Роман Канушкин - Обратный отсчет
Старший наряда на КПП сержант Сонин вышел покурить на свежем воздухе. Он потопал сапогами по снегу, сделал затяжку и улыбнулся.
До приказа Сонину оставалось всего четырнадцать дней, а там, через месяца полтора, дембель. Вот он, дембель, уже виден, и «молодежь» каждую ночь после отбоя отсчитывает «дедушке» дни — ежевечерний ритуал.
— Караси?!
— Мы!
— Сколько до приказа?
— Четырнадцать дней…
— Не дай Бог кто ошибется, сынки!…
Потом, после приказа, рота перестанет обращаться к нему «товарищ сержант», а только Андрей Васильевич — все, закончена служба, нет больше сержанта Сонина, теперь он — гражданин… И уже восемьдесят шесть дней каждый завтрак Сонин отдает масло своему «карасю» — мы их и дрючим, мы их и кормим: как сто дней до приказа — все, «дедушке» масло не положено, отдай «молодежи»… Рассказывали, что раньше служба на «Л-III» была хуже загранки: ни тебе отпусков, ни увольнительных, хотя вот она, Москва, рядышком. Теперь такого режима секретности нет, люди практически сами себе предоставлены, только в наряды ходят, вот и вся служба. Теперь и загранки-то никакой нет. Все — воюем на собственной территории. Позор, державу растеряли… И хорошо, что хоть в Чечню не угодил, сколько там необстрелянных пацанов полегло… Теперь уже не угодишь — четырнадцать дней, а дальше — пошли вы все!… Да, война не коснулась Сонина, служба прошла спокойно, удалось наладить кое-какие связи, и очень хотелось бы после дембеля остаться в Москве. Здесь жизнь, здесь бабки, а дома — шиш с маслом и спивающиеся кореша. Матушка пишет, мол, кто раньше тебя из армии пришел — все, хана, уже половину дружков погубила водка…
Сонин курил и вспоминал своего старшего брата. Тот служил в ГДР, в Группе советских войск в Германии, ГСВГ сокращенно… Служба была мед — получал марки, толкали немчуре кое-что — ГСМ, да и все, что плохо лежало, только в отпуск три чемодана шмоток вез… Дурак, напился на учениях, заставил «карася» — там вообще «молодежь» страшно дрючили, — из костра камни вытаскивать руками, а потом еще и держать… козел, у того мясо до костей сожгло, чуть не помер, а братану — срок, штрафбат, потом еще дослуживать. Вернулся больной на голову, сейчас на стакане сидит, уж и лечили его, чего только не делали… Нет, Сонин не будет брать пример со старшего брата, его планы гораздо более серьезные, в Москву, и никакой водки… Сонин организовал уже свой маленький бизнес, по крайней мере сигареты цивильные курил, а не махру с довольствия, людишками нормальными обзавелся, так что теперь прямой дорогой, как говорится, в столицу нашей Родины, город-герой… И все же интересно, что у нас здесь за шорох: какой-то странный самолет на взлетке, на КПП — группа гэбэшного спецназа, старлей командует, снайперов вокруг понапихивали, чего-то, видать, серьезное готовится. Не попасть бы под обстрел!… Сонин сплюнул на бычок сигареты и швырнул его с пальца метким попаданием прямо в урну, и тогда на дорожке, ведущей к ним, началось какое-то движение.
«Так, — подумал Сонин, — история продолжается, вот и еще участники событий пожаловали». А дальше случилось то, что старший наряда на КПП сержант Сонин запомнит на всю жизнь. Потому что ничего подобного за всю свою спокойную и, честно признаться, не бей лежачего службу на объекте «Л-III» он еще не видел.
Шоссе, узкая полоса сосновых насаждений и далее вся территория просматривалась, снежные поля вокруг, вплоть до деревни Ревякино. И дорога до их КПП от леса была практически прямой и всегда чистой, она петляла только там, в лесу, между соснами. Деревня Ревякино налево, а с правой стороны сосны подходили близко к их бетонному забору — объект «Л-III» располагался под углом к шоссе. И вот сейчас на этой дороге появились два здоровенных джипа — американских, подумалось Сонину, — сверкающих никелированными решетками. И прямо из леса, перекрывая дорогу, словно специально их поджидавшие, выскочили патрульные машины, милицейские «форды». Чего тут началось — включенные сирены, мигалки, приказы остановиться по громкоговорителю… Оба джипа резко развернулись задним ходом и, разнося решетками снежные сугробы, устремились с асфальта на проселочную дорогу, ведущую вдоль опушки леса в Ревякино. «Форды» рванули за ними, и первый же резко занесло — «чайник» за рулем, ухмыльнулся Сонин — и бросило с дороги на снежное поле. Водитель попытался исправить ситуацию, длинная машина, вытягивая себя, пропахала на брюхе какое-то расстояние, пока окончательно не «села». Но два других «форда» весьма успешно преследовали беглецов, двигаясь по колее, проложенной для них джипами.
«В джипах — тоже „чайники“, — заключил Сонин, — на таких тачках не могут оторваться от этих ментовских блинов… На шоссе, может, эти „форды“ и хороши, но здесь, по снегам шастать… „Чайники“! Мне б такой джип, я бы показал класс!» Сонин быстро достал другую сигарету — зрелище было захватывающим, плюс еще по громкоговорителям обещали начать вести огонь на поражение. Потом Сонин увидел, что наперерез джипам из леса несется ментовский «уазик», весьма успешно справляясь со снежными сугробами. «А у нашего „козла“ проходимость не хуже, чем у „американцев“, — с гордостью подумал Сонин, — армейские, все ж для обороны делали».
Сонин вспомнил, что прочитал недавно в «Авторевю» о какой-то итальянской фирме, вроде бы покупающей наших «козлов» и доводящей их до ума: меняют движок, общую видуху… Там им потом цены нет, типа того, что единственные тачки, которые могут забираться на Везувий… Сонин видел, что джипы снова развернулись и пошли по полю в направлении бетонных ограждений объекта «Л-III», но и «козел» не отставал.
«Приказываю немедленно остановиться! — неслось из громкоговорителя „уазика“. — Иначе будем стрелять».
Джипы без конца заносило, снежные фонтаны взметались в разные стороны, иногда до половины скрывая ревущие машины, но «форды» все более уверенно приближались, а потом стало ясно, что «козел» уже перерезал беглецам путь.
— Очень странно, — процедил сквозь зажженную сигарету Сонин, — на таких колесах не уйти… Как будто они специально. Все — взяли их! Вот козлы…
— Так, военный, давай отсюда быстро!
Сонин обернулся. Рядом стоял старший группы спецназа. Он говорил совершенно спокойно, но Сонин понял, сколь неразумно было бы ему возражать. Однако сержант Сонин все же «дедушка», военный… Все — четырнадцать дней до приказа.
— Товарищ старший лейтенант, — ухмыльнулся Сонин, — я на боевом посту.
— Вот и ступай на свой пост, — спокойно возразил спецназовец, — в здание КПП. Видишь — идет задержание, попадешь под обстрел, а дома мамка ждет…
Сонин видел: оба джипа встали — мутное дельце… Но ничего, здание КПП полустеклянное, и оттуда будет видно…
… В это же время в первом из джипов-беглецов Лютый обратился к водителю:
— Все, встаем, а то еще пулять начнут сдуру…
Разнося комья снега, у них на пути вырос «козел», и с обеих сторон их обхватили «форды». Сразу же из всех автомобилей появились автоматчики, а вот и тот самый майор, рыжий, Игнат о нем говорил…
— Так, братва, — быстро сказал Лютый, — никаких резких движений! С этими ребятами шутки плохи. — Лютый нажал на клавишу стеклоподъемника, а сам подумал: «Сколько же народу ловят несчастного Ворона!» Стекло утонуло в дверце, Лютый спокойно смотрел на окруживших его людей.
— Быстро выходи! — проревел майор Бондаренко. — Останавливаемся, и руки за голову! Шаг в сторону — стреляю!
Лютый и водитель повиновались. Пассажиры второго джипа тоже неспешно выбрались из автомобиля.
— Лицом к машинам! Стоять так!
Их обыскали, у Лютого нашли пистолет.
— У меня есть на него разрешение. — Лютый, не поворачиваясь, пожал плечами. — У охранников тоже. Сами понимаете — бизнес. А время нынче неспокойное.
— Знаю я твой бизнес, — обронил майор Бондаренко.
Тех, кого он искал, в автомобилях не было, но в первом джипе все заднее багажное отделение было завалено грудой каких-то вещей. Значит, там больше просто негде…
Но все же майор Бондаренко развернул Лютого к себе и внимательно посмотрел ему в глаза.
Лютый усмехнулся:
— Мы с тобой, часом, не родственники? Оба рыжие, и я тоже иногда к незнакомым людям пристаю… Работа такая! — Лютый совершенно спокойно выдержал взгляд майора, улыбка не покинула его лица. — Так Лавреневы мы, брат, у нас все рыжие… А? Родственники?
Ни один мускул не дернулся на лице майора Бондаренко, он продолжал смотреть Лютому в глаза.
«Смотри, сынок, базарь, базарь, — говорил этот взгляд, — но я даю тебе последний шанс. Последний. А там уж не обессудь».
— Где они? — голос майора почти перешел на шепот.
— Кто? — также шепотом спросил Лютый.
— Хорошо. — Бондаренко отвел взгляд, затем кивнул. — Дело твое. Я беру под прицел заднюю дверцу, а ты ее открываешь. Лично.
— Да Бога ради. — Лютый удивленно пожал плечами. — Могу и капот открыть — движок пять литров. Только ключики-то верните.
