Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи

— Но… — попытался возразить Лукин, однако Василий Петрович продолжал:

— Местные власти и полицию не оповещать, иначе триста человек лишатся жизни. Вы поняли?

— Да как вы можете! — его собеседник обрел, наконец, дар речи.

— До встречи через полчаса — внимания на реплики атташе он не обращал — и не поленитесь проверить мою информацию — Моргунов положил трубку и быстрым шагом направился в машину, пока за территорией вокруг посольства не начали следить.

г. Волхов, аэродром ПВО, 12:02

Оба двигателя перехватчика плавно работали на холостом ходу, постепенно прогреваясь до рабочей температуры. Хорев выпустил и вновь убрал, проверяя, закрылки, покачал штурвал, контролируя работу руля. Механик сделал отмашку рукой — порядок.

Хорев бросил наружу взгляд сквозь стекло фонаря. Механик уже повернулся к нему спиной и неспешно удалялся, снимая на ходу наушники. Майор ещё раз посмотрел на приборы.

— Я Волга, прошу подтверждения на взлет, прием.

— Волга, разрешение на взлет подтверждаю, прием.

Хорев отпустил тормоз и многотонная машина, слегка подрагивая серебристыми крыльями как встревоженный лебедь, неспешно покатилась по рулежной дорожке. Сделав несколько плавных поворотов, перехватчик замер у начала взлетной полосы. Пилоту она сейчас казалось ровной серой лентой, уходящей к горизонту и теряющейся где-то вдали. Майор чуть передвинул один из бесчисленных селекторов и свист работающих двигателей стал на порядок выше. Старт.

— Я Волга, прошел точку возврата.

— Волга, вас понял.

Через несколько секунд, сотрясая ревом окрестности и оставляя за собой темный след из смеси выхлопных газов и раскаленного воздуха, СУ-27 почти отвесно ушел в небо. Спустя ещё мгновения самолет набрал высоту шесть тысяч метров и лег на предусмотренный планом полетов курс.

— Я Волга, высота шесть, курс 3-2-0, прием.

— Волга, продолжайте двигаться курсом 3-2-0, прием.

— Я Волга, вас понял.

Первые пять минут заданного ему маршрута курс майора совпадал с тем, который он составил себе сам и о котором ничего не ведал руководитель полетов, поддерживающий с ним связь на КП. Хорев знал, что из всего их полка только его машина находится в воздухе и это создавало подсознательное ощущение своеобразного простора. Воздушное пространство здесь было хорошо ему знакомо и находилось в зоне пограничной ответственности его части, а значит иных военных самолетов в радиусе ста километров быть не должно. Локатор дальнего обнаружения эту уверенность подтверждал. Майор окинул привычным взглядом доску приборов и взглянул на часы. Ещё две с половиной минуты ему лететь заданным курсом, а там… В голове пилота давно созрел собственный подробный план действий, в который он не посвятил даже Матвеева, рассудив, что гражданскому человеку знать это нет никакой пользы и интереса. Сейчас курс его лежал на юг, а совсем скоро он направится на восток… Небо под ним было безоблачным и лежащая далеко внизу земля была покрыта крупными квадратами полей и блестящими зеркалами озер. Далеко на юго-западе клубились серо-белые кучевые облака, становясь ещё более контрастными от оттеняющего их солнца. Двигатели шумели привычно и надежно, поддерживая скорость 1,5М. Когда до изменения маршрута осталось десять секунд, майор начал отсчитывать время про себя. „9, 8, 7, 6….“ Произнеся „один!“, Хорев выжал до упора левую педаль, завалил машину на бок и направил её в крутое пике, переходящее в отвесный штопор. Многократная перегрузка вжала его тело в спинку сиденья, в глазах, почти лишившихся кровообращения, враз потемнело. Не предусмотренный уставом радиотелефон, на котором поверх комбинезона лежал привязной ремень, больно вжался в ребра. На экранах радаров наземного слежения такое движение могло восприниматься только как катастрофа, падение и Хорев, крепко сжимая в руке штурвал, бесстрастно представил себе переполох в диспетчерской на аэродроме. Как ответ на его мысли, радиосвязь зашуршала и в наушниках раздался взволнованный голос руководителя полетов:

— Волга, как слышите меня?

Майор, усмехнувшись и плотнее сжав губы, промолчал, но связь не прерывалась.

— Волга, отзовитесь, что у вас стряслось?

Хорев внимательно следил за преближающейся и угрожающе раскрывающей свои объятия землей, поглядывая иногда для контроля на датчик высоты. Хороший пилот всегда комбинирует свой опыт и интуицию с показаниями установленной на самолете электроники, потому что в лукавом и коварном небе поодиночке недостаточно ни одного, ни другого. Ещё с самых первых своих полетов в училище его не оставляло ощущение, что Вселенная недолюбливает летающих людей, считая что они незаконно присвоили себе это право, рассматривая их как вызов, брошенный природе. И природа мстила, не прощая ошибок. Поэтому каждый полет был для Хорева самоутверждением, победой над своими страхами и силой земного притяжения.

— Волга, ответьте земле, ответьте земле, прием!

Хорев пока молчал. На высоте примерно тысячи метров он уменьшил угол падения, не прекратив снижения. Однообразная и невыразительная при взгляде с большой высоты земля, открывалась теперь хорошо различимыми дорогами, домами и движущимися разноцветными автомобилями.

— Волга, слышите меня, прием!

Майор нажал кнопку радиосвязи. Первая мысль, которая может прийти тем, внизу, это, конечно, технические проблемы, которые могли у него возникнуть. Поэтому совсем неплохо выиграть ещё немного времени и поддержать их в этом заблуждении.

— Я Волга, проблемы с двигателями. Правый выдает тридцать процентов тяги, левый едва двадцать! — выдавил он из себя срывающимся голосом и подумал, что при соответствующем образовании из него мог бы получиться неплохой актер — пытаюсь удержать машину и вернуть её на обратный курс!

— Волга, при такой тяге вам это не удастся! Разрешаю вам последнюю попытку поднять обороты, если не получится, приказываю катапультироваться!

„Ну с этим мы ещё подождем“ — с насмешкой подумал про себя майор, вслух же ответил:

— Я Волга, вас понял.

Через несколько секунд нарочито спокойный голос руководителя полетов опять зазвучал в наушниках:

— Волга, по данным наших средств наблюдения, вы идете на высоте шестьсот метров и продолжаете снижаться! Так мы скоро потеряем вас из виду. Электрооборудование и приборы функционируют?

Майор промолчал, сосредоточившись на управлении.

— Волга, ваша высота пятьсот, приказываю катапультироваться!

— Я Волга, вас понял.

Итак, скоро они потеряют его из виду, что и необходимо. Хорев облегченно вздохнул и позволил истребителю спуститься до высоты двести метров. Вот теперь они его точно потеряли, полагая, очевидно, что самолет разбился, а он катапультировался. Пока вышлют поисковые группы, оповестят власти в регионе, его давно уже здесь не будет. Остатки былого волнения окончательно исчезли, несмотря на драматичность ситуации. В конце-концов он был сейчас за работой, единственной, к которой имел призвание и которую мог делать хорошо.

СУ-27 летел сейчас на высоте двести пятьдесят метров со скоростью чуть ниже 1000 км/ч. Всё живое, что находилось непосредственно под ним внизу должно было падать на землю от нестерпимого грохота, врывающегося в уши. Но местность вокруг была почти пустынна, сейчас он летел строго на север и с каждым пройденным километром всё менее обжитой казалась отчетливо различимая земля внизу. Необработанные поля, редкие березовые перелески, мелкие пруды… Эта картина мелькала перед ним, как будто свихнувшийся киноаппарат прокручивал пленку с многократной скоростью. Время такого полета должно было составить пятнадцать минут, этого вполне достаточно для того, чтобы когда он снова наберет высоту, наземные станции слежения не смогли идентифицировать новую точку на экранах своих локаторов. Точнее, две точки рядом… Кроме того, истребитель на такой низкой высоте, при значительном сопротивлении воздуха, расходует невероятное количество драгоценного топлива и удовольствие бреющего полета не должно продолжаться долго.

Диспетчерский пункт попытался ещё несколько раз выйти на связь, но не получив ответа, замолчал окончательно. Это могло означать только одно — роль свою он сыграл великолепно и на аэродроме уверены, что вылет потерпел катастрофу. Нажатием кнопки Хорев выключил радиосвязь, ещё какое-то время она не понадобится. Он расстегнул воротник комбинезона, облегчая доступ к телефону во внутреннем кармане и ладонью свободной, левой руки вытер вспотевшую шею. „Ну вот и случилось“ — сказал он сам себе — „и ничего особенного, работа как работа.“ Мысль о необратимости происходящего радовала его не меньше, чем ранее и Хорев даже сам этому немного удивился. В конечном итоге, сейчас он потерял всё, на чем долгие годы базировалась его жизнь — воинскую присягу, службу, друзей, Родину, очень может быть даже саму жизнь. Но ни малейшего сожаления не было. Он хотел всё начать заново и даже если новое начало означало смерть, он бы всё равно не стал возвращать самолет на прежний курс. Всё, что ни делается, делается к лучшему.