Андрей Таманцев - Гонки на выживание
Пастух изготовился. Чтобы попасть на балкон, второй непременно должен был пройти мимо и именно так, как и нужно было ему — из дверного проема спиной. По интонации голосов Сергей определил — оба расслабились, утратили контроль.
— Иду, — откликнулся второй и, выходя в коридор, зажег свет.
Из-за угла появилось плечо, широченная спина, налитая шея. Наверняка такому не впервой убивать… Веревка беззвучно мелькнула в воздухе и тотчас перетянула толстую шею.
Пастух затянул сильней. По телу пошли волны судорог… Вот и все.
Он не дал телу противника упасть — мягко опустил его на пол, привалив к стене. Через секунду складной автомат с глушителем, и шипящая включенная рация побежденного уже были в руках Пастуха. Через стеклянную дверь он видел, что первый, задрав голову, на фоне светлеющего окна рассматривает что-то вверху над балконом. Он тоже стоял спиной.
Черный цилиндр глушителя уперся ему в ямку пониже затылка, прямо в основание черепа. Он не заорал, не дернулся, только поднял руки — видно, знал, к кому шел.
— Умница, — прошептал ему в ухо Пастух. — Молодец… Гони текст в рацию… Тот даже не попытался провести контрприем: стальной холод ствола действовал отрезвляюще: он беспрекословно стянул с груди и прижал к губам коробочку приемопередатчика.
— Повторяй за мной: "Они смылись, — прошептал ему в ухо Пастух. — Ведем осмотр помещения. Пусто. Всюду пусто. Ушли… Минут через десять встречайте внизу.
Полный отбой. Конец связи".
Сергей чувствительно ткнул тупорылым глушителем в затылок. Тот был догадлив — выдав сообщение, отрубил связь.
— Соображаешь! А теперь слушай сюда, — быстро сказал Пастух. — Ты труп.
Напарника твоего уже нет. Могу заквасить и тебя. Дарю вариант. Согласен?
Тот молча кивнул.
— Отвечаешь, не раздумывая, без запинки! Иначе дырка.
Тот снова кивнул.
— Чей приказ? — быстро, спросил Пастух. — От кого пришли? Кто вы? Отвечай!
— Если б знал чей приказ, сказал бы, — стертым от смертного ужаса голосом проскрежетал тот. — Мы группа СОН.
— Что за СОН?
— Спецподразделение особого назначения.
— Кому подчиняетесь?
— Второму управлению Минобороны. Генералу Бушенко.
— Кто над ним?
— Без понятия. Пригнали срочно, дали адрес, поставили задачу — и все.
— Убрать нас?
— Ну… — Сколько вас тут?
— В нашей группе семеро.
— Командир группы?
— Фамилии не знаю. Зовут Боб. Майор спецназа. Из Москвы. Длинный, со шрамом на лбу. Он тут, внизу.
— Сколько за нас заплатили? — Две тыщи аванс. Еще три — после. «Зелеными».
— Стало быть, по пятерке на рыло? Не густо. Кто я, в курсе?
— Я ж не вижу, — промычал тот.
Сергей стянул с него черную маску и, не отрывая ствола автомата от его стриженого затылка, подвел к большому зеркалу в коридоре.
— А ну глянь… — Пастухов, — прошептал тот.
— Значит, знаешь, кого велели глушить?
— Знаю, — кивнул тот.
— Ночью в воскресенье на дороге был?
— Был.
— Почему тогда не стреляли?
— Не было приказа.
— А теперь, значит, получили?
— Угу… — Кто дал красную ракету?
— Сами не поняли. Был приказ захватить вас. Сорвалось… — Кто девчонку задавил?
— Боб… — Ну, так взгляни на меня получше, парень. Взгляни и запомни капитана Пастухова. Он дарит тебе жизнь.
Тот молчал, с ужасом глядя на противника в зеркале.
— У нас без обмана, — усмехнулся Пастух. — Живи. Что надо сказать?
— Спасибо… — прошептал тот.
— Ложись! — негромко рявкнул Пастух. — Ложись, гнида! Сейчас будет больно.
И едва тот повалился ничком — тем же обрывком веревки в два приема были стянуты его руки за спиной. Тот тихо взвыл.
— Хреновый ты спецназовец, — заметил Пастух. — Хо-очешь жить, паскуда… хо-очешь! Ладно, дыши пока. Все равно свои кончат — сам знаешь. Ты теперь не в цене.
Сергей сложил и спрятал под куртку второй автомат, сунул в карман удостоверение, еще одну чужую рацию. Проходя мимо убитого, он наклонился, сунул руку к нему в карман, нашел запасной магазин автомата и набор отмычек.
И вдруг тот шевельнулся… Он был жив. Пастух пощупал пульс — биение едва ощущалось. Ничего не стоило остановить это биение, редкое, замирающее.
Остановить навсегда. Он стянул с него маску, вгляделся в загрубевшее молодое лицо, взглянул на лиловую борозду вокруг шеи. Парень оживал, лицо розовело.
Могучие мышцы все же спасли его. Чей-то сын, брат, может быть — отец, муж… Но Пастух не позволил себе отмякать сердцем. Он помнил то женское тело в окровавленном зеленом платье, нелепо раскинутые руки и ноги, как у большой сломанной куклы.
Он тихо приоткрыл входную дверь. К нему шагнул бледный Перегудов.
— Сейчас, — будто что-то вспомнив, сказал Пастух и опять скрылся в квартире.
Он вернулся минуты через полторы, подталкивая стволом автомата белого от страха «гостя», который, пригнувшись, тащил на спине едва живого напарника.
Сергей торопливо запер массивную дверь на все замки.
— Наверх, быстро! — процедил он. — В штурмовом темпе! Тащи и думай, как тебе сегодня повезло, Егоров.
На двенадцатом этаже он пристегнул запястья обоих противников к стальной перекладине лестницы.
— Слушай, Егоров, ты меня знаешь. Хочешь выжить — сиди тут и не питюкай.
— Стрельни мне в руку, — попросил Егоров.
— Умница, — оскалился Пастух. — Хочешь жить… Тогда терпи.
Жестоким ударом он надолго отключил его от малоприятной реальности и вслед за Доком торопливо скрылся на чердаке.
— Думаешь, на крыше их нет? — тихо спросил Перегудов.
— Вам знаком этот предмет? — чуть отвернув полу куртки. Пастух показал второй автомат.
— Бесшумные «ПП-95М», — заметил Док. — Спецназ такие пока и не нюхал.
Занятно!
— Еще бы! Ну — вперед и вверх, а там… Снова они были на крыше. Тут не было никого. Видно, Боб еще не допер.
Пригнувшись, чтобы не быть замеченными, короткими перебежками они добрались до следующего входа в чердачное помещение и скрылись в нем. Но люк на лестничную площадку оказался заперт. Другой — тоже заперт. Следующий — замурован намертво.
Лишь в шестой секции чердака, уже отчаявшись выбраться, они нашли узкий лаз, по которому выползли на площадку лестницы, вошли в лифт и спустились вниз.
Утренний двор еще был пустынным. В отдалении, у входа в парадное, где жили Злотниковы, стояли двое, судя по виду, готовые в любую секунду открыть огонь по выходящим из подъезда. Двое других хоронились за густыми высокими кустами шиповника. Между колесами припаркованных машин охотничий глаз Пастуха различил еще чьи-то ноги, и, когда тот сделал шаг и показался из-за машины, он без труда узнал бывшего майора Боба.
— Пятеро, — тихо проговорил Сергей. — Эх! Вон тому длинному дырку бы добавить… Жалко, времени нет. Ладно, может, еще встретимся… «Патрола» на стоянке у подъезда не наблюдалось.
— Черт, — проговорил Док, — «джипчик» — то наш — тю-тю! Не иначе отошел врагу.
— Ни фига, — прошептал Сергей. — Я когда ночью спускался, в соседний двор его отогнал. От греха. И номера еще раз сменил — дяде Косте поклон… Из кустов вышла кошка и удивленно уставилась на них. Постояла и побежала по своим кошачьим делам. Вдруг во дворе показалась пожилая дворничиха. Она толкала перед собой разломанную детскую коляску, на которой стояла огромная коробка из-под японского телевизора. Из коробки выглядывали метлы. Коляска громко повизгивала несмазанной осью и дребезжала на весь двор. Те пятеро, что ждали у подъезда, готовые открыть огонь, быстро обернулись на этот звук и скользнули в парадное.
— Вот спасибо, тетенька, — прошептал Пастух и, вытащив пистолет «гюрза», пригнувшись, стремглав выскочил и исчез в зелени. За ним рванул и Перегудов.
Почти беззвучно отталкиваясь от асфальта, за шумовой завесой разбитой коляски они добежали до полукруглой арки, выходящей в соседний двор. Через пустую детскую песочницу, по кратчайшей линии, легко перемахнув через несколько бетонных заборчиков, окружавших дворовую спортплощадку, они добрались до своего «джипа». Пастух перевел дух, бегло осмотрел машину, быстро открыл ее, завел мотор.
— Ну вот, кажется, и все, — сказал он и плавно тронул приглушенно рокочущий черный «патрол» со стоянки.
Утро занималось чудесное, чистое, омытое ливнем ночной грозы.
— Куда? — спросил Док.
— Будто не знаешь, — усмехнулся Пастух. Храм Иоанна Воина на Якиманке, мимо которого они пронеслись этой ночью, только что открылся.
Прихожан еще почти не было. Лишь несколько старушек стояли перед закрытыми царскими вратами алтаря, откуда доносился негромкий голос дьякона. В северном приделе храма у аналоя с крестом и Евангелием отец Андрей, в епитрахили поверх черного подрясника, готовился принимать исповедь.
Он почти не изменился с тех пор, как они виделись последний раз в Спас-Заулке и, Несмотря на бороду и облачение, выглядел не намного старше Пастуха.
