Евгений Сухов - Ассасин
Но в действительности нерастраченные резервы еще имелись в каждой клетке его тела, если бы потребовалось, то он сумел бы пролежать здесь столько, сколько нужно было, чтобы произвести точный выстрел: неделю, месяц, год. Галактики бы умирали и рождались, а он продолжал бы лежать здесь, выжидая подходящего момента для точного выстрела.
— Ты его убил! — воскликнул Мигунов, руководивший операцией.
Анисимов даже не удивился этому сообщению, ведь он уже точно знал, как все это было, мысленно проследив полет пули. Игорь хотел было сорвать наушники, но его корректировщик вдруг взволнованно заговорил:
— Что-то происходит не так. Через щель я вижу женщину… Подошла к окну… Держится за занавеску… Господи, она упала! Она ранена! Ты зацепил и женщину.
Усталости как не бывало.
— Этого просто не может быть!
— Немедленно спускайся.
Уже через несколько минут Игорь вошел в квартиру. Здесь было полно народу. Как это часто бывает, толклись даже те, кому присутствовать здесь было совсем не положено. Три человека в черных масках на лицах, как демоны преисподней, стояли у двери и о чем-то спокойно разговаривали. На покойников, что ли, не насмотрелись…
Здесь же был и начальник Игоря — полковник Мигунов. Операцией руководил он, а спрашивать за неудачи он умел. Суровый, малоразговорчивый, он производил на окружающих весьма гнетущее впечатление. Его небритое лицо с отросшей щетиной было таким же серым и шероховатым, как бетонный забор.
Внутренне сжавшись, Анисимов готовился к разносу. Но Мигунов, скользнув по нему взглядом, устало сказал:
— Мы с тобой потом поговорим, — и прошел в соседнюю комнату.
Легче от сказанного не стало — неприятность ожидала впереди.
Первым, кого он увидел, когда перешагнул порог комнаты, был его корректировщик Матвей Жуков. Согнувшись над покойником, он с показным равнодушием рассматривал лицо убитого, как будто задался целью навсегда запечатлеть в памяти его образ.
Внутри у Анисимова все сжалось — убитого он узнал сразу, это был Николай Сафронов. Когда-то они служили вместе, вместе пришли в «Скиф». Оперативный псевдоним Сафронова был — Густав, возможно, потому, что он прекрасно знал немецкий язык.
Потом что-то случилось… Сафронов-Густав внезапно ушел из подразделения и исчез. Через некоторое время до Анисимова дошли слухи, что его бывший сослуживец стал беспощадным киллером-чистильщиком в криминальных кругах. Словом, все свои боевые навыки и умения он отдал тем, с кем должен был бороться. А затем и слухи о нем как-то увяли, сошли на нет. Анисимов решил, что в лихой криминальной карьере Густава точку поставила пуля. Он, в общем-то, не ошибся. Вот только точку эту ему пришлось ставить лично.
Женщина лежала рядом, прикрыв ладошкой пробитую шею. Белое платье в синюю полоску было залито кровью. Ноги были обнажены, но ни невольная нагота, ни присутствие посторонних ее уже не тревожили. Другая женщина сидела на стуле в углу и, будто окаменев, смотрела прямо перед собой.
— Вон где всплыл, — пробормотал Анисимов и, повернувшись к Мигунову, спросил: — Что он делал?
— Он был связан с экстремистскими группировками. Готовился грандиозный теракт, и в его разработке он играл не последнюю роль. Полгода его отслеживали, выявляли связи. И вот так все смазалось: заложницы, шум, грохот. А он все равно сумел уйти, пусть даже таким образом.
— Что-то у него лицо поцарапано, — внимательно всмотрелся Анисимов.
— Разбил во время падения. Так бывает.
— А девушка? Она кто?
— Его подруга. А вторая — управляющая банком Лапикова. Кто бы мог подумать, что так выйдет… Твоя пуля прошила сразу обоих.
— Как же это так? Этого не могло быть… — запротестовал Анисимов.
Мигунов пожал плечами:
— Ничего удивительного. Так бывает, они рядом стояли.
Анисимов присел и внимательно осмотрел трупы.
— Что-то здесь не получается. Ты посмотри повнимательнее, пуля у него вышла через левый бок, а ей попала в шею.
Полковник задумчиво кивнул.
— Меня это обстоятельство тоже немного озадачило. Но если подумать, то чего только на свете не бывает. Ты же знаешь, какие кренделя могут выделывать пули. Зайдет в одну сторону, выйдет вообще неизвестно откуда.
— Возможно, но только это не та пуля, которая убила его, — усомнился Анисимов.
— Что-то я не пойму тебя, Игорь. Чего ты копаешься? Что случилось, то случилось. Тебя же никто не винит. Было бы хуже, если бы этого выстрела вообще не было. Мы тут обнаружили несколько гранат, этот Сафронов мог полдома взорвать.
— Пулю нашли?
— Все обыскали, но пули нет.
— Так не бывает, она где-то здесь. А занавески-то чего не отдернули? — удивился Анисимов и раздвинул занавески.
Стекло окна было разбито, в самом центре зияло неровное отверстие, от которого расходились радиальные трещинки.
На полу захрустели осколки.
— Теперь понятно, почему пулю не нашли, она вышла через окно, — сказал Мигунов, подошедший со спины.
Тронув пальцем трещинки, Анисимов с трудом сдержал раздражение:
— Ты так считаешь? А почему тогда стекла отлетели в комнату?
— Пуля-то бронебойная, могла кувыркнуться. Ведь трудно угадать, как именно она полетит. Но ясно то, что энергии у нее оставалось много, прошила двух человек и вылетела наружу через окно. Только где ее теперь найдешь? Уже наверняка затоптали! На улице народу было много.
Не отрывая ладоней от лица, в углу негромко заплакала женщина. Ее можно было понять, сегодняшний день для нее был не самым удачным. Лучше бы она сегодня осталась дома. Отпускать ее никто не собирался, и единственное, что ей оставалось, так это всхлипывать в своем углу и, расширив от ужаса глаза, разглядывать убитых. Будь ее воля, так она бежала бы отсюда со страшной силой.
— Как зовут эту женщину? — спросил Анисимов у Мигунова.
— Я же говорю, по документам — Дарья Егоровна Лапикова. Но мы еще проверим. Что-то здесь не так.
Игорь подошел к женщине и, присев на корточки, заглянул ей в лицо, на котором отражался неподдельный ужас.
— Вы можете ответить на один вопрос?
— Игорь, послушай, оставь ее. Сейчас ей не до этого. Пусть немного отдохнет, а там мы у нее спросим все, что нужно, — сдержанно выразил неудовольствие Мигунов.
— У меня только один вопрос… Вспомните, это важно. Был один выстрел или все-таки их было два?
На мгновение в глазах женщины плеснулась паника, ресницы дрогнули. Горло дернулось в непроизвольном спазме, ей потребовалось время, чтобы ответить на удивление спокойным голосом:
— Был только один выстрел. Эта пуля убила и террориста и Нину.
— Ну вот видишь, я же тебе говорил, — раздраженно заметил Мигунов.
— Вы были с ней подругами?
— Да.
— Как ее звали?
— Нина Евстафьевна Макарова.
— Где она работала?
— Она работала в Шишкинском музее. Сначала была научным работником, а потом доросла до директора музея.
— Понятно, — неопределенно протянул Анисимов.
Противоположный дом находился на расстоянии четырехсот метров. Недалеко. И, судя по отверстию в стекле, стрелять могли с верхних этажей, скорее всего с шестого. Чтобы определить это, совершенно не нужно было быть большим специалистом по баллистике. Даже если бы снайпер распахнул створки окна, то вряд ли был бы различим на такой дистанции. Сам Анисимов выбрал бы именно такую позицию. Все очень просто — придвинул к окну стол, принял горизонтальное положение и терпеливо выжидаешь, пока между занавесками не мелькнет силуэт. Тем более что для точного выстрела достаточно всего лишь секунды.
— Ты что там высматриваешь? — напряженно спросил Мигунов.
В какой-то момент Анисимов хотел поделиться с ним своими наблюдениями, но что-то удержало его в последнюю секунду. Возможно, это и есть то самое пресловутое чутье, которым славится каждый настоящий охотник.
Повернувшись, он внимательно посмотрел на Мигунова. Сам он находился в выигрышном положении и, оставаясь в тени, мог благодаря свету, падающему из окна, рассмотреть лицо Мигунова в мельчайших подробностях. Подумалось о том, что прежде он не имел подобной возможности. Каким-то странным образом полковник всегда удерживал собеседника на дистанции, умело пряча свои подлинные мысли и чувства. Но сейчас Анисимов заметил, как блеснули его глаза, выдавая нешуточное внутреннее напряжение. Вот только с чего бы это он так волнуется?
— Удивляюсь, как пуля могла уйти в окно. Вроде бы угол совсем неподходящий.
— А ты не забывай, они не стояли на месте. Да и пуля могла сместиться.
Лицо Мигунова было бесстрастным, каменно-неподвижным. Двигались только его губы. Когда он говорил, создавалось впечатление, что каждое произнесенное слово дается ему с величайшим трудом. Но в этот раз он даже усмехнулся. Быть может, даже слишком располагающе и широко.
