Без права на ошибку - Ли Чайлд
– Ага, вы та самая женщина на видеозаписи, – понял он. – В бальном зале, в четверг вечером.
Видно было, что он напряженно размышляет. Прокручивает в голове умозаключения и, сам не замечая того, кивает, когда убеждается в их правильности. Еще мгновение – и Стайвесант, переведя взгляд на Ричера, шагнул в приемную.
– А вы брат Джо Ричера, – сказал он. – Вы очень на него похожи.
– Джек Ричер, – кивнул Ричер, протягивая Стайвесанту руку.
– Соболезную вашей утрате, – сказал он, отвечая на рукопожатие. – Я понимаю, что опоздал с этим на пять лет, но в Министерстве финансов до сих пор с любовью вспоминают вашего брата.
Ричер снова кивнул.
– А это Фрэнсис Нигли, – представил он коллегу.
– Ричер попросил ее помочь с аудитом, – объяснила Фролих.
– Я так и понял, – скупо улыбнулся Стайвесант. – Ловко придумано, ничего не скажешь. И каковы результаты?
В кабинете воцарилась тишина.
– Прошу прощения, если обидела вас, сэр, – сказала Фролих. – Ну, помните, когда говорила про запись. Хотела просто прояснить ситуацию.
– Каковы результаты аудита? – снова спросил Стайвесант.
Фролих ничего не ответила.
– Все настолько плохо? – догадался Стайвесант. – Ну что ж, определенно этого следовало ожидать. Я тоже знал Джо Ричера. Не так хорошо, как вы, но время от времени мы пересекались. Он производил большое впечатление. Полагаю, его брат по крайней мере вполовину так же умен. А мисс Нигли, вероятно, еще умнее. Значит, они должны были найти наши слабые места. Я прав?
– Трижды правы, – подтвердила Фролих.
– Бальный зал – это само собой, – начал перечислять Стайвесант. – Возможно еще, дом Армстронгов, а также это чертово мероприятие на открытом воздухе в Бисмарке. Я прав?
– Да, – ответила Фролих.
– Но это был исключительный уровень работы, – сказала Нигли. – Вряд ли кому-то удастся повторить…
– Пойдемте-ка в конференц-зал. – Стайвесант, прерывая ее, поднял руку. – Я хочу поговорить о бейсболе.
По узким извилистым коридорам он привел их в относительно просторное помещение, расположенное в самом центре комплекса. В нем стоял длинный стол с десятью стульями, по пять с каждой стороны. Окон здесь не оказалось. Под ногами лежал все тот же серый синтетический ковер, а над головой были все те же белые звукоизоляционные панели. И все тот же яркий свет галогеновых ламп. У одной стены стоял низкий шкаф. Дверцы закрыты, сверху три телефона. Два белых, один красный. Стайвесант сел за стол и махнул рукой, приглашая рассаживаться и остальных. Ричер взглянул на огромную информационную доску, к которой было приколото множество бумаг с грифом «Секретно».
– Буду с вами откровенен, что для меня не очень характерно, – начал Стайвесант. – Но только на короткое время, сами понимаете. Считаю, что мы должны вам кое-что объяснить, и потому что Фролих привлекла вас к работе с моего личного согласия, и потому что брат Джо Ричера – часть нашей, так сказать, семьи, и, следовательно, коллега брата – тоже.
– Мы вместе работали в военной полиции, – вставила Нигли.
Стайвесант кивнул с таким видом, словно знал об этом уже давно.
– Давайте поговорим о бейсболе, – предложил он. – Вы следите за этой игрой?
Все молча ждали, что будет дальше.
– Когда я приехал в город, бейсбольный клуб «Вашингтон сенаторз» уже там не играл, – продолжил он. – Так что мне пришлось довольствоваться ребятами из «Балтимор ориолс», что иногда было удовольствием весьма сомнительным. Но вы же понимаете, в чем уникальность этой игры?
– Длительность сезона, – понял Ричер. – Процент побед.
Стайвесант улыбнулся так, будто удостоил его похвалы.
– Возможно, вы даже больше чем наполовину такой же умный, как Джо, – сказал он. – Дело в том, что обычно в бейсболе за сезон проводится сто шестьдесят две игры. Намного, очень намного больше, чем в любом другом виде спорта. В остальных видах сезон примерно в два раза короче – в баскетболе, хоккее, американском футболе, футболе, да где угодно. И игроки могут вообразить себе, что способны победить в каждом матче сезона. Практически эта цель вполне реальная, она поднимает дух команды. Порой ее даже достигают. Но в бейсболе такое совершенно невозможно. Лучшие команды, самые великие чемпионы примерно треть своих игр обязательно проигрывают. Терпят поражение как минимум от пятидесяти до шестидесяти раз в год. Представьте себе, каково это с психологической точки зрения. Ты превосходный спортсмен, ты рвешься в бой, но точно знаешь, что все равно будешь проигрывать, причем не раз. Приходится менять настрой, иначе с этим чувством обреченности никак не справиться. Защита президента – то же самое. Вот к чему я клоню. Побеждать каждый день невозможно. И к этой мысли надо привыкнуть.
– Вы проиграли только один раз, – сказала Нигли. – В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году[11].
– Нет, – не согласился Стайвесант, – мы проигрывали далеко не раз и не два. Просто не все проигрыши были столь серьезными. Как и в бейсболе. Не каждое попадание противника в цель приводит к твоему поражению, не каждое поражение лишает возможности участвовать в мировом чемпионате. И у нас не каждая наша ошибка приводит к гибели охраняемого.
– Так что вы хотите сказать? – спросила Нигли.
Стайвесант наклонился вперед:
– Я хочу сказать, что да, ваш аудит безопасности много что выявил, но вы все равно должны верить в наши силы. Не каждая наша ошибка обходится дорого. Прекрасно понимаю, постороннему человеку подобная самоуверенность может показаться легкомысленной. Но вы должны понимать, что мы просто вынуждены так мыслить. Ваш аудит выявил несколько дыр, и теперь мы должны подумать, возможно ли эти дыры заткнуть. И целесообразно ли. Я оставляю это на усмотрение Фролих. Теперь ее выход. Но я хочу, чтобы вы, как рядовые граждане, избавились от сомнений в наших возможностях. В нашей состоятельности. Потому что никакого провала пока не было. А дыры будут всегда. Такова уж наша работа. Таковы условия демократии. И с этим надо смириться.
Он откинулся на спинку стула, давая понять, что закончил.
– А как насчет конкретной угрозы? – спросил Ричер.
Стайвесант помолчал, потом покачал головой. Выражение лица его изменилось. Казалось, изменилась и сама атмосфера в комнате.
– Здесь моя откровенность заканчивается, – сказал он. – Я же говорил, что это временная уступка. То, что Фролих раскрыла вам существование угрозы вообще, – очень серьезная ошибка. Могу лишь сказать, что мы сталкиваемся со множеством угроз. И разбираемся с ними. Как именно – информация совершенно секретная. Хочу, чтобы вы понимали: вы обязаны никогда и никому ни слова не говорить о том, что мы обсуждаем. И вообще о любом аспекте нашей деятельности. Это обязательство закреплено в федеральном законе.
