Николай Иванов - Чистильщики
— Все, — впервые разомкнул уста дядя Ашот.
С фотографической точностью, словно в самом деле откручивая кино в обратную сторону, выставил кейс чуть бочком обратно в сейф, свесил под определенным углом с ручки-лба чуб-цепь.
Настало время Олегу самому выходить на Николаева. Но что за прелесть подобные включения!
— Слушай, композитор, тебе он нужен, этот футбол? Ну гоняют мяч жирные бездельники, а мы-то тут при чем? Пойдем по пивку ударим. «Балтику-5» знаешь?
Игорь или дара речи лишился, или забыл ответить, что, впрочем, по состоянию одно и то же. И мчался с трибун, видать, столь стремительно, что перехватил полицейских чуть ли не на следующем шаге. Убедился по общему настроению, что все прошло гладко, но доставил еще раз радость и себе, и ДОФу — переспросил:
— Удачно?
— Осталось не запороть пленку. Как у вас там, в ФСБ, нормальные проявщики имеются, или снова нам становиться к ванночкам? — поигрался гордостью за свою контору Штурмин.
Игорь торопливо протянул руку: проявка и изучение материалов — прерогатива инициатора задания. Налоговая полиция пусть занимается своими налогами. Хотя и он не прав, тысячу раз всем объяснялось: сбором налогов занимается налоговая инспекция, а полиция…
Бесполезно. Пока лично у тебя зуб не посверлят, бормашину не проклянешь.
По мобильному связался с мамой. Даже не притворялся, признался себе сразу: если Надя звонила, она сообщит об этом быстрее, чем поинтересуется его самочувствием. Хотя до появления Нади выше здоровья сына для нее ничего не существовало,
— Как самочувствие, сынок?
Так, разговор можно закруглять, след не взят.
— Все хорошо. Поездка в Крым пока не отменяется, так что рассчитывай.
«Если не улечу в Хабаровск», — не стал ловчить, признался себе и в этом: откровение служебное за откровение личное. Кошмар, что делает с людьми возраст…
… К сожалению, интуиция насчет Хабаровска не подвела. Начальник оперативного управления уже наверняка знал о результатах операции, и, возможно, даже чуть больше самого Штурмина, потому что встал из-за стола довольный. Но слова сказал совсем о другом, смертельном для отпуска:
— Что там твой «крестник» насчет Хабаровска прошептал? Насколько это реально?
— «От людей на деревне не спрятаться», — успел пропеть Штурмин. Далось ему это ретро! А признался, хотя и в ущерб себе, но честно: — Я бы ему поверил.
— Верь, — мгновенно разрешил генерал. — А раз вы уже здесь, набросайте новый планчик рабогы по Стайеру. Его надо гнать, не давать останавливаться. И тогда он начнет совершать ошибки… Свободны.
Подобная фраза в устах начальства — прямо противоположна своему изначальному смыслу. «Свободны» — значит, чтобы не теряли время в моем кабинете, отпускаю вас работать. Пусть пока и над планом.
Николаич за дверью развел руками: извини, но обстоятельства выше нас. К тому же ты ведь все равно просил поначалу пару дней, а впереди еще целых две недели. Выкрутимся. Точнее, скажем так: выкручивается тот, кто крутится.
Светлым пятном оказалось лишь лицо Клинышкина. Почему-то не пожелав докладывать при Николаиче, подмигнул после его ухода:
— По одной из традиций, скорее всего нас и касающейся, в косички на Востоке старики вплетают родовые тайны.
— Откуда знаешь? — встрепенулся Олег.
— Живу я долго, — скромно пожал плечами Василий.
Штурмин даже не стал реагировать на наглость молодого.
— Богданович утащил у Трофимова какую-то тайну, — озвучил он то, что для Клинышкина стало уже известно. — Пока мы не знаем какую. Но наверняка ценную… Василий, странное дело: у меня появилось желание лететь в Хабару. С чего бы это?
— Со мной поведетесь — и на Северный полюс вместо Крыма полетите…
— Убью!
Глава 4
Самое досадное, что в Хабаровске, с его забежавшим аж на семь часов вперед временем, розыску практически ничего не светило. Трофимов из Калининграда, что Штурмин предугадал сразу, исчез. Григорий Григорьевич и другие опрошенные клялись, что никоим образом не касались того дальнего края и даже не предполагают, что может связывать их вконец исчезнувшего шефа с Дальним Востоком. Лети туда, не знаю куда.
За утешение, видимо, следовало считать то, что генерал утвердил план по Хабаровску после официальных поздравлений и благодарностей, пришедших из ФСБ. Правда, с ключевой поправкой: перенес срок возможной командировки на Дальний Восток с «сентября» на «сразу». Как же, помним: «Противника надо заставить совершать ошибки…»
Зато теперь, когда взят билет, получилось, что он на несколько часов предоставлен самому себе. В мобильном телефоне ради этого вынут блок питания, и никто не вмешается в личную жизнь. Езжай в любую сторону, встречайся с кем угодно. Осталось выбрать, как с пользой занять время.
Лукавил, лукавил перед самим собой Олег. Прекрасно и давно он знал, куда направит усталую, старую мордашку преданнейшего «Москвича». На Минское шоссе, а там поворот в Баковку. Чтобы с удовольствием увидеть Надю — в немного тесноватом спорткостюме.
— А ничто человеческое нам не чуждо, — проговорил вслух Олег и по привычке потянулся щелкнуть по носу обезьянку-милиционера.
Рука зависла над пустым местом, но он улыбнулся. И завернул к слепящему солнцем универсаму…
— Нет и нет, уберите!
— А это не вам, — пожал он плечами, когда Надя категорически выставила руки против пакета с гостинцами. Предсказуемые в своей агрессивности люди слабы тем, что к их реакции можно подготовиться. — Сударыня, хозяйничайте, — отдал фрукты запрыгавшей от радости Вике.
— Вы ее приучите к подаркам, а потом, в один прекрасный момент, их не окажется и…
— Когда я смогу, с вашего позволения, естественно, приезжать, они у нее будут всегда, — не пообещал, а сообщил Олег. Силком забрал у Нади лопату, которой она вырубала сорняки у ограды, — Потом, мне кажется, ребенок должен знать, что существуют нормальные, дружеские отношения.
Надя поправила очки, но спорить не стала. И лопату не отобрала. Наверное, ежам тоже не всегда приятно ходить с выпущенными иголками. А может, и иголки-то — мягкие? Кто притрагивался?
Не Надежда, а сплошная зоология.
Если бы!
— Вас Мария Алексеевна послала?
Шипы оказались достаточной твердости и убираться внутрь не собирались. И отныне надо запомнить навсегда: близорукие перед нападением очки не снимают, а именно поправляют, придавая им устойчивость.
Философия, черт бы ее побрал! Нет бы отбросить лопату, подойти к Наде и обнять, прижать к себе. И не отпускать, пока не отогреется и не затихнет.
— Что вы так пристально смотрите? — Надя не смогла прочесть его мысли и напряженно замерла.
— Я хотел подойти и обнять вас, — не без усилия признался Олег и специально наклонился к сорнякам, чтобы не видеть реакции Нади.
А когда поднял голову, она уже уходила к дому. Обиделась? Она может, у нее не заржавеет. И наверняка приняла для себя какое-то решение.
Ничего не оставалось делать, как продолжить прополку чертополоха. И ждать. Ежели позовет к столу на чай — простила, нет — тихонько за калитку и в «Москвич». И с чего это вздумалось изменять собственным правилам?
Крапива обожгла руки — и нет бы своя, а то из-за расшатавшегося забора, просунув крысиную морду в щель. Ограде требовалась помощь не меньше, чем грядкам, чем дому, чем Наде.
— Дядя Олег, возьмите, — неожиданно послышался за спиной грустный голосок Вики.
Все, можно не оглядываться.
Девочка протягивала ему пакет с наспех набросанными в него продуктами. Вике безумно не хотелось расставаться с подарками, она и пакет-то не возвращала, а больше как бы прижимала к себе.
Олег присел, протянул к Вике руки: иди и расскажи, что случилось.
— Мама сказала, что надо отдать вам. А я еще ни одной сливки не успела попробовать, — бесхитростно поведала девочка.
— А хочешь?
— Да.
— Тогда кушай, — Олег распотрошил пакет.
— Мама сказала, что нельзя.
— А мы вместе будем есть. Я в этом году сам еще ни разу слив не ел. Держите, сударыня.
Загораживаясь спинкой от окон, девочка торопливо принялась засовывать в рот спелые, с треснутой кожицей ягоды.
— Вика!
Девочка вздрогнула, уронила из ладошек схваченные про запас сливы. Глазки беззащитно уперлись в Олега: что мне теперь будет?
— У тебя хорошая мама, — успокоил ее Олег. Хотя про себя в сердцах произнес недавно подуманное: «При чем здесь ребенок?»
Встал с колен. Его в дом не зовут. Собственно, ему самому все здесь сиренево. Не появлялся он здесь сто лет — и мир не перевернулся.
Воткнул в землю лопату. Попал ею в кирпич и, пока шел к калитке и оттуда на прощание оглянулся, пытавшийся изо всех сил устоять черенок вынужден был поклониться за труды и улечься рядом с пакетом. Нади нигде не было видно, словно голос ее пришел с небес. Лишь Вика-сударушка осторожненько махала ему рукой.
