Числа. Трилогия (сборник) - Уорд Рейчел
Мы шли вдоль шоссе, голосуя всякий раз, когда сзади раздавался шум мотора. Мы дошли до точки, когда приходилось рискнуть: признают — и ладно. Только никто не останавливался. Все торопились, неслись по узкой лесной шоссейке, будто это гоночная трасса, только виляли от неожиданности, завидев нас. Пару раз нам погудели — мол, нечего вам делать на проезжей части. А где, скажите, нам топать? По канаве? Придурки.
Дождь перестал, но земля была совсем мокрая, по краям дороги на асфальте стояли лужи. Джинсы мои становились все тяжелее — в них впитывалась вода. Переставлять ноги на пустой желудок было нелегко. Они у меня и так-то устали, капитально устали, и тело бунтовало против того, к чему я его принуждала. У меня началась изжога, но в ней не было привкуса вчерашней еды — одна едкая, кисловатая пустота.
В двадцать минут девятого мы остановились. Присесть было негде — слишком мокро, — так что мы встали в нескольких метрах от шоссе, на дорожке, ведущей к ферме. Жук поставил на землю пакеты и зажег чуть не последнюю оставшуюся сигарету. Мы молча выкурили ее, с деревьев на нас падали капли.
— Невесело, да? — наконец спросил Жук. Я только кивнула. — Может, рискнем, позвоним? Вызовем такси?
— Не выйдет, нас засекут. И все будет кончено, Жучила.
— А что нам еще делать? Не помирать же в этой глуши.
— Не знаю, но они ведь только и ждут, чтобы мы куда-нибудь позвонили, разве нет?
Жук бросил окурок, затоптал каблуком.
— Жрать хочется, Джем. И я замерз.
— Знаю. Я тоже.
Мы зажгли еще одну сигарету и затягивались по очереди, хоть какое утешение в этом беспросветном мире. Через пару минут мы услышали, что по дорожке едет машина. Переглянулись. Удрать не успеем, да и бессмысленно. Из-за поворота показался огромный джип. Увидев нас, водитель ударил по тормозам, потом опасливо объехал. Я успела разглядеть, кто за рулем, — женщина, лет тридцать с небольшим, с виду ничего, волосы завязаны в хвост, во рту, точно клюв, торчит кусок поджаренного хлеба. На заднем сиденье двое ребятишек. В огромной машине они казались куклами.
Женщина глянула на нас удивленно, сердито, кажется, даже слегка испуганно, потом доехала до перекрестка и свернула влево по главной дороге. Через несколько метров остановилась, сдала назад, вновь поравнялась с нами. Опустилось переднее стекло, она вытащила хлеб изо рта и перевесилась наружу:
— Вы кого-нибудь ждете? — Голос резкий, точно мы в чем-то провинились. Ты чужак — и в этом твоя вина. Ты молод — и в этом твоя вина.
Жук вскинул руки:
— Ждем, когда подвезут. До города.
Это был блеф — ни он, ни я не знали, есть ли поблизости город и далеко ли до него.
Она оглядела нас с подозрением, плотно, сурово поджав губы.
— Ясно. Простите. Ничем не могу помочь.
Стекло опустилось, машина отъехала.
— Сука, — сказала я.
Жук кивнул и еще раз затянулся.
Метрах в трех машина снова остановилась, еще раз дала задний ход. На сей раз ее нагнала другая — водитель оголтело загудел. Тетка снова опустила стекло.
— Залезайте, — сказала она неприветливо. — Я еду в город. Вещи в багажник. Кому-то из вас придется сесть сзади, посередине.
Мы с Жуком переглянулись, потом он открыл багажник и закинул туда шмотки. Я распахнула заднюю дверь. У детишек глаза стали как шары, они решили, что мамаша рехнулась. Я пыталась не смотреть им в лицо — нет хуже, чем видеть в детских глазах числа. Пробирает до печенок. На них была такая вся из себя школьная форма — блейзеры, рубашки и галстучки, понимаете, о чем я, — и смотрели они на меня как на инопланетянку.
— Гм… простите… можно?..
Мальчик, сидевший ближе, поджал ноги и откинулся назад. Я пробралась мимо него и устроилась посередине. Девочка, сидевшая дальше, отшатнулась.
Жук захлопнул багажник и уселся спереди.
— Вот уж спасибочки, никогда не забудем. Классно, классно. Машина — супер. Класс. Прикол. — Он отчаянно тряс головой. Хотелось сказать ему: заткнись, не корчи идиота. — Очень хорошо, что вы нас подобрали. Такая, блин, холодрыга.
Я услышала, как мальчик испуганно втянул воздух. Видела его боковым зрением — глаза как блюдца, рот разинут. Тетка заговорила, очень медленно и отчетливо:
— Послушайте, я с удовольствием вас подвезу, но попрошу выбирать выражения. В этой машине ругаться не принято.
Жук зажал рот ладонью.
— Господи! Я извиняюсь. Извиняюсь. Ничего такого не имел в виду, леди. Всё ведь в порядке, ребята? — Он обернулся к малышам, улыбнулся от уха до уха. — Такие слова употребляют только козлы. Только козлы.
Девочка, кажется, пискнула. Я посмотрела на нее. Она жутко перепугалась. Возможно, даже трусики намочила. Скорее всего, она еще никогда не видела негра, тем более двухметрового чернокожего придурка, который ругается нехорошими словами. У Жука и в лучшие-то времена видок еще тот, а после пары ночевок черт знает где он вообще превратился в страшилу.
Жуку, похоже, было не унять разгулявшиеся нервы. Его понесло:
— Какая вы молодец, что подобрали нас. Просто молодчина.
— Всегда пожалуйста. — Было понятно, что она уже давно раскаялась в своем добром порыве и больше никогда не даст такого маху. — Вам куда надо?
Желудок у меня дернулся: мы же не сговорились, что будем врать. После двух дней вдвоем мы снова оказались среди людей. Жук, не задумываясь, понес что придется:
— Мы едем в Бристоль, у меня там тетя. Да, она в этом, в Бристоле.
— Как же вас занесло в Уайтуэйз?
— Ну, мы ехали автостопом. Высадили нас на шоссе, а потом мы пару дней шли пешком.
Пока он говорил, я заметила, что рядом с теткой лежит недоеденный кусок поджаренного хлеба. Она положила ее возле ручки переключения передач и забыла о нем. Рот наполнился слюной. Мне было не оторвать от этого куска глаз. Черт. Что же. Это. Я не выдержала, наклонилась вперед, протянула руку, схватила хлеб, выпрямилась и запихала его в рот, сложив пополам, чтобы все влезло. Хлеб был холодный, раскисший и вкусный как я не знаю что. От солоноватого масла слюна хлынула с новой силой, потекла по подбородку. Я продолжала жевать.
Мальчишка этого не вынес.
— Мама, — пискнул он, — он съел твой хлеб!
Он?
— Да? — отозвалась мамаша. — Ничего страшного, Фредди. Я больше не хочу.
Я вытерла подбородок рукавом, неохотно сглотнула. Хотелось держать хлеб во рту целую вечность.
— Простите, — сказала я. — Я просто… проголодалась.
— Ничего страшного, — ровным тоном ответила тетка. Девочка заплакала, тихо всхлипывая со мной рядом. — Ничего, дети. Мы сейчас приедем. Сейчас приедем. — Ей необязательно было добавлять «слава Богу» — это и так было понятно.
Мы въехали на окраину города. Слов нет, чтобы выразить, как здорово было опять увидеть дома, осознать, что где-то поблизости есть кафе и магазины.
Тетка остановилась у тротуара.
— Нам к школе, вон туда. Я высажу вас здесь. До центра пять минут ходьбы. И там есть железнодорожная станция.
— Угу, вот уж спасибо, спасибо. Вы нам очень помогли. — Я пролезла мимо Фредди, который так распластался на сиденье, что стал как лист картона. Мы выудили из багажника свои вещи и остались на тротуаре, а машина влилась в поток движения.
— Вот ведь повезло, — прокомментировал Жук.
— Больше она в жизни никого не подберет.
— Это еще почему?
— Да так. Вроде как мы с ней совсем разные люди.
— Это верно. — Он рассмеялся. — А мелкие, похоже, приняли тебя за пацана. Нужно им зрение проверить.
— Жук, думаешь, она нас опознала?
— Не, если бы опознала, не стала бы подвозить, верно?
Мимо несся поток машин, и я почувствовала себя еще беззащитнее, чем когда мы шли через поля. Мы два дня прожили в отрыве от цивилизации. Что за это время про нас успели наплести? Что люди видели по телевизору, что прочли в газетах? Может быть, водитель одной из этих машин прямо сейчас тянется к телефону, чтобы позвонить в полицию? Мне стало не по себе, совсем не по себе.
