Сергей Самаров - Бикфордов час
– Тогда и строй будет лежать. Но строй предпочтет отвернуться и не увидеть.
– Парни-то хоть «тертые», в людей они уже стреляли? – спросил комбат. – А то у нас сначала и такие были, что в людей выстрелить не могли. Вроде бы пришли добровольцами воевать. А стрелять в людей – слабо.
– Мои стреляли. Прошли Северный Кавказ. Несколько командировок.
– Не интересовался у них, что чувствовали, когда в первый раз в людей стрелять довелось? – Комбат Вихрь, как оказалось, имел склонность к высокой гуманистической философии.
– Не интересовался. Думаю, то же самое, что и все – отдачу автомата.
– Отправим, – пообещал Микола. – Главное, чтобы они тебя нашли.
– Трубки у всех есть. Трубка, говорят, до Киева доведет…
* * *Вихрь расстелил на большом круглом столе вместо скатерти карту. Середину карты придавил граненым графином с водой. Граненых стаканов рядом не было.
– Мы тут, старлей, три ночи напролет просидели, а потом еще людей посылали, чтобы тебе на выбор сегодня предоставить три варианта прохода. Саперы сделали для тебя три «коридора» через минные поля. В том числе и через минные заграждения «укропов». До их окопов не дошли два десятка метров. Представляешь, какая тонкая работа! Так что ты работал сегодня, а мы к твоей работе раньше готовились. Можешь считать, что нашу заботу ты сегодня отработал. Поквитался… Потерь не было ни с нашей, ни с твоей стороны. Счет – «по нолям». К сожалению, наши возможности ограничены. Разговора о том, чтобы запустить перед тобой ДРГ, с твоим командованием не было. Правда, запускали по одиночке каких-то ваших парней… Возвращались они благополучно. Что там делали, нам не докладывали.
– И слава богу, – кивнул я. – Это были «маршрутники». Для меня мелкие данные готовили. Я в курсе. Данные мне передали. А без ДРГ я пройду…
– Мы тоже так подумали. Тебе легче будет идти там, где тихо. Чтобы часовые спали спокойным пьяным сном, и все остальные занимались бы тем же. Теперь выбор за тобой. Смотри в карту, ищи для себя путь. Один из трех, если не умеешь троиться… Возникнут вопросы, спрашивай без стеснения. Мы с Миколой на любой вопрос по существу ответим. Микола у нас всю полосу противостояния лично на брюхе проползал. И ночью там ориентируется лучше, чем местные жители днем. Мой совет – правая или левая тропа. Обе на территории влияния нашего батальона, но выходят на стыки позиций «укропских» батальонов. А там, где стык, там, как правило, самое слабое место.
– Не всегда, – не согласился я. – Обычно там бывает самое слабое место в артиллерийской поддержке, которая меня в данном случае вообще не касается. Артиллерийская поддержка распределяется между батальонами и старается не тратить снаряды и мины на соседних участках. Но посты в таких местах обычно ставят сильные, и выставляются они плотно, в пределах расчетной визуальной близости в ночное время. Особенно когда командиры могут наладить отношения друг с другом.
Оказывается, я что-то еще помнил из учебного курса управления боем, который нам преподавали в военном училище. Сам думал, что давно и прочно забыл все, что не касается моей непосредственной службы. Оказывается, в памяти остается все и выплывает в нужный момент стандартными фразами из методологических пособий.
Я склонился над картой и ткнул в нее пальцем.
– Вот это – что такое? Непонятные для меня нестандартные условные обозначения.
– Пулеметная точка. Три пулемета. Один – крупнокалиберный пулемет «Утес», два – ручные пулеметы. На точке четыре бойца, поскольку крупнокалиберный пулемет держит расчет из двух бойцов. А с ручными пулеметами одиночки справляются.
– Как часто расчеты меняются? – задал я естественный вопрос.
– Бойцы с ручными пулеметами меняются раз в неделю. Расчет крупнокалиберного, пока нет стрельбы, сидит постоянно[22]. Раньше их меняли раз в месяц. А сейчас дали пулеметчикам беруши или как там они называются… Противошумовые наушники, что ли… Похоже, менять вообще не думают, даже если стрельба начнется.
У меня сразу возникла благая мысль.
– Сильно «Утес» вас достает?
– Во время перемирия вообще молчит. А раньше неприятностей от него было много. Мы ведь от него на дистанции, чуть больше максимальной прицельной стрельбы. А неприцельный обстрел он вести по нам может. И получается, что отсекает от передовой линии тылы и снабжение. Просто стреляет в сторону дороги, и этого уже достаточно. Две машины нам повредил. Но это было два месяца назад.
– Свой бы пулемет здесь поставили, чтобы ему ответить.
– Мы бы рады, – криво усмехнулся Вихрь. – Только где его взять. У меня, кстати, на складе три ящика патронов для «Утеса». Трофей храню. А пулемета нет.
– Значит, надо взять! – решил я.
– Где?
– Где плохо лежит.
– То есть…
– У противника.
Комбат Вихрь вдруг посерьезнел лицом, и сразу пропало убеждение, что он может сейчас куда-то «завихриться». Он шагнул ко мне, встал вплотную и посмотрел снизу вверх глаза в глаза. Строго и требовательно, словно проводил тест на мою серьезность.
– Ты берешься?
– Я берусь. Только я возвращаться с пулеметом не буду. «Утес» весит почти полста килограммов. Таскать замучаешься. Потому прошу дать мне пару ДРГ под командование. Мы дело сделаем, ДРГ вернутся с пулеметами. А я дальше двину.
– Прямо через их позиции?
– Напрямую. Минуя только минные поля.
– Сделаешь? – опять вернулся Вихрь к своему недоверию.
– Он сделает, – сказал Микола, словно он здесь решал. И, не дожидаясь конечного определения позиции командира, вытащил трубку и вызвал кого-то в штаб, в кабинет комбата. Я так понял, что вызвал он две ДРГ в полном составе. Значит, шесть человек.
Вихрь, откинув голову, смотрел на меня с восхищением, как на памятник какому-то великому сказочнику. Может быть, барону Мюнхгаузену. Слышал я, что где-то такой памятник стоит.
– Потом не снимайте наблюдения. Может быть, мои ребята, когда прибудут, второй пулемет, если там поставят, вам «подарят». Они тоже смогут.
Комбат Вихрь счел своим долгом предупредить:
– По результатам визуального наблюдения, на крайних постах пьянка не прекращается, даже когда часовые спят. Спят они по мере того, как упьются, а в это время пьют другие. Так у них смена происходит. Посты полностью меняют через неделю. Новые тоже пьют в том же темпе. Пулеметчики в пьянстве замечены не были. Только предыдущая смена приводила к себе какую-то пьяную бабу. Дважды…
– Трижды, – поправил Микола.
– Да. Трижды, кажется, – согласился комбат.
– Сколько человек на крайних постах?
– Обычно по два отделения.
– А в центре всего четверо! – обосновал я свой выбор.
– Четверо трезвых могут быть опаснее двух десятков пьяных и спящих, – Вихрь откровенно, в ущерб себе, заботился обо мне.
– На «Утесе» у них что за оптика?[23]
– Стандарт, кажется.
– Не ночной?
– Ночной бы светился ободками. Этот не светится.
– Хорошо. Мне нужны диверсанты, которые умеют скрытно передвигаться. И долго бесшумно ползать. Есть такие?
– Есть, – пообещал Микола. – Две лучшие группы дам.
– Жду… – Я опять склонился над картой.
В этот момент в дверь постучали. Пришел, как я понял, командир одной из диверсионно-разведывательных групп. Тот, которого Микола вызвал по телефону…
* * *Похоже было, что Микола держал свои диверсионно-разведывательные группы в строгости и в боевом порядке, как им и полагается. На операцию две группы, не ожидая того и не готовясь заранее, вышли без долгих сборов, словно спали на своем оружии, только поднялись и умылись. Впрочем, последнее не обязательно. И сразу – вперед!
Микола представил меня группам очень аккуратно, только как офицера спецназа ГРУ, находящегося в отпуске и отправившегося в родную деревню навестить родителей или даже вывезти их, если получится. Это никоим образом не говорило непосвященным, что участие в операции принимает собственно ГРУ. Конечно, начальник разведки доверял своим разведчяикам. Тем не менее предпочел быть осторожным в словах. Они не выдали бы специально, но вот нечаянно обронить где-то слово или даже фразу могли. А это уже чревато детской игрой в «испорченный телефон». Причем Микола сам, без моей рекомендации, провел такой инструктаж. А чтобы поднять в глазах разведчиков и диверсантов авторитет их временного командира, не поленился рассказать в деталях то, что произошло сегодня на дороге. Захват живьем «укропских» диверсантов случается нередко, но и не каждый день. Но вот захват и ликвидация нескольких бойцов одним человеком – это уже ополченцами рассматривалось если не как подвиг, то хотя бы как большая боевая удача, хотя с точки зрения командования спецназа ГРУ это считалось бы обычной рутинной боевой работой.
Ночь была прохладной, и это радовало. В жаркую погоду ползать несравненно труднее. Тогда одежда прилипает к потному телу, и чешется то там, то там. Это только в кино у спецназовцев никогда и нигде ничто не чешется. В действительности же они обычные люди. И от всех других отличаются только тем, что умеют перебарывать разные состояния – когда чешется или когда что-то болит. Однако при прохладной погоде, и даже при том, что небо было затянуто низкими тучами, ни дождем, ни снегом, который в середине весны вообще выпадает редко, не пахло. А середина весны уже была не за горами. Я, признаюсь, давно уже научился по запаху определять будущие осадки. Когда я переходил границу, луна еще время от времени показывалась в просветах между тучами. Сейчас же никаких просветов видно не было. Да и по времени луна уже должна была скатиться куда-то к самому горизонту далеко на западе. Дождь или снег могли бы, наверное, выпасть через сутки. Дождь был бы мне не помехой. Я не боюсь растаять и расклеиться. А вот снег выпал бы совсем некстати. Избежать следа на снегу можно, но сложно. Для этого нужен или громадный, ни на минуту не прекращающийся снегопад, желательно наиболее похожий на метель, или специальная техника, или специальные приспособления, меняющие человеческие следы на следы животных. Но, поскольку мне предстояло за короткое время преодолеть более ста километров, мне необходимо было бежать. А в таких приспособлениях бегать сложно. В этом случае у меня был разработанный в оперативном отделе ГРУ план. Специально для меня выяснили, где на моем предполагаемом пути есть управления службы безопасности Украины. Мне даже выдали карты спутниковой съемки таких населенных пунктов. Там, в СБУ, я смог бы захватить документы и машину, номер которой будет предупреждать посты о ненужности остановки такого транспорта. Но этот вариант следовало применять только в самом крайнем случае. Предположительно для возвращения домой. Пока же такой крайний случай не просматривался даже в бинокль с тепловизором.
