Блог, или Роман на слабо́ - Сергей Николаевич Огольцов
Федаин Валё в штурме Шуши не участвовал. Его отряд тремя часами ранее пошёл в атаку на деревню Кюсаляр восточнее Степанакерта, давно там обустроенной артиллерийской батареей.
Элементарный приём из учебника стратегии – посланные на подмогу силы из Шуши несколько раз натыкались на заградительный огонь одиночных пулемётов и, не достигнув Кюсаляр повернули обратно, где уже шёл бой за взятие Шуши и не успели ни туда, ни туда. Деревня Кюсалар была взята, а следом и город Шуши тоже.
Резни гражданского населения при взятии не случилось, потому что с другого конца из города шоссе выходит на Лачин, а из него дорога (но уже без асфальта) на Кяльбаджяр, а оттуда уж и до Гянджи.
А опыт первой войны за независимость многократно доказывал, что наличие пути к отступлению в разы облегчает задачу атакующих, что и случилось часам к 5-ти 8-го мая. Федаины заняли город.
Под вечер дня в занятую федаинами Кюсаляр приехал «козёл» и командир Карен в его шикарно белых ботусах отозвал Валё в сторонку, тот сразу понял, что это не к добру.
И не ошибся. Его старший брат Владик, механик-водитель одного из двух штурмовых танков, когда тому перебили гусеницу, вылез через нижний люк под днище машины, где и поймал пулемётную пулю в подбородок.
Ввышла она через сонную артерию.
Вокруг шёл бой, в ходе которого брат Валё скончался под танком…
Одна трагическая гибель состоялось даже после боя, когда журналист местного телевидения, Борик, поднялся в Шушу на своей «ниве» для сбора фактического материала и там, в пустых извилистых улочках ходил пешком, пока не напоролся на двух Азербайджанцев.
Они то ли не знали, что Шуша захвачена, то ли по дороге вспомнили, что что-то нужное забыли дома и решили по быстрому сгонять, пешком.
Один мужик в годах, второй лет двадцати, с автоматом. Когда он оружие поднял, Борик оказался шустрее, у него тоже Калашников был. Но пожилого не зацепил.
На стрельбу прибежали федаины и забрали второго себе. Тогда торговля людьми шла полным ходом, пойманных заложников обменивали на деньги или же на заложников своей национальности, по всякому.
Основного купца с Азербайджанкой стороны звали Фантомас, он даже частную тюрьму завёл, а от Армян товарообменом заведовал какой-то бывший КГБист, кличка и звание мне неизвестны, а может и забыл уже.
Дневников на войне я не вёл, кроме зимы 92-го, да и тот на Английском, чтобы держать свою болтливость в узде посредством не совсем родного языка, есть за мной такая слабость – трудно прерывать свою писанину, завёлся и – вперёд без точек. Должно быть в отместку своему устному косноязычию, когда чуть не каждое слово приходится рожать через фонетические спазмы, как у того Мыколы, что под Шушой полёг, однако та тетрадка кончилась задолго до штурма и больше я не начинал.
Рассказ дантиста Ашота (в годы войны начальника полевого медсанбата)
«Пришлось освоить хирургию, но и зубоврачебный набор тоже при себе держал, рука к тем инструментам больше привыкла.
По раненым трудно понять. Привезут двоих, у одного царапина, второй в полном хырхыроц («агония» на Карабахском). Вечером спрашиваешь: как тот с поверхностным? Умер. А второй? Встал, пошёл на ужин, позвать?
Один раз Азербайджанца привезли молодого. Посмотри, а? А что смотреть – без сознания, а из черепа осколок железа торчит.
Очень тебя прошу, посмотри, да.
Ну на стол его. Осколок засел крепко, пришлось тащить щипцами для моляров нижней челюсти. Рану почистил, зашил, бандаж наложили и – выжил.
Но видно какая-то извилина пострадала, часто орать начинал «вы Армяне сволочи! это Турецкая земля!» Санитары не могли его утихомирить, меня звали. Меня он боялся. Скажу «Ара! Хорошо себя держи!» – «Доктор! Доктор! Всё нормально!»
Потом его на наших заложников обменяли, на двух – у него родители богатые.
Когда его повезли, мне говорят: «Ты тоже поедь, а? вдруг по дороге умирать захочет, а ты доктор».
Меняли между Аскераном и Агдамом, с той стороны Уазик скорой стоит и мы на таком же. Посередине пешком сходились, я с ним, а с той стороны его родители и двое наших.
Наши еле шли, у одного грудь сухим льдом сожжёная, а второй, как шар, еле ноги переставляет, его сырым клевером обкормили, пастухи знают как от клевера овец пучит.
А мой вообще не идёт, стоит на тех мужиков смотри.
Мать кричит «сынок! сынок!», а он кричит «не пойду! мы Азербайжданцы не люди! мы звери!», убегать начал.
Остановили его возле нашего Уазика, привели. Говорю «Ара! Смотри мне!» – «Хорошо, доктор, хорошо!»
Пошёл к родителям, те обнимают, плачут. Разъехались.
Потом на базаре ко мне мужик подошёл «не узнаёшь доктор? я тот клевером обкормленный»ю
Ну уже на человека похож. А про того паренька не знаю живой или нет».
* * *
Через день из Степанакерта в Шушу поднялась толпа мародёров из гражданских лиц, а что не могли пограбить – поджигали.
Идиотизм ведь – у самих дома разбомблены, а тут целёхонький город, так нет, сожгли. Несдержанность эмоций нищеты, когда грабят другую нищету.
На обратном пути толпу сель прихватил, так называется ливень в крупных метеорологических масштабах, врагу не пожелаешь под такой попасть.
Но одной старухе-мародёрке повезло, она награбила себе таз для стирки, ну так голову накрыла перевёрнутым тазом так и тёпала дальше домой под этим эмалированным зонтом по разбитой шоссейке.
Когда через неделю я Борика увидел, то не узнал – стали волосы смертельной белизны, а вскоре он вообще регион покинул.
Внутри шушинского Храма Спасителя обнаружился большой запас ракет ГРАД, склад, фактически, из тех соображений, что Армяне по своему храму бить не станут.
Сутки спустя после штурма, самолёт прилетал разбомбить, чтоб врагу не достался такой запас амуниции, но промахнулся, а потом уж смысла не стало, так как амуницию вывезли.
А налетал тот самолёт с таким опозданием потому, что в Баку долго не могли поверить будто Шуша взята – цитадель же на неприступных утёсах стоит и туда столько артиллерии завезли и живой силы нагнали.
Мать погибшего Владика и уцелевшего Валё сказала ему пригнать корову из Кюсаляр, потому что у её дочери, сестры двух братьев, живого и мёртвого, пропало молоко и
