Альберт Байкалов - Мастер перехвата
Лешка подчинился и покинул кафе. С минуту постояв у выхода, он обошел ограждение и встал в том месте, где, по его мнению, должен был быть столик с чеченцами. Опутанная пластмассовой листвой виноградника деревянная решетка скрывала его от глаз сидевшего к нему лицом здоровяка. До седого можно было при желании и вовсе дотянуться рукой. У Лешки созрел план. Он огляделся. На пластиковых диванах, установленных рядами, сидело много людей, но на него ровным счетом никто не обратил внимания. Он снял ранец, достал пистолет, двумя пальцами взвел курок. Сердце стучало так, что казалось, оно сейчас вылетит из груди. Стало страшно. Но он решил идти до конца. Лешка знал, его не посадят. Он маленький. Ему нет еще двенадцати лет. Зато он докажет Успе, что русские тоже смелые люди. Лешка подошел к решетке, прицелился в переносицу сидевшего лицом к нему здоровяка и надавил на спуск. Чеченец полетел на спину. Его дружок бросился в сторону прилавка и укрылся за стеной. Лешка присел и увидел верзилу. Тот отбросил в сторону стул и пополз в сторону скрывшегося за углом седого. Лешка еще несколько раз выстрелил в него. Что было потом, помнил смутно. Кто-то схватил его за воротник куртки и за запястье руки, в которой был пистолет. В зале ожидания царил хаос. Кричали женщины, матерились мужчины, плакали дети. Возле выходов началась давка. Лешку поставили на ноги и встряхнули. Его неожиданно охватил ужас от того, что он натворил. Два милиционера кричали на него, но он ничего не слышал.
Лешка почувствовал резь в глазах и от этого вернулся в реальный мир. По щекам покатились слезы, в носу неприятно запекло.
– Фу ты черт! – раздался сверху голос. – Газ разнесло.
Он поднял голову и увидел милиционера. Тот схватил его за воротник и куда-то поволок. Второй направился в обход ограждения к выходу из «Айсберга».
Впервые за все время путешествия Лешка начал делать глупости. Сначала он попытался развернуться и укусить милиционера за руку, чтобы тот его отпустил. Потом начал вопить, что больше не будет так делать. Немало волнения добавили несущиеся вслед вопли негодования пассажиров. Все было как во сне. В небольшом помещении с двумя столами милиционер усадил Лешку на стул, вытряхнул из ранца все содержимое и вздохнул:
– Давно убежал?
– Откуда? – не понял Лешка.
– Но не с Луны же ты свалился! – грозно сведя на переносице брови, милиционер уселся напротив.
Двери открылись, и в комнату вошла молодая девушка с погонами старшего лейтенанта. Лешка разбирался в званиях. У него было много фотографий отца в форме, и он тоже был старшим лейтенантом.
– Ну что, будем знакомиться? – она заглянула ему в глаза. – Меня зовут Людмила Анатольевна, а тебя?
– Сергей, – пряча взгляд, буркнул Лешка.
– Ты где живешь, Сережа? – продолжала она ласковым голосом.
– В Рязани, – продолжал сочинять он.
– А с кем ты сюда приехал? – она взяла стоящий у стены стул, села напротив и выжидающе посмотрела на Лешку.
– Один, – пряча взгляд, ответил он.
– Ты убежал из дома?
– Да, – он выразительно кивнул.
– Назови адрес, фамилию и отчество.
– Фирсов, а отчество Анатольевич. Адрес, – он пожал плечами. – Номер дома двадцатый…
– Улица.
– Что?
– Как улица называется?
– Кирова, – Лешка почесал лоб, – кажется.
– Хорошо, в каком классе и в какой школе ты учишься? – она сложила на груди руки и склонила голову набок. Взгляд сделался подозрительным.
Лешка понял, Людмила Анатольевна не верит ни единому слову. После переоценки своих действий он не мог держаться как прежде уверенно. Руки тряслись, к горлу подступал комок. Ему было жалко мать, которая сейчас не находит места, а что может случиться с бабушкой, он даже не хотел думать. Наверняка сейчас вскрылось то, что он украл деньги и пистолет. Теперь во всем она винит себя, а у нее больное сердце.
Людмила Анатольевна наклонилась и потрогала лоб:
– Да у нас еще и жар.
– У меня лекарство есть, – Лешка показал взглядом на стол, куда сержант высыпал содержимое его рюкзака.
– Сколько времени прошло, как ты уехал из Рязани? – пристально наблюдая за его реакцией, спросила милиционерша.
– Не помню, – Лешка стал разглядывать носки ботинок.
– Ты не хочешь отвечать, – подвела итог разговору милиционерша и перевела взгляд на сержанта, который со скучающим видом наблюдал за диалогом. – Отправлять надо в приемник, а в Рязань запрос.
– Это уже не моя кухня, – сержант развел руками.
Неожиданно из стоящей на столе радиостанции раздался голос:
– Максимов, вы где?
Сержант взял станцию в руки и поднес к губам.
– В отделении с этим шалопаем…
– А что мне теперь будет? – не удержался и спросил Лешка.
– Ничего хорошего, – задумчиво проговорила женщина. – Зачем же в людей стрелять? Что они тебе плохого сделали? У тебя кто-то на Кавказе погиб?
– Нет, – Лешка отвернулся. – Нашел пистолет в электричке, думал, пугач. Решил испытать…
– Странно, и выбрал для этих целей граждан других национальностей. Так не любишь таджиков и чеченцев?
– Каких таджиков? – не понял Лешка.
– Один из них таджик, второй чеченец, – подтвердил все это время наблюдавший за разговором сержант. – Кстати, мне это тоже странным показалось. Впервые увидел, чтобы чеченец работал с таджиком, причем был у него подручным.
– Возможно это представитель криминальных кругов, который поехал контролировать сделку, – предположила Кузина.
– Похоже на это, – успокоился сержант. Взгляд его вмиг сделался скучным.
– Они сказали, что оба чеченцы и живут в Гудермесе, – не унимался Лешка.
– Вот ты и проболтался, – улыбнулась Кузина. – Значит, специально искал на вокзале лиц кавказской национальности?
Лешка потупился и решил больше не отвечать ни на какие вопросы…
– Слышь, Фирс, – отвлек от размышлений голос Дэна, который спал на соседней кровати. – Тебя башмаки будут забирать?
Худого, с всклоченной шевелюрой мальчишку сняли с электрички, в которой он попытался украсть сумку.
– Что?
– Родаки за тобой приедут или нет? – уточнил беспризорник.
Неожиданно металлические двери с глазком в конце коридора открылись, и Лешка обомлел. В сопровождении милиционера в его сторону направлялся крестный.
* * *Умалат усталым взглядом обвел обшарпанные стены прихожей и, не разуваясь, прошел в квартиру. В двух комнатах царила давящая, унылая серость, присущая помещениям, в которых долго не живут люди. Запахи пыли, старой мебели и давно забытого нафталина заставили его несколько раз чихнуть.
– Будьте здоровы, – с сарказмом пожелал из коридора Галкин.
Умалат ничего не ответил, продолжая осматривать интерьер.
Из мебели в зале были продавленный диван, шкаф и старый, замызганный стол. Во второй комнате, кроме двух кроватей и пустой книжной полки, ничего. Кухня тоже оставляла желать лучшего. На полу, там, где когда-то, по всей видимости, стоял холодильник, остался лишь прямоугольник невыгоревшей коричневой краски. Пластиковый стол, четыре табурета и подвешенный над раковиной шкафчик с посудой составляли весь интерьер.
Умалат вернулся в прихожую. Беляков и Галкин стояли у дверей. Позади, словно опасаясь, что ученые сейчас выбегут на лестничную площадку, Мажид.
– Заходите, – разрешил Умалат.
С пересадками в Нижнем Новгороде и Саранске они за пять суток добрались, наконец, до Ростова. Здесь, на конспиративной квартире, адрес которой назвал по телефону Обрек, один из лидеров чеченского подполья в этом городе, Умалат и его команда должны ждать дальнейших указаний от Муджава.
– Даже телевизора нет, – раздался из зала голос Белякова.
– Зачем тебе? – удивился Мажид.
– Едем и не знаем, что в мире творится.
– Ты лучше не о телевизор думай. А о жена и свой дочь. Бога моли быстрее граница переехать.
– Вы обещали дать возможность позвонить, – напомнил Галкин.
– Как ты сказал?! – Умалат быстрым шагом вошел в комнату. – Моли своего бога, чтобы я сейчас не приказал за ваши проделки в пути отрезать твоей дочери палец!
Стоящий у стола Галкин стал белее мела. Беляков вскочил с дивана и затрясся.
– Как мышка вы должен сидеть, – с назиданием заговорил Мажид. – Когда кошка ходит рядом, она даже дышать боится.
Ученые в дороге начали выкидывать разные фокусы. Уже на вторые сутки пути Беляков, уйдя за чаем, попытался попросить проводницу вызвать милицию. Вовремя вмешавшийся Умалат, который с завидным постоянством заставлял обоих пленников выпивать по половине стакана водки, с трудом убедил женщину не делать этого. Он объяснил ей, что у человека на фоне пьянства просто разыгралось больное воображение. Ему стало казаться, будто ехавшие в соседнем купе люди подслушивают, о чем они говорят, и собираются его ограбить.
