Михаил Зайцев - Час бультерьера
«Дураку ясно, что здесь, на этой поляне, происходят достаточно регулярные встречи, – думал я, прихрамывая и тяжело опираясь на гуайцзы. – Из разговора с основным понятно, что кто-то приходит за каким-то грузом. И обычно этот «кто-то» не один, ибо для одиночки груз слишком тяжел. И еще вывод: за грузом, случается, приходят разные люди. Иначе я, незнакомец, был бы атакован лесным дьяволом сразу, как только он меня засек».
Мои размышления оборвал говор китайца-полиглота. На сей раз основной китаеза заговорил по-английски и гораздо громче, чем раньше. В английской речи я разбираюсь лучше, чем в китайской, реплику основного на русский мой проверенный мозг перевел совершенно автоматически:
– Мистер! Откройте дверь!
Скрипнул засов, и дощатая дверь с гнутым гвоздиком вместо дверной ручки распахнулась. В пустом проеме, за порогом сказочной избушки, нарисовался «мистер» – высокий, на голову выше меня, мужик англосакской наружности, навскидку лет тридцати восьми – сорока от роду. Прикинут по фирме, в стиле «милитари», в костюмчик туриста с закосом под военную униформу. На нем короткий куртец цвета хаки со множеством карманов и «молний», непромокаемые зеленые штаны заправлены в ботинки на толстой подошве с высокой шнуровкой, ремень у него с вороненой пряжкой, на пряжке тиснение – герб Соединенных Штатов, к коже ремня приторочена большая красивая кобура у правого бедра, а на башке у мужика шерстяная «пидорка» вроде моей, только цвета салата и с блеклым трафаретом на лбу: «USA».
– Все в порядке? – спросил иностранный мужик по-английски, разумеется. И его произношение развеяло последние мои сомнения: это американец.
Совсем обнаглел штатник! Шляется по тайге с пистолетом на боку, обозначив гражданство гербом на пузе и буквами во лбу, типа – раз «USA», значит, мне все можно и все побоку, я круче всех, меня крышует самая-пресамая Супердержава на всем земном шарике.
– Все в порядке, – повторил по-английски китайский толмач с другой, с утвердительной интонацией.
Американец со своего высока оглядел меня с головы до ног, особенное внимание уделив хромой ноге, округлил глаза, заметив крюк, торчащий из правого рукава телогрейки, и, снова обратившись к толмачу-основному, воскликнул, естественно, по-английски:
– Он больной!
То есть я – больной, ферштейн?
– Он, наверное, хороший проводник, хорошо знает тайгу, – ответил на родном иностранцу языке китаец, подходя к лесенке, что вела к распахнутой двери.
– Нужны здоровые грузчики! Зачем мне хороший проводник? – рассердился американец. – Зачем, когда есть быстрая дорога через тайгу?
Во дает блаженный! Еле-еле заметную тропку называет «хайвей»!
– В России беда с дорогами, – отбрехался китаец, начиная подъем по крутизне примитивных ступенек.
Молодец, переводчик! С юмором у основного китаезы, как только что выяснилось, все о’кей, а у его собеседника, как оказалось, не очень. Сбитый с толку гражданин США серьезно растерялся и, обдумывая последнюю реплику узкоглазого толмача, отступил в глубь избушки и освободил вход.
«Что ж у нас получается? – размышлял я, поднимаясь вслед за основным, чувствуя затылком напряженный взгляд дьявола. – Америкос собрался и далее сопровождать загадочный груз, передача коего должна состояться здесь и сейчас?»
Груз я узрел, как только переступил порог избушки. При закрытой двери в помещении должно быть темновато – сквозь мелкие оконца-бойницы свет едва-едва сочится, – однако дверь за спиной нараспашку, и я прекрасно вижу три здоровенных рюкзака, килограмм по пятьдесят поклажи в каждом как минимум.
Рюкзаки с грузом покоятся на дощатом лежаке у противоположной от входа бревенчатой стены. Под лежаком валяются рюкзачки поменьше, видимо, с личными вещами и запасами еды походников. Посередине избушки стоит на четырех деревянных ногах щербатый стол. На столешнице пластмассовые кружки, плошки, обертки от лапши быстрого приготовления. Возле стола простенькие лавки. В углу, справа от входа, маленькая поленница сухих дровишек. В левом углу цилиндрическая печка-«буржуйка». Коленчатый дымоход выходит в оконце над печуркой. На теплой крышке печурки стоит остывающий чайник. Неплохо устроен передаточный пункт. Уютно, и даже потолок не царапает макушку, и даже пол не скрипит. Обстоятельно, с любовью все построено и устроено.
Америкаш отступил к лежаку. Основной китаец сместился в угол, поближе к печке, автомат как болтался, так и болтается у него на плече. Лесной дьявол остался стоять подле дверного косяка, рука с цепочкой опущена, грузило на конце цепочки болтается ниже колена, зрачки дьявола неподвижны, его рассеянный взгляд словно опутал меня паутиной внимания. Я же, войдя, прислонил к стеночке костыль, да там его и оставил, дабы не дразнить интерес дьявола. Я доковылял до стола и уселся на лавку, сел спиною к столешнице, поджав правую ногу, вытянув левую – хромую, оперевшись о торец столешницы локтями. Подтянулись отстающие автоматчики. Вошли, «калаши» поставили рядышком с моим костылем, подошли ко мне, встали по бокам.
Я сижу с наглой рожей, а все остальные стоят и смотрят на меня вопрошающе, ждут чего-то. И, к величайшему моему сожалению, я, кажется, догадываюсь, чего они от меня ждут.
– Где деньги? – задал наконец-то давно ожидаемый мною вопрос сведущий в лингвистике основной узкоглазый.
Понял, не дурак. Хотя, наверное, и дурак бы понял – он хочет получить плату за груз. Ничего себе, ситуация, да? И, что самое смешное, при мне вообще ни монетки, ни купюры. Даже ради шутки не имею возможности предложить косоглазому за сто пятьдесят кэгэ товара хотя бы один железный российский рубль.
Молча убираю локти со стола, стряхиваю с плеч сидор, кладу его на столешницу. Пара китайцев, что стояла по бокам, тут же оживились, затопали сапогами ребята, засуетились, мигом освободили пространство на столешнице, сдвинули к краю свои кружки да плошки, распотрошили мигом мой сидор, вывалили на стол все его содержимое.
Потрошители проявили беглый интерес к разобранному арбалету, комплекту болтов и ножику в ножнах, развязали горловины холщовых мешочков с крупами, обследовали с быстротой тараканов остальной скарб и, ясное дело, никаких дензнаков не обнаружили.
– В чем дело? – Основной нервно сдернул с плеча «калаш», нацелил на меня ствол. – Деньги где?!
– Разве я сказал, что деньги в сидоре? – Мои брови удивленно взлетели, глаза глумливо подмигнули. – Ты чо психуешь, желтый? Ты вначале товар дай проверить, а после и за лавэ побазарим, справедливо?
– Встать! – приказал китаец по-русски и по-китайски велел дьяволу с цепочкой меня обыскать.
Дьявол поманил меня пальцем левой, свободной от средневекового оружия руки. При этом он выставил вперед левую ногу, встал ко мне вполоборота, спрятал от моих наглых глуповатых глаз вооруженный правый кулак.
Встаю, хромаю по направлению к дьяволу в китайском обличье. Костыля при мне нету, и теперь он косит щелочкой глаза на протез в виде металлического крюка. Но аналогичных протезов в Древнем Китае не носили, и поэтому мой крючок его не слишком напрягает. А зря.
Подошел к дьяволу, встал в позицию лоха, нарочито подставил пах под его выдвинутый вперед левый лапоть. Поворачиваю голову к переводчику, вопрошаю:
– Ну? И какого лешего ентот хрен с бугра меня пальчиком подманил?
Повернув голову, вопрошая, замечаю боковым зрением, как один из пары китайцев возле стола заканчивает сборку арбалета из комплектующих. «Литл Джо» собирать еще проще, чем конструктор «Лего». Специально так все устроено, чтобы и самый тупой спецназовец в самых отвратительных походных условиях смог на раз-два-три запросто управиться с разборкой и сборкой «Джоника». Китаец собрал арбалет на раз. С детским любопытством вылупил узкие зенки на фирменную диковину, тянется к комплекту болтов, не иначе, собирается заряжать «Литл Джо».
– Расстегивай ватник, – приказывает основной, поднимает для пущей убедительности ствол «калашникова», целится мне в голову.
Дьявол коротко, на родном, естественно, китайском языке выругал основного, сказал, чтоб тот опустил «трещотку». Правильно сказал – мы же рядом стоим, я и дьявол, дрогнет палец на спусковом крючке, и пуля-дура, энная по счету в очереди, вполне может задеть предусмотрительного линь гуй. Я б на месте лесного дьявола еще бы и другу возле стола запретил баловаться с арбалетом на всякий случай.
Переводчик послушно опускает автомат, а я послушно расстегиваю верхнюю пуговицу телогрейки и затылком чую внимание американца, который стоит у лежака с грузом-товаром и шумно сопит слегка, самую малость простуженным носом.
– Быстрее! – торопит основной.
– А ты не гони, не запрягал, – огрызаюсь сварливо, однако пальцы моей единственной пятерни со второй пуговкой справляются побыстрее. – Вертухаи, мать вашу, – ругаюсь я, расстегивая третью, предпоследнюю пуговицу. – Приятно, блин, издеваться над старым, больным человеком, а? Суки желтожопые! Товар посмотреть – хер, а деньги им, на-кося, выложи. Ух, и хитрожопые вы, желтожопые...
