Б. Седов - Рок
Рита снова, на сей раз критически посмотрела на мои собачьи попытки и сказала:
- Объясняю для тупых. Войди в воду и снова выйди. Результат будет гораздо лучше.
И тут же подала мне пример, с разбегу бултыхнувшись в океан.
Я последовал за ней, но, когда вынырнул и приготовился схватить ее, чтобы повторить морские процедуры, увидел, что она уже быстро идет к берегу, опасливо оглядываясь на меня и смеясь.
- Я сказала - в постели, а не в воде. Наверное, ты не расслышал.
- Да расслышал я, расслышал, - недовольно пробурчал я, окунулся еще пару раз и пошел на берег.
Мы натянули халаты и направились к фазенде, откуда доносились музыка и смех.
- А знаешь, - сказала Рита, беря меня под руку и прижимаясь к моему плечу тугой грудью, - хорошо бы вот так же, только без всех остальных… Как ты думаешь?
- Так и думаю, - согласился я и вздохнул, - да вот только это как-нибудь в другой раз. Совсем в другой раз и при других обстоятельствах.
Рита тоже вздохнула и ответила:
- У таких, как ты, не бывает ни других разов, ни других обстоятельств.
Возразить я не мог, поэтому сделал мужественное лицо и хлопнул Риту по виляющей ягодице.
Она взвизгнула и, выбрасывая из-под ног фонтанчики песка, побежала к фазенде. Я бросился за ней, и в это время на освещенную террасу вышел Костя с бутылкой пива в руке.
- Явились, голубчики, - зловеще произнес он, увидев нас, - а я-то уже думал, что ты, Костик, утонул к чертовой матери, и я могу спокойно отправляться в Россию и ловить там рыбку в речке, а также собирать в лесу грибочки. Но, оказывается, зря я надеялся на спокойную старость. Живучий ты все-таки…
- Не дождетесь, - ответил я. - Пиво-то еще осталось, или все вылакали?
- Осталось, не бойся, - успокоил меня Костя. - Тебе, между прочим, звонили.
- Кто?
- Коля Геринг.
* * *Перестрелка в ресторане «Чичако» не привела ни к каким особенным последствиям. Прибывшие через несколько минут полицейские увидели перепуганного толстого хозяина, который заламывал руки и сетовал на несчастную судьбу эмигранта, не знающего покоя даже в благословенной Америке, а также совершенно достоверную картину произошедшего, из которой следовало, что посетившие ресторан русские гангстеры в ходе вечеринки поссорились и постреляли друг друга.
Все было очевидно, и никаких лишних вопросов не возникло.
А кроме того, местное отделение полиции, в котором нес свою нелегкую службу офицер Майк Хайдег-гер, за двенадцать лет было уже в достаточной мере коррумпировано хлебосольным Колей Герингом, регулярно снабжавшим утомленных службой копов то дымящимся русским борщом, то пельменями, то красной или белой рыбкой, заботливо нарезанной на отливающие перламутром тонкие ломтики.
Трупы увезли, Геринг дал ни к чему не обязывающие показания, кровь отмыли, и на следующий день в «Чичако» опять зазвучала разухабистая «Тетя Хая», и толстобокие русские тетки, увешанные бриллиантами и золотом, снова азартно трясли над паркетом сиськами, утирая пот с жирных лбов и тугих щек.
Посмотрев на эту радующую сердце прирожденного кабатчика картину, Геринг задвинул шторку и, отдуваясь, опустился в кресло.
Крокодил, как всегда, стоял, приклеившись к косяку, и дымил сигарой.
- Ты так и не сказал мне, что думаешь по поводу Знахаря, - сварливо пробурчал Геринг.
- То есть как это - не сказал? - поднял брови Крокодил.
- А вот так! - ответил Геринг. - Только то, что он, по твоему мнению, нормальный пацан.
- А ты что хотел услышать? Рекомендацию для приема в партию?
- Не прикидывайся дураком, Крокодил, ты прекрасно знаешь, что меня интересует. Давай, говори.
- Ну… Ладно, Коля, если ты так уж хочешь… Мое личное мнение - подчеркиваю, мое личное - такое. Знахарь - мужчина серьезный, причем настолько серьезный, что других таких здесь просто нету. И если он пойдет наверх, а он точно пойдет на самый верх, то лучше всего заранее быть с ним. Если мы сейчас откажем ему в поддержке, а потом придем на готовенькое, то потеряем лицо.
- А если у него ничего не выйдет?
- Выйдет, будь уверен. Я таких людей нутром чую. Один из тысячи.
- А из десяти тысяч?
- Тоже один.
Геринг засопел и стал без нужды перекладывать на столе бумаги.
- Втянешь ты меня, Крокодил, в геморрой, ой, втянешь… - Он покачал головой.
- Вот еще, - обиделся Крокодил, - больно нужно! Ты спросил - я ответил. А решать - тебе!
- Разобраться с Марафетом… Это, знаешь ли, не гомельских гопников где-нибудь в Бруклине разогнать. Тут, если промахнешься, кранты! Марафет - это тебе не какой-нибудь король карманников.
Геринг пожевал губами и хлопнул толстой ладонью по столу.
- Ладно, где наша не пропадала! Звони Знахарю и скажи, что мы с ним.
- Давно бы так, - облегченно выдохнул Крокодил, который с первого взгляда почувствовал в Знахаре самурайскую уверенность в том, что смерть - тоже часть жизни.
* * *- Ну и что сказал Геринг? - поинтересовался Знахарь, вытираясь огромным махровым полотенцем с изображением Шваценеггера в роли Терминатора, который держал в мощной руке кружку пива и улыбался в сорок восемь зубов.
- А ничего не сказал, - ответил Костя, открывая пиво. - Это вообще был не сам Геринг, а человек от него. Крокодилом называется.
- А-а, такой высохший и с зубами, как у акулы, - кивнул Знахарь.
- Вот-вот, он самый. Он сказал, что Геринг согласен.
- Ага… - Знахарь попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха. - Согласен, значит… Это хорошо. Это очень даже хорошо. Это значит, что товарищ Марафет должен сейчас икать и чесаться.
- Это кто должен икать и чесаться? - спросила Рита.
Она уже была причесана и одета в шелковый халат, расшитый огромными розами и умильными кошками. Знахарь посмотрел на халат и поморщился.
- В ванной что, другого не было? - спросил он. Рита осмотрела себя и сказала:
- А мне нравится. Я же не говорю тебе ничего насчет твоего полотенца.
- Мое полотенце символизирует мужественность и силу. А твой халат - из серии «покупай живопись».
- Иди в задницу, - небрежно бросила Рита и повалилась в кресло.
Халат при этом распахнулся, и Знахарь успел заметить, что трусы на ней были, к счастью, без роз.
Бросив мужественное полотенце на тахту, Знахарь тоже рухнул в кресло и спросил у развалившегося на диване Кости:
- Ну-с, а что поделывают наши юные пионеры? Костя посмотрел на часы и ответил:
- А наверное, как раз взлетают.
- Что значит - взлетают? - не понял Знахарь.
- А то и значит. Когда я вернулся с пляжа лечить зашибленный палец, то увидел, что братец с сестричкой пакуют шмотки. Я спросил их, куда это они собрались, и они ответили, что раз ты считаешь, что они не доросли до настоящих дел, то отправляются в Диснейленд, где им самое место.
- И ты их не остановил? - ошарашенно спросил Знахарь.
- Не-а, - беззаботно ответил Костя, - они уже достаточно взрослые детки. Хрен остановишь.
- И не просили ничего передать?
- Как это не просили? - удивился Костя. - Очень даже просили.
Он, преувеличенно кряхтя, поднялся с дивана, повернулся к Знахарю задом и спустил трусы.
Знахарь смотрел на его волосатый зад и ничего не понимал.
- Это Алеша просил тебе передать, - пояснил Костя и снова натянул трусы.
Маргарита заливисто смеялась и дрыгала в воздухе ногами, расплескивая по паласу пиво.
- А от Алены никаких посланий не было? - спросила она в промежутке между приступами смеха.
- От Алены - ничего, - с сожалением вздохнул Костя, - а то я бы передал.
- Гоги передаст! - Рита истерически захохотала и выронила бокал с пивом.
Глава 7. От Марафета до Стилета
Офис Жоры Марафета находился на двадцать первом этаже нового небоскреба «Звезда Лос-Анджелеса». Огромные, во всю стену, бронированные окна выходили на Тихий океан, и где-то там, за горизонтом, за огромной выпуклостью воды, находилась Россия, которую Марафет покинул навсегда.
Возможно, он и не покинул бы страну, в которой родился тридцать восемь лет назад, но там его ждали лагеря и тюрьмы, а если бы открылись некоторые тайные страницы его биографии, то он наверняка получил бы вышку.
Так что лучше уж на двадцать первом этаже в Америке, чем в камере смертников в России - так рассуждал Марафет, и был, конечно же, прав.
Свою карьеру Марафет начал еще в одной из новосибирских школ, отнимая у тех, кто послабее, деньги на завтрак. Через некоторое время он понял, что у слабых мало денег, и, собрав подходящую компанию, стал отнимать деньги у тех, кто был сильнее его. Сильные не догадывались, что для того, чтобы противостоять Марафету, а тогда он был просто Жорой Беляевым, нужно объединиться, и Жора процветал. Дело дошло до того, что сильные, как, впрочем, и слабые, сами стали приносить ему деньги, не дожидаясь экзекуции. Это было гораздо удобнее, чем каждый раз выколачивать дань, поджидая жертву в раздевалке.
