Валерий Горшков - Дискета мертвого генерала
И тогда я «завелся». Отбив очередной штурм – Соловей метил ногой в печень, – я рубящим ударом ближней ноги в голень скосил нападавшего на татами, послав вдогонку левый боковой в челюсть. Мордоворот оказался стойким и почти сразу вскочил, однако боль в ноге – а я знаю, какая это боль! – заставляла его кривить рожу и подпрыгивать. Следующим я провел свой любимый, в ключицу. Одна рука Соловья тут же безвольно повисла вдоль туловища. Вокруг послышалось недовольное бурчание. Но мне уже было все равно, я решил до конца наказать зарвавшегося битюга, публично продемонстрировав, кто есть кто. Тем более здесь не спортивная арена, где есть ограничения в выборе и дозировке ударов.
Я выбил Соловью шесть зубов, сломал три ребра и ключицу, а для окончательной победной точки повалил на татами и ударом пятки сломал четыре пальца на левой руке. Это ему в отместку за трехнедельное лечение после знакомства моей левой кисти с каблуком его ботинка в Пярну. После такого запрещенного, даже по понятием безжалостных боевиков мафии, приема сразу пять или шесть человек навалились на меня со всех сторон и оттащили от тупо закатившего глаза Соловья, едва шевелящего разбитыми в кровь губами. Кто-то из толпы, я не смог увидеть, кто именно, воспользовался моментом и сильно ударил меня в бедро, вероятно, метя в пах. Я не сомневался, что это проделка рыжего Альберта, но не мог конкретно настоять на обвинении в его адрес, поэтому сделал вид, будто ничего не было.
Минуты через две, убедившись, что я пришел в более-менее спокойное состояние, меня отпустили, а наказанного за излишнюю самоуверенность Соловья потащили в медчасть, где док незамедлительно наложил на него несколько швов и с ног до головы упаковал в гипс. На нем все заживало как на собаке, так что спустя два месяца он уже чувствовал себя вполне здоровым, правда, ему трижды пришлось выпрашивать однодневную «экскурсию» в ближайший город для посещения зубопротезного кабинета. Там шепелявому боевику вставили недостающие зубы, и он снова стал похож на обычного ресторанного вышибалу, с толстой красной рожей и звериным оскалом. Зато стал послушным и исполнительным, едва только слышал команду от начальника охраны базы. Меня же за неосторожное поведение на тренировке, повлекшее временную «нетрудоспособность» боевика, оштрафовали на десять тысяч долларов. И все. Чем я остался очень доволен, так как смог наконец-таки воплотить в реальность неотступно преследовавшее меня со времени знакомства со «структурой» желание – сполна рассчитаться со своими мучителями. Правда, потом я вспомнил про еще одного – «извращенца», но он почему-то не удосужился посетить своих товарищей на базе мафии в Карпатских горах. А жаль…
5
В тот вечер старший научный сотрудник режимного закрытого института вышел с работы чуть раньше обычного. Он очень торопился в ясли за дочкой, так как вечером сестра Маши Светлана согласилась посидеть с девочкой, пока супруги Прохоровы впервые после многолетнего перерыва будут наслаждаться театральной постановкой заезжего столичного «Ленкома». Они загодя взяли билеты на «Юнону и Авось» и уже три дня пребывали в трепетном волнении, ожидая семи часов вечера в пятницу. Старший научный сотрудник отпросился с работы на час раньше и неторопливо направлялся в сторону расположенного в двух кварталах от института детского дошкольного учреждения.
Супруги Прохоровы жили заботами о дочке и надеждой, что после нового назначения мужа их жизнь круто переменится в хорошую сторону. И это давало силы.
Вадим Витальевич толкнул металлическую калитку забора и прошел на территорию яслей, сразу же растянув на лице улыбку и пытаясь глазами отыскать в веселой суматохе бегающих детишек свою дочурку. Это у него не получилось, и он подошел к воспитательнице.
– Добрый вечер, Римма Петровна! – Прохоров, обладающий несколько старомодным поведением, учтиво снял шляпу. Всем своим видом он очень походил на сошедшего с обложки журнала двадцатилетней давности интеллигента. Знакомые относились к нему со снисхождением и легкой иронией, хотя и считали умным и притягательным в общении человеком.
– Здравствуйте, Вадим Витальевич, – пухленькая старушка добродушно кивнула. – Сейчас посмотрю Дашеньку… Что-то вы сегодня рано пожаловали.
– Мы с женой в театр идем, – не без гордости похвастался старший научный сотрудник, демонстративно показав лежащие в потертом бумажнике билеты. – На Караченцова и других артистов из Москвы!
– Хорошо, хорошо, – понимающе замотала головой Римма Петровна, поднимаясь со скамейки и оглядываясь по сторонам. – Где там наша Золушка запропастилась?
Воспитательница обошла всю территорию игровой площадки и даже спросила у детишек – не видел ли кто Дашу Прохорову? Нет, отвечали, не видели. В двух-, трехлетнем возрасте детям не очень интересно наблюдать за своими одногруппниками. Гораздо интересней найти в зеленой траве перевернутого на спину жука, упавшего с березы, или осколок прозрачного бутылочного стекла. А еще лучше – проверить, как жук ползает по гладкой стеклянной поверхности и сможет ли он без посторонней помощи перевернуться обратно на ноги. Именно этим и были увлечены два карапуза Саша и Егор, когда настала их очередь сказать, видели они Дашу Прохорову. Егор недовольно оторвался от увлекательного занятия, посмотрел на старушку воспитательницу и сказал:
– Видели. Даска около забола стояла, с дядей каким-то лазговаливала.
– Он ей кафету дал! Соколадную… – прогнусавил в поддержку друга Саша и вдруг крикнул: – Смотли, пелеваливается на ноги!
Ребята снова увлеклись созерцанием благополучно увенчавшихся попыток черного жука принять подобающее для передвижения положение. Наблюдение за насекомым, копошащемся на осколке бутылки, интересовало мальчишек куда более, чем неожиданное исчезновение Даши.
– Господи, Боже мой, что же такое за наваждение! – запричитала моментально побелевшая Римма Петровна, суетливо сцепив морщинистые пальцы рук в замок. – Не могла она сама через железный забор перелезть! Вы, папаша, еще здесь посмотрите, а я пойду к директору, скажу ему… Ой, Господи милостивый…
И пожилая воспитательница походкой переваливающейся по сторонам гусыни засеменила в сторону здания яслей-сада. А Прохоров по второму разу начал обшаривать территорию игровой площадки, заглядывая в каждый темный уголок, в каждый находящийся в беседке деревянный ящик для игрушек, в каждый куст сирени, которой на площадке росло очень много.
«И действительно, не ушла же она сама домой? Наверное, спряталась где-нибудь и ждет, пока ее хватятся и начнут искать… Сейчас отыщется!» – успокаивал себя Вадим Витальевич, нарочно не желая думать о неизвестном мужчине, ни с того ни с сего решившем угостить дочку шоколадной конфетой. Мало ли, кому чего захочется…
Но Дашеньки нигде не было, и Прохоров почувствовал, как все сильнее и сильнее начинает биться его сердце и как все холоднее становится где-то под диафрагмой. Он был готов заплакать от тревоги и безысходности и вдруг почувствовал, как чья-то сильная рука легла ему на плечо. Он резко обернулся, едва не вскрикнув от неожиданности и нервного напряжения. Перед Прохоровым стоял среднего роста мужчина в черных джинсах и такой же джинсовой куртке. Незнакомец секунду внимательно изучал глаза Вадима Витальевича, в которых без труда можно было прочитать страх и смятение, а затем низким спокойным голосом заговорил:
– Вы – Прохоров?
– Я! А вы кто? – Вадим Витальевич попятился назад.
– Я знаю, где ваша дочка. Идите за мной.
Не дожидаясь ответа, незнакомец развернулся и быстро зашагал в сторону калитки. Взволнованный отец тотчас бросился за ним следом. Он норовил зацепиться рукой за куртку мужчины и потребовать от него немедленных объяснений, но тот шел слишком быстро и уже свернул за угол ближайшего дома. Затем, не обращая внимания на причитания суетящегося рядом Прохорова, зашел в подъезд.
Вадим Витальевич ничего ровным счетом не понимал, но, следуя природным инстинктам спасающего потомство отца, старался ни на шаг не отставать от загадочного и молчаливого мужчины, каким-то непонятным образом знающего местонахождение его пропавшей дочери. Больше всего Прохорова раздражало, что незнакомец всеми силами старается увлечь его как можно дальше от яслей, где сейчас, наверное, все воспитательницы и нянечки во главе с директором начинают разыскивать не только потерявшуюся Дашеньку, но и ее отца.
Прохоров едва удержал пристегнутую к тугой пружине входную дверь подъезда, за которой только что скрылся незнакомец, и забежал внутрь. Тут же чьи-то невидимые руки крепко обхватили его сзади и плотно прижали к лицу мокрую и отвратительно пахнущую синюю тряпку. Кажется, это был обычный носовой платок.
Вадим Витальевич попытался вырваться, но неожиданно перед его глазами сумрак изгаженного кошками и алкоголиками подъезда расплылся в яркое белое пятно. К горлу подкрался комок, глаза заволокла неясная дымка, и старший научный сотрудник Прохоров провалился в сладкую и бездонную пропасть. Очнулся Вадим Витальевич на заднем сиденье неизвестного автомобиля, не спеша катящегося по затерявшейся среди городских трущоб второстепенной улочке. С обеих сторон его плотно прижимали незнакомые мужики, спереди, кроме водителя, сидел еще один, лица которого Прохоров не видел – только внимательно следящие за ним карие глаза, отраженные в зеркале заднего вида. Мужчина заметил, что лицо Вадима Витальевича приняло более-менее осмысленный вид, и заговорил.
