Михаил Серегин - Волчий зарок
Тот тут же приехал и, выслушав суть проблемы, отправился в прокуратуру изучать материалы дела. Естественно, только те, с которыми ему по закону полагалось ознакомиться. Степин почти сутки безвылазно просидел за изучением документов, и выводы его были почти столь же неутешительны, как и недавние слова Гришаева.
– Я думаю, выиграть это дело с теми фактами на руках, что мы имеем сейчас, нам не удастся, – высказал свою точку зрения адвокат. – Самое большее, что при некоторой доле везения получится добиться на суде, так это повторного рассмотрения дела.
– И что это нам даст? – поинтересовался Полунин.
– По крайней мере, месяц отсрочки, – пожал плечами Степин. – А за это время можно попытаться отыскать те факты, которые хотя бы косвенно свидетельствовали бы в нашу пользу. Но, я повторюсь, отсрочки мы добьемся только при большом везении. Я сделаю все от меня зависящее, но боюсь, что меня, как залетную птицу, местные прокуроры и судьи просто съедят с потрохами. Даже ощипывать не станут. Лучше бы вам нанять кого-нибудь из местных юристов...
Пришлось Владимиру объяснять Степину, отчего никто из тарасовской коллегии адвокатов не захотел браться за защиту Либерзона. Почти все они были убеждены в правильности выводов, сделанных следствием. Имея такие пораженческие настроения, за защиту и браться не стоило!
– Это не профессионально! – отрезал адвокат. – Настоящему юристу совсем не обязательно верить в невиновность своего подзащитного. Правду о содеянном своим клиентом адвокат знать просто обязан. А она не всегда бывает такая, какая требуется защите. Именно поэтому вера в невиновность далеко не обязательна. Главное – знать, что делаешь и к чему это может привести!
– Я не разбираюсь в тонкостях вашего ремесла, – отмахнулся от Степина Владимир. – Может быть, тарасовские юристы имели другие причины для отказа от защиты Изи! Но с твоим последним утверждением полностью согласен! Знать, что делаешь, важно в любом ремесле. А для нас сейчас главное сделать все, чтобы найти факты, оправдывающие Либерзона.
– Ищите, – пожал плечами адвокат. – А я пока пойду готовиться к завтрашнему слушанию. И поверь, Володя, я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Степин ушел, оставив Владимира наедине с Либерзоном, безмолвно сидевшим в углу. Полунин посмотрел на Изю, сильно сдавшего за последние дни, и почувствовал острый приступ жалости к этому человеку, уже достаточно настрадавшемуся из-за бестолковости собственного сына.
– Ты на меня не обижайся, – проговорил Владимир, усмехнувшись. – Но как только все закончится хорошо, я сниму с Витьки штаны и высеку его вишневым прутом, как нашкодившего малолетку.
– Если все закончится, – пробормотал Либерзон.
– Что? – не расслышал его Полунин.
– Володя, послушайте старого человека, – проговорил Изя, повышая голос. – В этой стране никогда не было и не будет государственного правосудия. Вся Россия без зазрения совести рвет друг другу глотку, а вы пытаетесь добиться чего-то при помощи закона, с листком из которого каждый ходит в сортир. Вы рассчитываете на справедливость? А много ли вы лично, Володя, видели ее в жизни?.. Завтра об вас и об меня просто вытрут ноги. И я прошу вас, Володя, пока еще не поздно, попросите помощи у Пепла. Он вам не откажет.
Полунин встал со стула, подошел к Либерзону и присел на корточки, стараясь заглянуть старику в глаза. Изя встретил его взгляд, и в больших карих глазах старого еврея было столько печали и обреченности, что Владимиру стало не по себе. И все же Полунин сказал то, что собирался:
– Ты прав, Изя, я мало видел справедливости в этой жизни, – тихо проговорил Владимир. – Я, как и все, жил по законам стаи и старался урвать лучшие куски, не замечая ничего вокруг себя. И, наверное, продолжил бы свое звериное существование, если бы не смерть Анны.
Полунин встал, выпрямляясь во весь рост. Чтобы не оторвать взгляда от его лица, Изе невольно тоже пришлось распрямиться на стуле. Владимир отступил на шаг назад, а потом продолжил:
– И первое, о чем я подумал, так это о судьбе сына. Будущее нашей страны – это наши дети. Именно они завтра станут определять, что есть закон и как им пользоваться. А учиться принимать решения наши дети будут у нас, – Полунин глубоко вздохнул. – Когда-нибудь нужно начинать жить по-человечески. Показать нашим детям, что мир может быть иным, чем он есть сейчас. А если каждый из нас решит, что опираться на закон не стоит, потому что этого не делают другие, то мы ничему не сможем научить своих сыновей. Я не хотел этого говорить, но посмотри на Виктора, Изя! Он первый раз отправил тебя в тюрьму и отправит второй только потому, что хочет жить по тем законам, которые ему выгодны. А я хочу, чтобы Антон с малых лет знал, что закон для всех один. И что он защитит невиновного! Вот поэтому я и не обращусь к Пеплу за помощью. Мы справимся и без него!..
– Вы правы, Володя. Я никудышный отец, – перебив Полунина, горько усмехнулся Либерзон. – Я действительно ничему не смог научить Виктора...
– Я не говорил этого! – попытался возразить Владимир, но Либерзон жестом остановил его.
– Именно это вы и сказали, – покачал головой Изя. – Но теперь уже поздно что-то менять. И дай вам бог, Володя, суметь выполнить все, что задумали!
Полунин не нашел, что ответить на это...
* * *Слушание дела Либерзона было открытым для зрителей и прессы. Мэр города, желая сделать из этого судебного процесса рекламу для своей предвыборной кампании, постарался устроить так, чтобы суд над Либерзоном максимально освещался средствами массовой информации Тарасова. Да и не только ими! Аккредитацию на процесс получили пара журналистов столичных газет и репортер одного из центральных российских телевизионных каналов.
Собственно говоря, именно журналисты оказались основной массой посетителей процесса. Простых обывателей, как выяснилось, судебное действо над «аферистом» Либерзоном мало привлекало. А от тех, кто все же пришел на суд, за версту несло ультраправыми националистскими настроениями. Настроены они были против Либерзона весьма агрессивно. О чем можно было судить по плакатику с лозунгом: «Не дадим евреям разграбить Россию!», который держал в руках один из этих зевак.
Полунин горько усмехнулся, проходя мимо. Он понимал, что в нашей стране люди привыкли винить в своих бедах кого угодно – вчера коммунистов и евреев, сегодня евреев и демократов, а завтра – кого-нибудь еще, но только не себя самого. И от этого уже было грустно, а не смешно.
На суд Владимир с сыном и Либерзоны явились порознь. На этом настоял Степин. Он сказал, что в таком сложном деле нужно учитывать каждую мелочь. И не стоит прокурору давать возможность, увидев Полунина, вспомнить о его преступном прошлом и упомянуть в своей речи их связь с Либерзоном как дополнительный аргумент.
Владимир спорить с адвокатом не стал. Это Степину, а не ему предстояло защищать Виктора и Изю в суде. И решать, как друзьям вести себя на процессе, предстояло именно ему. Именно поэтому Полунин не попал ни в один кадр фотохроники, когда репортеры бросились встречать Либерзонов, вошедших в зал суда.
Такими же фотовспышками было отмечено и появление Бережного. Полунин до этого не встречался с ним и постарался повнимательней рассмотреть его, с гордым видом шествовавшего к своему месту в зале. Владимиру показалось, что он где-то раньше видел Бережного. Но где именно, так и не смог вспомнить.
До заключительной речи Степина суд над Либерзоном больше походил на фарс. Раньше такие действа во дворцах юстиции любили называть «показательным процессом», и в случае с Виктором и Изей он мог бы удаться на славу, если бы не вмешательство Степина.
Скрупулезно изучивший дело адвокат смог все-таки найти лазейку и не позволить в этот же день вынести Либерзону обвинительный приговор. Степин отыскал в действиях следователей несколько процессуальных нарушений. И вот тут-то присутствие прессы сыграло злую шутку с организаторами шумихи вокруг суда над Либерзоном!
Дело в том, что найденные Степиным нарушения были столь незначительны, что в любой другой обстановке их попросту оставили бы без внимания. Но перед журналистами и телевизионщиками судья не отважился игнорировать претензии адвоката. Выслушав доводы Степина, он брезгливо поморщился, но все же провозгласил:
– Слушание дела откладывается. Следствию предписывается устранить все процессуальные нарушения и вновь явиться в суд. Следующее слушание состоится через неделю!
После этого в зале поднялся такой шум, что Полунин, сидевший несколько поодаль от Либерзонов, с трудом смог разобрать слова Изи.
– Всего неделя? Вы же обещали месяц! Господи, мы же ничего не успеем...
– Придется постараться, если хотите избежать тюрьмы, – развел руками Степин. – И радуйтесь хоть этой отсрочке. Большего для вас сейчас не сделал бы никто!
