Контуженый - Сергей Павлович Бакшеев
В Механика угодило несколько крупных осколков. Он любил работать с металлом и захватил в последний путь смертельные образцы. Осколок мины раскрошил его телефон. Металл я оставляю Механику, а телефон забираю себе.
В последнем мешке жалкие останки человеческой плоти. Это все, что осталось от Кедра, брата Вепря. Водитель, доставивший десятки мин, ночевал в машине и оказался в эпицентре взрыва. О том, чтобы найти обломки телефона не может быть и речи.
Черные пакеты закрыты. Я выбираюсь из ямы, закапываю могилу, восстанавливаю таблички и крест.
Последняя крупица мужества, как песчинка в песочных часах, покидает мою волю, и меня накрывает звенящая пустота. Ноги подкашиваются, я тыкаюсь лбом в землю, желудок выворачивает наизнанку. Я перекатываюсь на спину и раскидываю руки.
Пустой взгляд смотрит в серое небо. Печальный небосвод посылает мне дождь. Сначала одинокие капли-разведчики изредка попадают в лоб. Небо как бы спрашивает – хочешь?
Хочу! – кричит мое подсознание.
Небесные краны открываются и благодатный ливень омывает мое лицо, просачивается сквозь одежду, очищает тело.
Я смотрю на могильный крест. Меня крестили в младенчестве. Наверное, в теплом храме в специальной купели. Но если бы спросили сейчас, я бы выбрал степь под дождем, чтобы не купель, а ливень! Ведь крестили же когда-то в водах реки.
Я возвращаюсь в Северодонецк. Когда мы освобождали город, люди прятались по подвалам, готовили на кострах и выстраивались в очереди за привозной водой и гуманитарной помощью. Магазины были разграблены отступающими вэсэушниками, но торговля в освобожденных городах оживает первой. На рынке я нахожу горячую еду и зону с устойчивой мобильной связью.
Выкладываю перед собой пять пакетов с разбитыми телефонами и именами боевых товарищей. Сердце щемит. Кто-то из них предатель. Кто? Скоро я получу ответ.
Сим-карта из телефона Шмеля оказывается целой. Переставляю ее в свой аппарат, у него был такой же, синхронизирую данные, как обучил мастер Кутузов. На дисплее долго крутится значок, скачивая данные из неведомого облака. Наконец, процесс закончен.
Я просматриваю сообщения из чатов в роковую для всех нас дату. Глаза ищут числа с координатами геопозиции или изображение карты с отмеченной точкой. Ничего подобного. Координаты противнику Шмель не передавал.
Я проматываю чаты в прошлое и читаю строки сообщений. Чаще других Денис переписывался со Златой. Я перебарываю укол ревности и вчитываюсь в диалог.
Девчонка поддерживала его боевой дух любовными посланиями и даже пикантными фотками. Некоторые были сделаны в купе проводницы. Злата без юбки, в расстегнутой блузке с зовущими губами и затуманенным взглядом выглядит чертовски сексуально.
Я завидую Шмелю. Мне таких фоток не доставалось. Меня Злата игнорировала. И поделом! Насильник заслуживает презрения.
Денис выражал свой восторг хвалебными смайликами, а если писал Злате, то в основном по делу, и не про войну, а про будущее. Как классно мы заживем после возвращения.
«У нас будет свой бизнес. Вместо проводницы станешь директором», – писал Денис.
«Форму оставлю для особых случаев», – смеялась Злата.
Я представляю Злату в рекламе автомойки. Злата в бикини драит капот пенным шампунем.
«Вместо паровоза роскошный кабинет. Начнем на полированном столе, закончим на кожаном диване», – фантазировал Денис.
Я смущен. Какой кабинет на автомойке?
В другом послании Злата волнуется:
«Лупик не успокоился. Грозит тебя посадить».
«Героя не посадят».
«А ты герой?»
«Не сомневайся!»
Шмель, и правда, решительный и смелый. Или безбашенный. Герои – они такие. Однажды он под видом Русика, знавшего украинский язык, пошел со штурмовым отрядом Вепря в рискованную ночную вылазку и помог одурачить противника, чтобы взять опорный пункт. Русик получил медаль за отвагу, а Шмель безоговорочную преданность Русика, нашего оператора беспилотника.
Вечером перед роковой ночью, за несколько часов до взрыва боекомплекта, Злата упомянула о встрече с неким Краско.
«Приехала в Луганск. Была у Краско. Встретил лучше, чем в первый раз. Клеился, предложил выпить. Я сделала, как ты сказал».
Луганск, Краско – вертится в голове. И память подсказывает, наш Русик из Луганска, по имени фамилии – Руслан Краско! У какого Краско была Злата? Как он связан с нашим Русиком?
«И?» – задал вопрос Шмель.
«Я получила деньги. Он выпил и уснул, я ушла».
«Струсила? Мне надо знать точно!» – упрекал Шмель, передавая восклицательным знаком свое недовольство.
«Я сделала это!»
Через немые буквы я слышу голос Златы. Она в отчаянии. Шмель вечно думал о деньгах и завлек ее в какую-то мутную историю. Не поэтому ли она скрывается?
И последнее сообщение от Златы:
«Я боюсь. За тебя, за себя, за всех. Будь осторожен».
В голове поднимается вязкая муть. Мысли разлетаются, как перепуганные выстрелами птицы. Злата предчувствовала беду? Или что-то знала? Зачем она ездила в Луганск? У какого Краско была за несколько часов до гибели нашего расчета? И что сделала по указке Шмеля?
Ответов нет. Впрочем, я искал ответ на главный вопрос: кто предатель? И продвинулся – Шмель отпадает. Он наши координаты врагу не сливал.
Беру следующий разбитый телефон. В уставших руках аппарат рассыпается на мелкие детали. Так я их окончательно испорчу. Пусть лучше мне поможет специалист. Мне надо в Луганск, к Кутузову.
Я спрашиваю у торговцев:
– В каких домах сейчас вставляют окна?
Восстановление города – вторая тема после новостей с линии фронта. Мне охотно подсказывают, говорят, как пройти.
Следуя их советам, я подхожу к зданию школы. Там кипит ремонт. Нахожу знакомую «газель» для перевозки окон. Водитель Валера жует бутерброд и рад встрече. Он разгрузил пластиковые рамы и готов везти меня в Луганск.
В кабине «газели» глаза натыкаются на рекламную наклейку на торпеде. «Краскопласт» – европейские окна для Донбасса».
Я по-новому осмысливаю название производителя окон. Интересуюсь:
– Валера, ваш завод и краску выпускает?
– Нет. Только окна. Зато какие!
Указываю на рекламу:
– А почему «КрАскопласт»?
– Не крАско, а КраскО! – Валера делает ударение на последнем слоге. – Краско – фамилия владельца завода. Крепкий был хозяин, Николай Краско.
– Был? А где она сейчас?
– Помер. Не на войне, дома. Вроде, уснул, и с концами. От сердца в тылу гибнут не меньше, чем от снарядов.
Я вспоминаю переписку Златы с Денисом. Имя Краско она не упоминала, но речь шла о деньгах. У кого их брать, как не у бизнесмена.
– Когда ваш директор умер?
– С месяц как. Или больше.
– И кто вместо него?
– Сынок руководит. Руслан Краско.
– Русик? – я чуть не подпрыгиваю.
– Теперь уже Руслан Николаевич. Молодой, как ты.
– Он жив?
– Ранение получил в тот
