Дорога особого значения - Александр Александрович Тамоников
Но арестантские шеренги все так же понуро молчали и не двигались. Из немалого количества узников всего лишь несколько человек вышли из строя.
— Я вас понимаю, — сказал на это вербовщик. — Мое предложение было неожиданным, и вам нужно подумать. Что ж, думайте до утра, а утром встретимся еще раз.
В ту же ночь пятеро арестантов решили бежать. Побег намечался давно, но пока к нему еще не были готовы, однако обстоятельства складывались так, что бежать было необходимо немедленно, потому что уж слишком важным и зловещим показалось беглецам выступление вербовщика. А вдруг советская власть ничего не знает ни о готовящихся диверсиях на Транссибирской магистрали, ни о предполагаемой вербовке сибирских заключенных для участия в этих диверсиях? Значит, людям, представляющим советскую власть, необходимо об этом рассказать. Причем немедленно. Потому что как знать: а вдруг такие же вербовки ведутся и в других концлагерях? Вдруг и в сибирских лагерях уже посеяна смута, и вот-вот одно за других начнут вспыхивать восстания, мятежи и побеги, а вслед за ними и диверсии на Транссибирской магистрали?
И они бежали. Как уже было сказано, из пяти беглецов уцелели лишь двое. Да и тем двоим несказанно повезло: оказавшись в лесу, они встретили партизан. Убедившись, что беглецы не лгут и что информация, которой они располагают, и впрямь важна, партизаны связались с командованием Красной армии, а те — с органами НКВД.
НКВД также по достоинству оценил полученную информацию, да иначе и быть не могло. И армейская разведка, и НКВД уже располагали подобными сведениями. Если говорить точнее, они знали, что нечто подобное немецкое командование намерено осуществить в северной части Советского Союза — либо в Воркуте, либо в Салехарде. То есть поднять восстания в тамошних лагерях, предварительно отправив туда им на помощь специальные диверсионные группы, личный состав которых большей частью должен был состоять из завербованных советских военнопленных. Массовые восстания, по замыслу немцев, должны начаться с наступлением весны — то есть когда позволят погодные условия. Командование Красной армии и НКВД об этом знало и разрабатывало соответствующие планы, дабы не допустить ничего подобного.
Но вот то, что такие же операции немцы надеются осуществить в Сибири, для советских органов оказалось новостью. Шутка ли — поднять массовые восстания заключенных в сибирских лагерях, чтобы вывести из строя Транссибирскую магистраль! Тут уж, понятное дело, следовало и встревожиться, и задуматься, и в экстренном порядке изобрести эффективные способы противодействия.
После размышлений и совещаний советское армейское командование вкупе с НКВД пришли к определенным выводам. Никто всерьез не верил, что на Транссиб будет заброшена немецкая диверсионная группа. Каким таким непостижимым способом немцы это сделают? Сибирь далеко. Туда просто так не доберешься — ни самолетом, ни поездом, ни другим транспортом. Тем более если добраться пытается целое воинское подразделение вместе с оружием, взрывчаткой, запасом провизии и прочими необходимыми для таких случаев вещами и предметами. Стало быть, диверсионную группу вычислят и нейтрализуют. Сибирь это все же не Воркута и не Салехард, которые находятся не так далеко от линии фронта. Сибирь — это, можно сказать, край земли.
А вот с тем предполагаемым фактом, что кто-то может попытаться устроить кутерьму в лагерях, приходилось считаться самым серьезным образом. Кто может организовать такую кутерьму да еще и с последующими диверсиями на магистрали? Сами заключенные вряд ли. Конечно, они могут устроить массовый побег (благо весна на подходе), могут даже устроить массовый бунт, но вовсе не ради того, чтобы тем самым начать взрывать железные дороги и рушить тоннели — то есть, по сути, объявить войну советской власти. У массовых бунтов и побегов зэков совсем другая цель — оказаться на свободе. А вот чтобы вступить в открытое сражение с советской властью — здесь нужна чья-то руководящая и направляющая рука.
Но что же это за рука? Откуда ей взяться в дальних сибирских лагерях? Ответ здесь напрашивался сам собою. Если, скажем, в тот или иной лагерь проникнет фашистский агент и если ему удастся сколотить в лагере хотя бы небольшую группу единомышленников, то вот вам и беда. Если эта группа поднимет восстание, то к нему непременно присоединится большинство других заключенных. Да, но откуда взяться в лагерях той самой направляющей и организующей вражеской руке? Ответ здесь также напрашивался сам собой. Агент может быть замаскированным в том же самом городе, где имеется хотя бы один лагерь. Он постарается любым способом проникнуть в этот лагерь, чтобы организовать в нем смуту. Другого способа поднять заключенных на войну с советской властью просто нет. И если поднимется один лагерь, могут подняться и соседние лагеря.
Так оно, скорее всего, и будет. А потому необходимо вычислить тот самый лагерь, с которого, по предположению немецкой разведки, все и начнется. Тут нужно подумать обо всем, продумать действия тщательно и старательно, не упустить никакой, даже самой незначительной детали. Ошибиться тут нельзя. И, вычислив такой лагерь, необходимо предпринять меры, чтобы погасить в нем смуту в самом зародыше. Если смута утихнет в одном лагере, то и в других лагерях она утихнет также. Такой вот расклад, такая вот логика.
После размышлений и анализа имеющейся информации армейская разведка совместно с НКВД пришла к выводу, что смута может начаться в лагере, расположенном в городке под названием Мариинск. Почему именно на нем был остановлен выбор? Тут, по мнению разведки и органов НКВД, имелся свой резон. Даже несколько резонов. Во-первых, городок располагался на Транссибирской магистрали. Во-вторых, поблизости находились несколько лагерей. Можно сказать, целый куст лагерей с разным режимом содержания в них. И в-третьих, в лагере в Мариинске не так давно случилось громкое происшествие: был убит местный оперуполномоченный. По горячим следам найти убийц не удалось, да и по сию пору они не найдены.
Основная версия, по мнению следствия и начальника лагеря, — оперуполномоченного убили блатные, коих в лагере немало. Может, оно и впрямь было именно так, а может, и как-то иначе — как знать? Версия — это еще не доказательство. И
