрен с ним – тащите на диабаз, бросьте там, кто-нибудь подберет, – смилостивился Рудин и философски заметил:
– Хотя – напрасный труд. Все равно его до совершеннолетия замочат, я его знаю, конченая падаль…
Соловей и Масло оттащили раненого на диабаз и присоединились к Рудину. А утром, по возвращении в школу, их ожидал неприятный сюрприз в виде патрульной машины и трех оперов. Оказывается, «отморозка» действительно кто-то подобрал и отвез в приемный покой областной больницы, а поскольку по каждому факту огнестрельного ранения медики обязаны мгновенно уведомлять правоохранительные органы, через пять минут после извлечения двух кусочков свинца малолетний негодяй ударно кололся об обстоятельствах получения ранения. Ну и черт бы с ним – кололся бы на здоровье сколько влезет… Только выяснилось, что «отморозок» знал Рудина лично и не замедлил об этом сообщить операм.
Рудина с компанией усадили на недельку в СИЗО №1 Белогорска, несмотря на то что они в один голос заявили: гуляли мы, гуляли под луной и ни в кого не стреляли, поскольку никакого оружия не имеем. Спустя неделю дело закрыли за отсутствием улик – славный дядька Толхаев выложил кругленькую сумму, иначе замордовали бы лихих кинологов в застенках. Но прецедент, что называется, место имел – как уже говорилось выше, более никто из двуногих обитателей промзоны открыто противостоять команде Рудина не осмеливался…
Итак, тайник вскрыт, надет камуфляж, косынки, ноздри азартно раздуваются в предчувствии настоящей мужской работы, можно не спеша чистить оружие в ожидании полноценной тьмы и рассеянно размышлять о приятном. Вот она – жизнь! К черту цивилизацию с ее гнилыми прелестями, к черту «шестисотые» «мерсы», сотовые телефоны и пузатеньких пижонов, которым кажется, что они – полноправные хозяева жизни. Вот они – хозяева ночного промышленного кладбища, чей чуткий слух и острый глаз гораздо вернее, нежели связи и «крыши», ценные бумаги и прочая лабуда этого эфемерного, кажущегося благополучия, способного рухнуть в любой момент…
Но давайте о приятном – пока. Рудин вспоминал о прекрасной даме, незаметно вошедшей в его жизнь три дня назад.
Она явилась в четверг, в восьмом часу вечера: зашла в калитку школы и притащила на длинных поводках двух черных ризеншнауцеров, молодых, но уже достаточно взрослых. Одного взгляда на этих оболтусов было достаточно, чтобы понять: работы тут – непочатый край.
– Отпустите собак, – посоветовал Рудин, рассматривая даму. Дама была облачена в мешковатый комбинезон, стоптанные кроссовки и темную косынку, полностью покрывавшую волосы. Неловкий наряд, однако, не скрыл от взгляда Рудина сильные стройные ноги, высокую грудь и тонкую талию владелицы безалаберных псов. Огромные зеленые глаза, лишенные какого-либо намека на косметику, смотрели настороженно.
«Хороша, чертовка, – подумал Рудин, поймал себя на том, что мыслит категориями Толхаева, и поправился:
– Однако с каким-то надломом… Тонкая штучка».
Еще не поняв, что дама ему очень понравилась, что есть в ней нечто особенное, отличное от обычных объектов запланированной «вязки», Рудин завел привычный деловой разговор.
– Кто порекомендовал вам обратиться именно к нам? Дама справилась с карабинами, отпустила псов. Те устремились к вольерам, вздорно взлаивая, – решили пообщаться с четвероногими обитателями школы, поднявшими обычный гвалт, завидев непрошеных гостей.
– Название понравилось, – глуховато сообщила она. – Школа консервативной дрессуры… Ну, вы понимаете.
– Собачью литературу читали? – поинтересовался Рудин, приглашая даму пройти в увитую плющом беседку, расположенную на краю тренировочной лужайки.
Дама удивленно взглянула на Рудина и отрицательно помотала головой.
– Как давно они у вас? – Рудин кивнул в сторону вольеров, где возле сеток скакали черные силуэты. – Месяц, год, полгода?
– Вчера Ли притащила, – сказала дама и тут же, отчего-то смутившись, поправилась. – В общем, вчера приобрела… гхм… А что?
– Воспитание собаки нужно начинать со слепых глаз, – менторским тоном пробубнил Рудин; откуда дама взяла псов, его совершенно не интересовало. – Предварительная подготовка – до настоящей дрессуры – это очень важный этап, его нельзя игнорировать, иначе… Позовите псов.
– Что? – не поняла дама. – Позвать?
– Да, позовите их, – подтвердил Рудин. – Посмотрим, как они на вас реагируют.
Дама внезапно покраснела и потупилась. Рудин вдруг понял, что тихий голос, глуховатый тон – это своеобразная защитная реакция, следствие какой-то душевной травмы. Не хочется даме звать псов – для этого нужно громко кричать, проявлять эмоции, раскрываться…
– Эй вы, трое, ко мне! – повелительно крикнул Рудин, приходя на помощь новоявленной клиентке. – Не подойдете, надеру задницу!
