Сергей Самаров - Братство спецназа
– Подожди, уезжать нам еще рано…
Глава 11
1– Молодой человек, передайте, пожалуйста, деньги кондуктору, – попросила сухонькая старушка с сиденья впереди.
Она была такая старая, что Дым Дымыч даже не посмеялся над тем, что его назвали молодым человеком. Для нее он таким и был.
– Пожалуйста, бабуля.
За окном трамвайного вагона двигался поток автомобилей. На улице после утренней прохлады неожиданно настала почти летняя жара, но стекла в дверцах большинство водителей оставляли поднятыми. В последние годы машин в городе появилось так много, что при опущенном стекле салон заполнялся выхлопным газом. В жару это казалось невыносимым. И все же Сохатый предпочел бы ехать в своей машине. Там спокойнее.
Настроение после удачной разборки с Седым, вопреки всему, не улучшилось. Дым Дымыч считал, что совершил благое дело, даже не получая за это оплаты. Во-первых, потому что он просто по мужской природе своей не любил стукачей. И это даже не зоновское к ним отношение. Это природное доброе и честное человеческое качество. И хорошо бы каждому, справедливо считал он, такое качество иметь в запасниках души. Во-вторых, сам Дым Дымыч сработал настолько красиво, что даже вооруженные и обученные люди приняли его за лоха. За ментовского, кстати сказать, лоха. Великолепное сольное исполнение вышло. Как на театральной сцене. К счастью, без зрителей, если не считать двух человек, которые наблюдали сцену издали. Но они так рванули подальше от «театра одного актера» после выстрела в стену над их головами, что наверняка не захотят добровольно пойти в ментовку и дать свидетельские показания. Да они и не видели его толком с такого расстояния. И это грело сердце. А в-третьих, подвернулся какой-то жадный дурак, который сумел схапать с места происшествия доллары. Ну и пусть сейчас этого дурака ищут. Искать будут, естественно, через эти самые бумажки цвета спелого лошадиного поноса. На них мужичок и может засветиться. Человеческая психология неизменна. Очень велик будет соблазн немного улучшить свою жизнь. И чем быстрее, тем лучше. Только чуть-чуть… – скажет человек себе. Никто со стороны и не заметит. Для начала только сотню баксов сбросить и за все нервные переживания купить бутылочку хорошего коньяка. Заслужил! Он не пойдет, разумеется, в пункт обмена валюты. Не только потому, что побоится быть вычисленным. Вычислить трудно, невозможно практически. Но он-то этого не знает. Просто с обменными пунктами люди в его ситуации интуитивно предпочитают не работать. Эти деньги внезапно свалились на голову счастливчика, попутно убив трех – а если разобраться, то пятерых – человек. И он двинет на базар, где через каждые два киоска висит скромная бумажка c простой надписью «$», указывающая, что здесь баксы купят с удовольствием. Сидят скупщики и на центральных улицах. И возле самих приемных пунктов толкаются. Только этот счастливчик не знает, что скупщики валюты чуть не через одного являются стукачами, иначе их давно бы уже загребли. Менты обеспечивают скупщикам «крышу», а в качестве оплаты собирают информацию. Вроде бы и не унижая людей, не называя их официально сексотами, но собирают богатую словесную дань.
А законы жизненной реальности – особенно в «везучие» моменты жизни – таковы, что незапланированные деньги люди тратят чрезвычайно быстро. Настолько быстро, что заметить этого не успевают. Аппетит приходит во время еды. Счастливчик засветится. Не сразу, но засветится. Вот тогда-то начнется самое смешное. Ментам не нравятся «висящие» дела. Менты вышибут из мужика явку с повинной. И расскажет он им даже то, как пистолет покупал на базаре у какого-то гражданина кавказской национальности. И в протоколы упоминание о настоящем киллере никак не попадет. Этого ментам не надо. Тем более что мужик настоящего киллера и не видел, потому и выжил. Он вышел на улицу уже после того, как Сохатый отъехал, и только теоретически может предположить, что совершивший этот тройной расстрел неторопливо уехал на том неказистом, ободранном и кашляющем «Запорожце». Сам «Запорожец» найдут не скоро. Дым Дымыч загнал автомобиль во двор большого дома и рачительно поставил под деревьями – чтобы на солнце не перегревался. Так ставят свои машины хозяева, но угонщики так автомобили не бросают. Тем более киллеры.
Да… Теперь Седой не сможет больше стучать на самого Сохатого. Конечно, печально, что не удалось побеседовать с ним тет-а-тет. Неплохо было бы кое-что конкретное услышать. Например, кто из окружения Хавьера постукивает. Но беседовать под стволами охраны достаточно трудно.
Все прошло хорошо, удачно сложились обстоятельства, которые он сам, кстати, создал довольно искусно. Однако неприятное чувство Сохатого не покидало.
Неприятно было и другое – уже когда все осталось позади, добираться до дома своим ходом. Психологически это оказалось трудным. Создавалось впечатление, что у тебя грязные руки. Выступивший на лбу от трамвайной духоты пот тоже казался грязным. Да еще, как назло, народу в трамвае много. Сохатый отметил про себя, что стареет – иначе какое объяснение можно подобрать подступившим ощущениям? Раньше он не обратил бы внимания на такие пустяки. Просто он привык после каждого выполненного заказа принимать душ и смывать все неприятности. Сейчас до душа предстояло добираться долго, и он пожинал плоды привычки. И в этот день, пока трясся в трамвае и молча выносил толчки пробивающихся к выходу, как к спасению, старушек с большими сумками, устал психически, как после допроса с побоями в ментовке.
Вообще, сработав так быстро на голой, как лысина Хавьера, импровизации, без всякой предварительной подготовки и просчитывания вариантов, он мог многое упустить, не заметить. И это вызывало раздражение.
Дома Дым Дымыч стоял под душем чуть не целый час. И не смотрел в запотевшие зеркала. Он шаг за шагом вспоминал сегодняшний день. С трудом почему-то вспоминал, но, кажется, вспомнил все. Если не считать дурацкой стычки с прибалтами, то вроде бы не на чем его подцепить. И все равно на душе было неспокойно, словно он совершил где-то ошибку. Но ошибка эта не поддавалась сейчас анализу.
Должно быть, именно от этого ощущения он впервые за последние годы почувствовал психическую усталость. Где-то и когда-то он слышал строительный термин – понятие усталости металла. И знал, что после усталости металл не имеет способности восстанавливаться. И сам он, казалось, уже не способен к восстановлению в прежних своих боевых кондициях. Тем более что всегда считал себя железным.
«Не способен? Ерунда… – сказал он себе. – Сколько раз было тогда еще, в войну… Казалось, сдохнуть хочешь… А идешь через силу… Придешь… Упадешь… И все… И думаешь, что мир вокруг кончился… И никогда ничего больше не будет… А потом снова…»
Выспаться надо… Выспаться – и все само собой образуется. И голова станет легче соображать. Все разложится по полочкам, все систематизируется. Тем более что половину ночи просидел на диване в раздумьях, а встал очень рано, раньше самых бессонных собачников.
Днем стало уже жарко. Только самое начало лета – первые числа – а такое пекло. Что же потом будет? Открытая балконная дверь приносила с улицы раскаленный солнцем воздух, крики играющих детей и запах битума от недалекого котла – строители ремонтировали в соседнем доме кровлю. Если дверь закрыть, то в квартире встанет влажная и потная духота. Это еще хуже.
Дым Дымыч лег отдохнуть. Но пришла лишь полудрема. Беспокойная, похожая на похмельную. Когда засыпаешь лишь на какие-то секунды. И за эти секунды успеваешь увидеть сны, которые только расшатывают нервную систему. К тому же стала донимать жара – он даже под простыней вспотел.
Зазвонил телефон.
– Слушаю, – быстро произнес Сохатый, схватив трубку.
– Это я… – раздался в трубке голос Фени. Очень неуверенно сказала. Так, словно ожидала, что Дым Дымыч разговаривать не пожелает. – Я тебе не мешаю? Не отрываю ни от чего?
– А… Как дела? – Он и в самом деле не знал, о чем с ней сейчас говорить. О своем состоянии он не мог ей рассказать. Не та это женщина. Все можно было рассказать лишь танцовщице из слоновой кости. Она молча все поймет. Но перед ней Дым Дымыч хотел выглядеть совсем другим человеком. И никогда не делился со статуэткой своими горестями.
– Завтра моего хоронят…
– Соболезную.
– Ты на похороны не придешь?
– Извини. Но я же его не знал. Это неудобно.
– Приходи, как мой друг.
– А это неудобно вдвойне.
Феня, вздохнув, помолчала.
– Да плевать мне на всех! Приезжай. Прошу тебя…
– Нет. Это исключено.
– Как хочешь. Я потом тебе позвоню. После похорон. Не возражаешь?
– Днем я занят буду. Звони вечером…
Она положила трубку.
Дым Дымыч, честно говоря, не хотел вовсе этой встречи. И не потому, что Коля Оленин может что-то заподозрить. Наверное, сказывалась психическая усталость… Но, если честно, он не понимает, что с ним происходит. Просто не хочет, чтобы она еще и завтра звонила, и все. А то заявится после похорон к нему. Есть такое поверье – если человек после похорон идет в чужой дом, он приносит туда смерть. Она – Феня – принесет ему смерть? Как привет от убиенного мужа. Чепуха какая. До чего додуматься можно в скверном настроении. Так недолго и в мистику удариться. И вообще – нужна ему эта женщина? Иногда кажется, что нужна. Но надоедает быстро. Дела, которыми он занимается, не позволяют ему иметь в доме женщину. Кроме одной… Кроме женщины из слоновой кости.
