Михаил Рогожин - Новые русские
— Не желаете с утра отведать чего-нибудь восстанавливающего, так сказать, здоровье?
Глотов не понимает.
— Водочки. Есть «Смирновская».
— С утра? — рычит Борис Ананьевич.
Конечно, многие предпочитают пиво…
— Мы сюда работать приехали, — отсекает дальнейшие соблазны Глотов.
— А мне апельсиновый сок, пожалуйста, — просит Вера.
После завтрака провинциальные радости закончились. Это стало понятно, как только они пересекли фабричные ворота и въехали на территорию. «О какой экологии здесь будут слушать, — размышляет Вера. — Им о грязи и антисанитарии вопить должно!» Но как раз к этому-то народ привык и не обращает внимания. Рассказ о гибели джунглей в бассейне реки Амазонки производит гораздо сильнее впечатление на фабричную аудиторию, нежели предложение во имя экологии земли провести уборку собственной территории. Впрочем, какое Вере до всего этого дело? Ее задача запугать присутствующих скорой экологической катастрофой и объяснить, что только Глотов и его фонд могут спасти ивановских ткачих от всеобщего вымирания. Что она уверенно и проделала за те пятнадцать минут, отпущенных ей на выступление. Потом вместе с Глотовым отвечали на вопросы. Больше всего ткачих интересовало, правда ли, что Алла Пугачева в молодости нянчила маленького Филиппа Киркорова. Вторая не менее актуальная проблема для ткачих — не отменят ли утренние повторы мексиканских телесериалов. На эти вопросы Глотов отвечал сам и заверил, что, будучи избранным в парламент, будет постоянно отстаивать интересы ивановских женщин. На том порешили и разошлись. Работницы — к станкам, а Глотов и Вера — в кабинет директора, где их ждал накрытый стол с горячими пирогами и водкой. Глотов был доволен собой, поэтому не отказался от предложенной рюмки. Разговор крутился вокруг московских политических интриг и местных разборок отцов города. Из всей информации, сообщаемой директором, Веру интересовала связанная с фамилией Акопянц. Потому что поселили их в роскошный особняк благодаря этому человеку. Но и директор, и Глотов предпочитали, произнося фамилию Акопянц, изъясняться намеками. Хотя ясно, что покровительство Акопянца значительно повышает шансы предвыборной кампании Глотова. Отдав должное директорскому гостеприимству, они поехали в местную мэрию. Поскольку мэр находился в командировке в Китае, пришлось битых два часа беседовать с его заместительницей. Бывшая ударная ткачиха, потом секретарь райкома, а нынче яростная демократка замучила их своими взглядами на преобразование страны и текстильной промышленности. В конце беседы она поинтересовалась, где Вера купила такую замечательную оправу. Узнав, что привезли из-за границы, с гордостью сообщила, что собирается ехать за капиталистическим опытом в английское Иваново — город Лидс.
«Туда тебе и дорога», — подумала Вера. Лично ей безумно хотелось вернуться в особняк. К счастью, больше встреч не запланировано. Усталые от бессмысленных разговоров, они на персональной машине бывшей ткачихи возвращаются по сумеречному городу в свой тихий оазис.
Кузьмич все так же любезен и первым делом узнает, где господа собираются ужинать. Глотов растерянно смотрит на Веру. Она понимает, что приближается ее час. Поэтому непринужденно предлагает поужинать вместе в апартаментах Глотова. Заодно обсудить тезисы выступлений на завтра. Борису Ананьевичу не очень нравится такое предложение, но противиться как-то неудобно. Словно оправдываясь перед предупредительным старичком, сухо предупреждает Веру:
— Захватите с собой таблицы по химическому загрязнению области.
Вера кивает головой, понятия не имея, где их брать. Каждый отправляется к себе в номер.
Вера еле сдерживает нервную дрожь. Она на протяжении стольких лет даже в мыслях не изменяла Максу, что забыла, как нужно вести себя наедине с мужчиной. Что надеть? Она не случайно побросала в сумку свои лучшие наряды. Снимает с себя черную юбку, такую же черную мохеровую кофту с серебряными аппликациями и снова отправляется в ванную. Выливает в воду полбанки шампуня. Пена воздушным покрывалом мерно покачивается над ее телом. Разве могла она представить себе, что будет нежиться в роскошной обстановке и обдумывать, как за изысканным ужином грациознее соблазнить респектабельного мужчину? За один сегодняшний день Глотов вырос в ее глазах. Когда она пришла в фонд, никакого особого впечатления он на нее не произвел. Сколько таких управленцев по Москве сидят в своих кабинетах и протирают импортные двубортные костюмы. Куда ни плюнь, попадешь в какого-нибудь начальника. А здесь, в Иванове, Глотов — личность. Здесь он сам по себе, а не среди других. Вера не способна в него влюбиться, но чисто умозрительно желает испытать его ласки. Во всяком случае даже волнуется из-за своей неопытности. При этом ей интересно — какой он мужчина? Вдруг между ними произойдет что-то необычное? Нет, лучше чем с Максом, конечно, не будет. Но мужчины, наверное, отличаются друг от друга. Валентин был совершенно не такой, как Макс. Он в постели командовал, заставлял доставлять ему удовольствие. Многое Вера выполняла через силу. Зато теперь благодарна этим воспоминаниям. Валентин сделал из нее женщину. С Глотовым она не допустит никаких излишеств. Ей необходим сам факт их близости. И неважно, какой он мужчина.
Вера решительно встает в полный рост, с удовольствием смывает губкой с себя нежнейшую пену. Потом приступает к главному. Ей следует накраситься так, чтобы получилось не вызывающе, но вместе с тем соблазнительно. Тонкой голубой линией обводит свои удлиненные большие глаза, продолжая их черточками почти до висков. Долго наращивает кисточкой ресницы. Достаточно. Больше никакой косметики. Одни откровенные выразительные глаза. И возможно, губы. Долго выбирает помаду. Бледную, яркую или темную? Останавливается на последней. Никаких румян, никакого тона. И без того рельефные губы смотрятся на бледном лице произведением искусства. Смачивает языком выпуклый овал нижней губы, что придает манящую чувственность. Долго крутится перед зеркалом. Без колготок слишком вызывающе смотрятся ее крепкие, с крупными икрами и широкими щиколотками, ноги. Решает надеть колготки телесного цвета. Идет в комнату, раскладывает платья. Уж больно они все закрытые. Не подходят для солидной женщины, без пяти минут доктора наук, которая решила выглядеть сегодня, как последняя… Вера и в уме не смеет произнести то ругательство. Но хочется быть именно такой. От мучительных раздумий ее отвлекает телефонный звонок. Недовольным голосом Глотов сообщает, что ужин принесли. Вера отвечает что-то нечленораздельное и кладет трубку. Нервное возбуждение переходит в головокружение. Она хватает совершенно ненужные вещи и тут же бросает их на кровать. Дважды надевает бюстгальтер и дважды решительно снимает. Самое соблазнительное в ее внешности — это безукоризненная линия шеи, переходящая в высокую полную грудь, лениво расходящуюся в стороны. От полной растерянности приходит идея идти в халате. Он не совсем халат. Скорее платье-халат, застегивающийся спереди на крупные пуговицы. Из приличной хлопчатобумажной ткани, синий, с редкими мелкими белыми цветочками. Короче, индийский. Вера быстро набрасывает его на себя. Застегивает наглухо, до стойки воротничка. Снова телефонный звонок. Она решает не поднимать трубку. Надевает тапочки с помпонами, критически разглядывает ноги и меняет тапочки на туфли. В таком виде выходит в холл, где услужливый Кузьмич предлагает проводить ее в апартаменты Глотова.
Приятно подниматься по старинной легкой лестнице. Касаться руками ее теплых, отполированных временем перил. Наверху почти такой же холл. И здесь купидоны держат своими пухлыми ручками хрустальные бра. Белый потолок поделен черными балками на квадраты. Кузьмич показывает на левую дверь, скрытую за бордовой портьерой. «Вам туда. Приятного аппетита». И легко семенит по лестнице вниз. Вера медлит. Ей страшно. Она вдруг испугалась и готова бежать вслед за предупредительным старичком. В эту минуту она ясно осознает нереальность происходящего. В этом роскошном особняке возможно всякое. Ей даже кажется, что кто-то следит за ней. Озирается по сторонам и от страха стучит нервной дробью в дверь.
— Открыто! — откуда-то издалека слышится голос Глотова.
Вера буквально вваливается в его номер. Через такой же коридор, как и у нее, проходит в комнату. В ней никого нет. На круглом столе в углу, где у Веры стоит телевизор, накрыт ужин. Стоят две свечи в бронзовых подсвечниках. Напротив дивана работает телевизор. Она, трепеща всем телом, проходит дальше. Оказывается, Глотов сидит за письменным столом в кабинете, примыкающем к гостиной. Вместе с креслом всем телом разворачивается на нее:
— Я уже занялся работой в ожидании вас.
— Извините, — выдавливает из себя Вера.
