Михаил Рогожин - Мой нежный убийца
— А, ты… — вяло подает голос Лимон.
Видать, все силы из него вытянула. Не могла, сука, подождать, пока мужик выздоровеет. Становится ужасно жалко его. Сажусь рядом и тоже погружаю ноги в теплую от дневного солнца воду. Не знаю, с чего начать, и неожиданно для себя выдаю:
— Я все видела!
Хоть бы шелохнулся в ответ. Молчит и даже не смотрит на меня. Раз уж начала, приходится продолжать.
— Я не могу тебе указывать, с кем и где трахаться. Тем более с Ингой у тебя давно роман. Но при чем тогда я? Думаешь, спас, так теперь я должна быть без претензий? А я не хочу! Имею право! Если бы я тебя не любила, мне бы было все равно, с кем ты трахаешься. В таком случае втроем жить даже удобнее. Но не со мной! Впервые в жизни встретила настоящего мужчину, поверила, что, как Магдалина, нашла своего Христа, а ты — элементарный бабник!
Лимон поворачивает голову в мою сторону и странно смотрит на меня. Может, он не слышит, о чем я говорю? Судя по угрюмому взгляду, думает о чем-то своем.
— Кого я трахаю? — спрашивает он.
Ну, это уж совсем наглость! Сейчас начнет мне пудрить мозги! Неужели держит за полную дуру?
— Я случайно поднялась на крышу, когда ты тут с Ингой развлекался. И не отнекивайся. Она же сидела голая, в развратной позе, ноги раскорячила, а уж ты долго ждать не заставил.
Лимон хохочет. Я заметила, он не умеет интеллигентно смеяться. Чуть что — хохочет.
— Ты решила, что мы занимаемся любовью?
С моей раной?
— Минет ране не помеха, — рублю ему правду-матку.
— Дура, — отвечает он. — Инга гадала мне. А разделась догола потому, что я думал, что она специально карты припрятывает.
Потом внезапно обрывает хохот, смотрит на меня пронзительно и властно.
— Ты в самом деле любишь меня?
— Люблю… — шепчу я и подставляю губы для поцелуя. Лимон прикасается ко мне своим сухим, жестким ртом. — Давай я лучше уеду. Не хочу быть тебе обузой. Ты и так слишком часто из-за меня рискуешь жизнью?
— Как ты можешь любить меня? — шепчет он. — Это — не любовь, а благодарность. Что ты обо мне знаешь? Думаешь, я добрый, справедливый, приличный?
— Уверена. А вообще-то, какое это имеет значение? Ты — это ты.
— Да. Я — это я. И меня нужно обходить стороной. Больше всего на свете я бы хотел жениться на тебе, купить дом где-нибудь в маленьком немецком городке, открыть свой магазин и ждать, когда ты нарожаешь мне с десяток детей…
— Я готова.
— Я не готов. Меня ждет Ходжа. Судьбе угодно, чтобы мы с ним не разминулись в таком большом веселом городе.
Не знаю почему, но верю каждому слову, произносимому Лимоном. Зачем ему врать? Жалко его безумно.
— Тебя Инга заставляет воевать с Ходжа? Да?
Сам бы ты не стал. Видишь, они от нас отцепились.
Самое время уехать куда-нибудь. Ика считает, что лучше всего — на острова. Можно на Крит или Самое. У нас ведь с тобой по-настоящему и не было любви. Так, потрахались наспех. А я мечтаю долго-долго принадлежать тебе…
Кажется, я сумела его поколебать.
Лимон закуривает и просит, чтобы я принесла водку. Лечу как на крыльях, хватаю из холодильника бутылку «Абсолюта», томатный сок и стаканы.
Из другого мы пить не привыкли. Поднимаюсь на крышу. Лимон — один и очень задумчив. Делаю две порции «Кровавой Мэри». Протягиваю ему стакан.
— За тебя, Лимон, и за нашу любовь.
Он вздыхает и, не глядя на меня, выпивает. В задумчивости блуждает взглядом по угасающему горизонту моря и без всяких сюсюканий заявляет:
— Глупая девочка, ничего нет лучше твоих слов, потому что они навсегда останутся только словами.
Я куплю тебе кипрский паспорт, билет в Нью-Йорк и подарю кредитную карточку на триста тысяч долларов. Это и будет моим любовным признанием.
Даже если бы в этот момент он назвал сумму в миллион долларов, я бы все равно крикнула — нет!
Бывают моменты, когда деньги не затрагивают душу. Несколько дней, проведенных с Лимоном, разучили меня быть одной. Как, оказывается, быстро привыкаешь к заботе о тебе. Да я шагу не посмею ступить, если не буду уверена, что Лимон меня защитит. Это чувство не сравнить ни с каким другим.
Может, это наше, совковое. Но ощущение защищенности для меня важнее богатства.
Выпиваю свою водку и тянусь к нему с поцелуями. Он ни на минуту не должен сомневаться в моей искренности. Пусть отталкивает, пусть придумывает, как от меня избавиться, но никуда от него я не денусь.
Он с трудом поднимается с бортика бассейна.
Запускаю руку под его халат и с восторгом ласкаю его крепкое, мускулистое тело. Он не сопротивляется. Целую его грудь, живот и хочу целовать еще ниже, но Лимон резко отстраняет меня. Не оборачиваясь, понимаю, в чем дело. По его встревоженно-растерянной физиономии. Впервые вижу его таким. Должно быть, на крышу забралась Инга.
Назло ей опять хочу поцеловать Лимона и довольно громко причитаю: ну, не оставляй меня, я так тебя хочу, ты — такой фантастический мужчина. Давай прямо здесь, меня аж распирает от желания…
Насмешливый голос Инги прерывает мои мольбы:
— Ее надо отправить в Голливуд. С такими талантами там можно улечься под какого-нибудь продюсера.
— Ах ты сука! — кричу я и, развернувшись, кидаюсь на нее. Но не очень удачно. Цепляюсь за ногу Лимона и падаю на мраморный пол крыши. Больно ударяюсь правым локтем. От досады хочется орать. Но смешно это делать лежа. Инга как ни в чем не бывало говорит Лимону:
— Неужели нужно было столько лет рисковать жизнью и свободой, чтобы обо всем забыть в объятиях этой девчонки? Ты создан для другого. Струны на скрипке издают звуки только в натянутом состоянии, чуть ослабь колки — и музыке конец.
— Он тебе не балалайка! — кричу с пола.
Лимон протягивает мне руку и, сам корчась от боли, помогает встать. С ненавистью смотрю на Ингу. Та мстительно улыбается. В ее тонких, одного цвета со щеками, губах, растянутых почти до ушей, чудится змеиный, раздвоенный язычок. Ноздри вздернутого носа вздрагивают от злости. Ни дать ни взять — натуральная ведьма. Такая в постели всю кровь выпьет. Бедный Лимон, как он мог с ней жить? Она, конечно, читает мои мысли и еще больше злится, но виду не подает.
— Впрочем, я не вправе тебя осуждать. Вы — мои гости, дом — под охраной, живите и наслаждайтесь друг другом. А я вынуждена буду вас покинуть. Мне предстоит подыскать другую страну, потому что через несколько дней мое пребывание в Греции станет незаконным.
Хочу ей крикнуть: «Ну и убирайся к черту!», но Лимон глядит на меня пугающим, тусклым взглядом. Неужели он не хочет от нее избавиться? Ничего не объясняя мне, уверенно произносит:
— Позвони своим друзьям, передай о моем согласии…
Инга окатывает меня еще большим презрением.
Чувствую, что теряю Лимона, и не знаю, как себя дальше вести. Но чтобы не отдавать преимущество этой суке, захожусь в рыданиях и убегаю с крыши.
Лимон не удерживает меня. Пусть! Ему же хуже! Закроюсь в своей спальне и объявлю голодовку!
* * *Машина, которую взяла напрокат Инга, мчалась по набережной Пирея. За рулем сидел Ика. На заднем сиденье полулежал Лимон. Приходилось применять меры безопасности, потому что боевики Ходжи в любой момент могли обстрелять машину.
В кармане шелковой черной куртки, купленной ему Ингой, болталась «лимонка», создавая привычный душевный комфорт. За поясом торчал пистолет. Лимон был готов к решительным действиям.
Он ехал на встречу с Солоном. В отличие от первой эта должна была происходить в условиях полной конспирации.
Притормозив старенький «Форд» возле стоянки яхт и катеров, Ика, высунувшись в окно, долго высматривал красную одномачтовую яхту, на которой они должны были выйти в море. Она оказалась пришвартованной у самой дальней кромки пирса.
Чертыхаясь и стараясь не оглядываться, Ика быстро зашагал по узким деревянным мосткам.
Лимон спокойно последовал за ним. Через несколько минут, не поднимая паруса, хотя теплый ветер с материка поймать было несложно, включив мотор, Ика взял курс на остров Порос.
Вода, еще холодная для купания, поражала своей прозрачностью. Солнечные лучи пронизывали ее толщу до самого темно-изумрудного мрака. Ика объяснил, что греки очень любят поездки на острова. Используют любой предлог, чтобы вырваться из душной, пропитанной выхлопными газами атмосферы Афин, расположенных в котловине и почти не продуваемых морскими ветрами.
Они проследовали мимо непокорно вылезшего из моря огромного зеленого холма, увенчанного, как короной, белоснежным античным храмом с мраморными колоннами, кое-где уже одиноко торчащими в голубое небо.
— Этот остров называется Эгина, — объяснил Ика. — Он находится ближе остальных, поэтому там уйма туристов. Чего нам не назначили встречу на нем?
Лимон с удовольствием осматривал остров.
Должно быть, люди, живущие на нем, самые счастливые в мире. Он и сам бы не отказался просиживать вечера в таверне за бутылочкой «Узо» и любоваться игрой легкого сирокко в чудесных волосах княгини. Каждое утро он купался бы в море, а потом шел бы в свой небольшой рыбный ресторанчик, где повар ждал бы его на веранде, выходящей в море, за накрытым к завтраку столом. У него появилось бы брюшко. Отпустил бы усы и выучил греческий язык. С удовольствием общался бы с веселыми благополучными туристами и забыл бы навсегда о занесенной снегом Москве и ее Уголовном кодексе. От мимолетной скуки спасался бы подводной охотой. Научился бы ходить под парусом.
