Это моя земля! - Громов Борис
– Успокоил, – преувеличенно облегченно выдыхаю я. – Тогда – продолжим…
Нет, все-таки сильно неправ был сказавший, что ждать и догонять – хуже всего. Когда догоняешь – это все же движуха. Есть цель, нужно для ее достижения приложить некоторые усилия. А вот ждать… Не люблю я это дело, еще с армии не люблю. Но выбора нет.
Мы лежим на пожухшей прошлогодней траве в пока еще серой, без единого зеленого пятнышка густой лесополосе, среди покрытых черно-серой коркой подсохшей грязи маленьких сугробов и луж. Ждем. И чем дольше мы так валяемся без дела, тем больше тревожных мыслей начинает мельтешить в голове. «А что, если они не приедут сегодня?»… «А что, если поедут со стороны Ярославского шоссе или еще с какой другой стороны?»… И вроде сам прекрасно понимаю, что, учитывая горячий норов южан, примчатся они сюда будто наскипидаренные (как же: им, крутым и гордым джигитам, какие-то русские деревенские Вани по соплям надавали) и что ни с какой «другой стороны», кроме как отсюда и с Ярославки, в поселок просто не заехать… Хотя есть, конечно, разные «тайные тропы» и «пьяные дороги», но их только местные и знают, и не по каждой из них машина пройдет. С этой стороны дорогу держим мы, с шоссе они тоже не прорвутся – там, за элеватором и зернотоком, что расположены точно вдоль обочины, сидит «засадный полк» из БРДМ, десятка парней из второй роты и всего осинниковского ополчения. Отсюда мы их решили убрать, от греха подальше. Если, по словам великого Суворова, пуля – дура, то граната или мина – вообще законченные идиотки. Нам вот только потерь среди ополченцев от дружественного огня не хватало. Нет, уж лучше мы тут сами как-нибудь…
«Внимание, – бухтит в ухе наушник радиостанции слегка искаженным голосом Зиятуллина, – большая колонна со стороны Посада. Примерно полтора десятка единиц. Брони нет, но есть два «инкассатора». Алтай-11, как принял?»
«Принял», – коротко бросаю я и, с треском разрывая тонкую вощеную бумагу, раскручиваю два зеленых тубуса с пороховыми зарядами.
Оба сразу же навинчиваю на гранатометные выстрелы, один из которых аккуратно укладываю рядом с собой, второй до тихого щелчка фиксатора вгоняю в «шайтан-трубу». Инкассаторская машина – не ахти какой броневик против армейских стрелковых калибров, но некоторые шансы сидящему внутри дает. Оно нам нужно? И я о том же…
Ого! Красиво жить не запретишь! Я почему-то ожидал, что снова увижу милицейские машины. Ошибся. Видно, на них у бандитов только рейдовые группы гоняют, для маскировки и введения граждан в заблуждение. Сейчас маскироваться им уже не нужно – на разборки катят… Пара уазовских «Патриотов» в голове колонны, за ними – два бежевых фольксвагеновских микроавтобуса с крупными логотипами «СибТрансБанк» на бортах. Потом сразу три явно не новых, но ухоженных черных «Гелендвагена», остальные мне с моей позиции видно уже плохо, но вроде «Ленд Крузеров» несколько штук и «Ниссанов» – тоже, понятное дело, внедорожников. Живут же люди! Одни мы, как идиоты, на УАЗе катаемся…
«Головы пригните, мущщины», – выходит в эфир Хондрук.
Понятно, сейчас бабахнет. В принципе МОН сконструирована так, что все поражающие элементы вперед летят, буквально выкашивая все в секторе поражения. Назад отскочить ничего не должно. Но меры безопасности – это святое. Дисциплинированно вжимаюсь в землю, подтягивая к себе уже снятый с предохранителя гранатомет. Из автомата и без меня есть кому пострелять, а вот «Фольксвагены» – на мне. Были бы у нас АКМы, скорее всего, и так управились бы. Но «пять-сорок пять» уж больно в рикошет уходить любит, и пусть и лажовенькую, но все же броню «инкассаторов» может и не пробить. А ПК у нас в группе один.
Бьет по барабанным перепонкам слитный грохот трех взрывов. Мерзко взвывают, вспарывая воздух, ролики поражающих элементов, скрежещет раздираемый ими металл кузовов и жалобно звенит разбитое стекло. Поднимаюсь на колено и, широко открыв рот и сильно жалея о том, что нет при себе ни берушей, ни ваты – затычки в уши сделать, ловлю в прорезь открытого прицела (а на кой нужен ПГО на такой дистанции да по тихоходной цели?) бежевый борт дальнего от меня инкассаторского микроавтобуса. Кумулятивная граната с шипением проносится между деревьями и врезается в «инкассатора». Смотреть, что будет дальше, мне некогда, подхватываю с земли второй выстрел, выдергиваю за матерчатую петлю предохранительную шпильку, стряхиваю в пожухшую траву предохранительный колпачок и перезаряжаю РПГ.
А нормально, похоже, получилось: мы по колонне уже секунд пять-шесть как работаем, а оттуда пока – ни одного ответного выстрела. Да, господа южане, не все коту Масленица. Не только вы на нас, но и мы на вас засады устраивать можем. И в роли дичи выглядите вы, честно говоря, ой как бледненько. Мы бы на вашем месте уже позиции занимали и огнем огрызались, а вы еще даже не поняли до конца, что вас убивают.
По обе стороны от меня народ времени зря не теряет: короткими, на два-три патрона, но частыми очередями лупят автоматы, более длинными – ручники. Сквозь их частый и звонкий перестук солидно и гулко прорывается рокочуще-лязгающий голос ПК. От замерших на дороге внедорожников летят во все стороны искры, рикошеты и какие-то клочья. Густо коптит потерявший разом все триплексы и слегка вздутый изнутри, будто просроченная консервная банка, подбитый мною «инкассатор». О! Кажется, замечены признаки разумной жизни!!! Второй бежевый «Фольксваген» начинает сдавать назад, пытаясь одновременно развернуться. Нет, мил друг, так дело не пойдет! Вскидываю РПГ на плечо, прицеливаюсь… Снова гулкое, но негромкое «бум» в ушах, снова ощущение, будто лампочку встряхнули в голове, и мгновенный, на долю секунды, приступ тошноты – привет от возмущенного подобным хамским отношением вестибулярного аппарата. Так и не успевший развернуться микроавтобус по инерции скатывается в глубокий кювет, заваливается на бок и ярко вспыхивает. Красота! Как в той древней карикатуре из Интернета, ну, той, где пара пьяных ландскнехтов тащит от горящего замка мешки с золотом: «Просто мы любим свою работу!» Вот-вот, поддерживаю всеми лапами.
Роняю с плеча на землю РПГ и подхватываю Тигру. Предохранитель давно снят, патрон в патроннике, но стрелять не спешу. К чему просто так боеприпасы тратить? Огневой налет, продолжавшийся секунд пятнадцать, стихает. Те, кто убит, опасности для нас уже не представляют; те, кто выжил, – забились по каким-то щелям, из которых нам их без потерь не выковырять. А нам потери ни к чему.
«Борода, наблюдай, – вызывает нашего снайпера Зиятуллин. – Остальные – отставить огонь и укрыться».
Послушно сползаю назад, за гребень холмика. Вижу, как мои соседи слева и справа делают то же самое. Правильно, нечего геройствовать. Во-первых, сейчас выжившие бандиты, чтоб перед собой за первую растерянность и испуг оправдаться, палить начнут во все стороны. А во-вторых, ОЗМ-72 – это вам не МОНка. Нет, площадь поражения у них примерно одна: у МОН – сектор на полсотни метров вперед, у ОЗМ – радиус сплошного поражения – двадцать пять метров, а летит-то во все стороны, так что примерно тот же «полтинник» и выходит. Вот только готовых поражающих элементов в «семьдесят второй» – почти в пять раз больше, что-то порядка двух с половиной тысяч, против неполных пятисот у «пятидесятки». И системы опознания «свой-чужой» у этих шариков-роликов нет и не предвидится. Ну его, от греха!
«В «гелендах» явно живые есть: похоже, «мерсы» тоже бронированные были, – начинает докладывать разглядывающий поле боя со стороны сквозь четырехкратную оптику прицела Борода. – В серебристом «крузаке» – тоже. У второго «Патриота» в кювете – двое, отползают за горящий «фолькс»…»
Ну о том, что шарики-ролики мин и наши пули явно не всех ухлопали, и без его доклада легко можно было догадаться. Мертвые не матерятся вполголоса, не перекликаются хриплыми гортанными голосами и уж точно не вопят что есть мочи от боли. Кстати, если орут дурниной – значит, не так уж сильно ранены. Этому меня много лет назад под Грозным на ПМП научил пожилой санитар-контрактник, что занимался там сортировкой раненых. Он говорил, что у по-настоящему серьезно раненых сил на вопли просто нет, и они лежат тихо или негромко стонут. А если горланит – значит, и подождать немного сможет.
