Александр Тамоников - Дорога жизни
Транспортники успели снизиться до двухсот метров, когда вновь появились трассеры. По борту одного из них забухали снаряды.
– Я двести второй, в меня попали! На борту пожар! – сообщил ведущий.
Тут же в эфире послышался спокойный женский голос, издаваемый речевым информатором:
– Пожар в левом двигателе. Огонь в отсеке главного редуктора. Резкое падение давления в основной гидросистеме.
Ведущий «Ми-8» раскачивался и резко снижался. За ним тянулся шлейф темного дыма.
– Двести второй, слева ровная площадка, – подсказал командир второй «восьмерки».
– Садись, мы прикроем, – вторили ему командиры «Ми-24».
При стрельбе зенитные установки всегда изрыгают мощные снопы пламени, что частенько выдает место их расположения. Пилотам не составило большого труда определить точку, откуда велся обстрел на этот раз.
– Триста пятнадцатый, я триста десятый. Видишь их позицию? – спросил ведущий пары «Ми-24».
– Да, наблюдаю. Южная оконечность «зеленки».
– Все верно. Заходим для атаки. Накрываем южную часть леса.
Но прежде чем «двадцатьчетверки» легли на боевой курс, противник успел выпустить еще несколько десятков снарядов. На сей раз они ударили по обеим транспортным машинам.
Одна из них продолжала полет, другая с минимальной поступательной скоростью плюхнулась на относительно ровную площадку между лесочком и селением. Посадка вышла, мягко говоря, несколько грубоватой, но, к счастью, обошлась без жертв. Экипаж быстро покинул борт.
В это время пара «Ми-24» выполнила первый заход и отработала по южной оконечности лесочка неуправляемыми ракетами. Затем один из них стал опускаться на площадку рядом с поврежденным транспортником, чтобы эвакуировать его экипаж. Второй нарезал круги. Вертолетчики внимательно осматривали округу. Не дай бог где-то поблизости обнаружится вторая огневая точка или появятся духи.
Вторая «восьмерка» несколько замедлила скорость, но продолжала движение в сторону Эр-Сабаха. Ведь приказ о доставке туда ценного груза никто не отменял.
Командир этого борта, не теряя времени, доложил по радио на авиабазу Хмеймим об обстреле с земли и аварийной посадке двести второго.
– Помощь пары «Су-34» нужна? – запросил распорядитель полетов с базы.
– Думаю, справимся сами, – ответил пилот.
– В таком случае приказываю оказать помощь экипажу аварийного вертолета и следовать на Эр-Сабах! – прозвучало распоряжение с вышки.
Бортовой техник головной машины услышал дробный стук по фюзеляжу и резко обернулся. Он увидел, как из нескольких отверстий в желтом топливном баке, установленном вдоль левого борта, бежали струйки керосина. С развороченного потолка капало дымящееся темное масло.
Расчет зенитной установки использовал осколочно-фугасные и бронебойно-зажигательные снаряды. Это было маленькое чудо, что от попаданий подобных штуковин вертушка не вспыхнула ярким факелом.
Вторая порция снарядов прошила верхнюю часть фюзеляжа – капоты, прикрывающие левый двигатель. Вертолет дернул носом, движок надсадно завыл и выключился. На приборных досках тревожно заморгали красные и желтые табло. А через секунду неживая тетка, обитавшая в речевом информаторе, вежливо сообщила экипажу целую кучу чертовски приятных новостей.
Поврежденный левый двигатель «восьмерки» не только отказал, но и загорелся. Бортовой техник среагировал моментально. Он перекрыл подачу топлива, привел в действие противопожарную систему.
– Федорыч, прыгай! – приказал ему командир, кое-как удерживая машину в воздухе и выбирая площадку для экстренной посадки.
– Да ты что?! – Пожилой бортовой техник изумленно вскинул брови. – Я лучше с вами!..
– Прыгай, я сказал, пока высота позволяет! Неизвестно, дотянем до земли или взорвемся.
Все возможности противопожарной системы были использованы, но очаг возгорания ликвидировать не удалось. Черный дым валил из моторного отсека, уже наполнял грузовую и пилотскую кабины. Из-за отказа гидросистемы машина плохо слушалась рычагов управления.
Бортач крякнул, метнулся к парашюту, лежащему на откидном сиденье, и наспех застегнул на себе лямки подвесной системы. Затем он быстро открыл дверцу, матерно выругался и шагнул за борт.
Федорыч родился в рубашке. В курсантскую бытность ему доводилось прыгать с парашютом, но, как известно, это занятие у членов летных экипажей особой любовью не пользуется. Прыгнули три-четыре раза, освоили предмет, да и довольно.
Потом летчики, штурманы, стрелки, операторы и бортачи всеми честными и не очень способами увиливают от этих малоприятных тренировок. Как говорится, меньше рискуешь, дольше живешь. Адреналина в крови им хватает и от ежедневных полетов.
Федорыч успел покинуть горящий борт на высоте сотни метров. Он камнем пролетел половину этой дистанции, кувыркаясь и продолжая злобно материться. Прибор принудительного раскрытия парашюта на малой высоте не сработал, и бортачу пришлось рвать вытяжное кольцо. Но и после этого купол выбирался на свободу не особенно быстро.
Лишь в двадцати метрах от земли он наполнился воздухом. Подвесная система с силой дернулась. Лямки больно впились в тело борттехника.
Из лесочка доносились частые хлопки. Рядом противно жужжали пули.
Но все это мало беспокоило пожилого техника. Главное, что купол исправно белел над его головой, и скорость падения намного замедлилась.
Горящая «восьмерка», раскачиваясь, плавно подходила к земле.
– Кажись, сядут, – сказал себе Федорыч, удовлетворенно хмыкнул и приготовился к встрече с родимой планетой.
Он прокатился по сухой траве, освободился от лямок, дополз до удобной ямки, достал из кармана комбинезона пистолет и осторожно высунул голову из укрытия.
Теперь ему надо было смотреть в оба. Уцелевший член экипажа сбитого воздушного судна всегда являлся желанной добычей для бандитов из ИГИЛ.
«Ми-24», дежуривший на высоте, дал еще один ракетный залп по «зеленке». В это время вторая машина села рядом с горящей «восьмеркой» и приняла на борт ее экипаж.
Потом командир «двадцатьчетверки», находящейся в воздухе, заметил купол парашюта, белевший перед лесочком. Неподалеку в ямке лежал кто-то из экипажа в летном комбинезоне и отстреливался от небольшой группы духов. Те немного отдалились от леса и, кажется, намеревались взять его живьем.
– А вот хрен вам на всю бородатую рожу! – процедил командир боевой вертушки.
Времени на принятие решения было ничтожно мало. Он заложил крен, поймал в прицел боевиков и нажал на гашетку управления пушечным огнем.
Длинная очередь из тридцати снарядов молнией ушла вперед. Как минимум половина из них накрыла духов, спешащих по открытому пространству к члену экипажа транспортного вертолета.
Этого оказалось достаточно. Пилот продолжил выполнять маневр. Он не видел результатов своей стрельбы, но точно знал, что его товарищ будет спасен.
Так оно и получилось. Пилот закончил вираж, снова вышел на боевой курс и увидел, что бедолага уже бежал к «Ми-24», молотившему винтами. Там, где снаряды накрыли боевиков, темнела вспаханная земля и лежали недвижимые тела.
Весь экипаж подбитой «восьмерки» выжил и был успешно эвакуирован с ровного поля близ селения Руман.
«Ми-24» взлетел и воссоединился в воздухе со своим собратом. Они стали догонять транспортник, ушедший вперед.
После обстрела с земли вертолетчики решили продолжать полет к цели на минимальной высоте. Такое вот пилотирование над пересеченной местностью всегда было делом непростым. Далекий от авиации обыватель спросит: мол, что сложного в том, чтобы лететь на пяти метрах? Научился и порхай в свое удовольствие.
Но не все так просто.
Если бы поверхность земли была ровной, как теннисный стол или гладь спокойного озера, то выдерживать такую высоту было бы легко. Однако на пути вертолета постоянно встречаются холмы и взгорки, высокие деревья и искусственные препятствия в виде зданий, линий электропередачи, заводских труб, вышек. Все эти моменты нужно своевременно отслеживать, менять курс и траекторию полета.
За получасовую прогулку на предельно малой высоте пилот теряет в весе до одного килограмма. Количество нервных клеток, погибших за это время, увы, никто никогда не считал. Это первое.
Во-вторых, подобные полеты, как правило, выполняются на скоростях, близких к максимальным. Своевременно фиксировать складки местности и препятствия, внезапно появляющиеся впереди, крайне сложно. А если к тому же пошаливает погодка, и видимость составляет всего полторы-две тысячи метров, то задача усложняется в разы.
В-третьих, в боевой обстановке экипаж должен следить не только за высотой и рельефом. Не успеешь опомниться, как из неприметного буерака полоснет очередь из крупнокалиберного пулемета или вылетит ракета. Потому пилотам приходится вращать головами во все стороны и только вполглаза посматривать вперед и на приборы.
